Собор смольного

      Так смотрят дети в зоопарке на страшных зверей. Эти мальчишечьи глаза сопровождают меня по жизни, они всегда передо мной. Они будят во мне мысли и чувства, и вопросы, вопросы, вопросы... Эти глаза – символ целой эпохи.
      В далеком 1956 году я попал в туристическую группу школьников для поездки в Москву, Ригу и Ленинград. По тем временам это было явление очень редкое, возможно из нашего города она была организована впервые. В группу попали ребята из разных школ города. Я не знаю, по каким критериям производился отбор, скажу лишь, что все были активными, любознательными и смышлеными.
      Поездке предшествовала у меня огромная борьба желаний. Дело в том, что незадолго перед этим произошло чудо. Нам выдали на-стоящую футбольную форму общества «Спартак», и дали мячи для тренировок. Я не знаю, как я попал в команду, поскольку сам оцени-вал свою игру более чем скромно. У нас были просто мастера-виртуозы, Лешка Брух, Игорь Котляр и другие. Но так решили ребята, и моему счастью не было предела. Бутсы, гетры – я их видел только у настоящих футболистов и только издалека и редко, а тут твои личные. Одно меня огорчало, дома мне категорически запрещали играть в футбол, а потому свою форму я держал у друзей.
      Вскоре прошли первые игры. Вот действительно чудо, меня ставят в основной состав, правда в защиту на правый край. Играли тогда по системе дубль W, как сейчас никто не играет, в защите пять футболистов, трое в нападении и два в середине поля. Моя позиция менее ответственная и она доставалась, скажем так, менее способным игрокам. Но все равно, играть в основном составе для любого маль-чишки была великая честь. И вот игра на стадионе, где есть даже летний душ. Впечатлений и восторгов море.
     И вдруг предложение поехать в Москву и Ленинград! Сердце разрывалось на куски, я не спал ночами. Я понимал, что после поездки мне места в команде не будет, а если и будет, то скорее всего в запасе. Так оно, впрочем, и произошло, за месяц команда сыгралась, мою футбольную форму, а всего их было 11 комплектов, удачно примерил другой парнишка, и на том моя футбольная карьера завершилась.
     Тяжело далось мне решение ехать в турпоездку, но Москва и Ленинград пересилили. Помню волнение, комок в горле и слезы на глазах, когда мы подъезжали к Казанскому вокзалу в Москве. Тогда при подъезде к столице по радио пели песни о Москве и исполнялся гимн, а диктор торжественно объявлял: «Наш поезд прибывает в столицу нашей Родины, город-герой Москву». Чувство гордости за нашу великую страну переполняло сердца – ехали мы почти трое с половиной суток, а проехали меньше половины страны.
Телевизоров раньше не было, и хотя в те времена в киножурналах, которые всегда показывали перед фильмом, мы часто видели Москву, но то, что мы увидели воочию, поразило наше воображение. Вместо улиц – проспекты и бульвары, вместо пустырей – площади, вместо тропинок – тротуары. Всюду мостовые, асфальт, трамваи, троллейбусы, метро, парки, высотные дома, музеи, театры, выставки. Есть зоопарк, планетарий, цирк и многое-многое другое. Одним словом, как сказал классик – “праздник жизни”. А какие, должно быть, достойные люди живут в столице. Великие ученые, артисты, писатели, музыканты, да и простые – все сверхлюди. Боже, какие мы были тогда наивные.
     Потом была Рига – красавица с прекрасными добрыми людьми. Мы их всех любили, мы были опьянены любовью и гордостью за страну. Мы, жившие в суровом, необжитом крае, в рабочих поселках юного шахтерского города, нисколько не завидовали им. Мы верили, что и у нас будет когда-то так же, если мы будем стараться. Кстати, так оно и произошло, много лет спустя Караганда стала красивым современным промышленным, научным и культурным центром. Многие из нас тогда мечтали, чтобы это осуществилось.
      Первый удар по иллюзорности наших юношеских помыслов нанес пожилой латыш, который подошел к нам с Юрой Рожновым, русоволосым пацанам, у статуи Свободы и завел с нами разговор.
      – Посмотрите внимательнее на барельефы постамента. Видите, с одной стороны изображены сюжеты из счастливой жизни, а с другой закованные в цепи люди. Эта сторона смотрит на Восток, оттуда латышей ждут рабские цепи, сама же статуя обращена лицом к Западу, – объяснял он нам, приняв нас за латышских ребят, но когда узнал, что мы русские, нахмурился и быстро ушел.
      Мы были ошеломлены, и долго потом ходили вокруг статуи Свободы, теперь уже более внимательно рассматривая ее детали. Наша любовь к людям вообще, и к латышам в частности, несколько охладела. Мы вдруг стали замечать, что некоторые, правда, немногие, в основном женщины, не отвечают на наши просьбы о том, как пройти к нужным нам местам, абсолютно игнорируя наши вопросы. Одни проходили, даже не поворачивая головы в нашу сторону, дру-гие молча, презрительно осматривали нас с ног до головы. Если раньше, встречаясь с такими людьми, мы объясняли это просто их бескультурьем, что встречалось и в Москве, то теперь этому было другое объяснение. Мы почувствовали, что далеко не все благополучно в нашем королевстве, как это казалось в нашей простой среде, и здесь мы далеко не благожеланные гости.
     Но рижское взморье, старинные замки и музеи, история, земля рыцарей, тем не менее, рассеяли нашу озабоченность, и вскоре мы уже не реагировали на негостеприимные жесты, отнеся их к издержкам времени. Время, мол докажет людям, где их настоящая свобода, а что она связана с Россией, в этом мы не сомневались. Не наша вина, что через 45 лет время доказало обратное. Тот самый Юра Рожнов, уже выйдя в отставку в чине полковника, получил квартиру в Риге, но пожить ему, там не пришлось, и вскоре он был вынужден перебраться в Калининград, от греха подальше.
    Потом был Ленинград. Город Петра, город революции. Петергоф с его фонтанами, Невский проспект, Зимний Дворец, Летний сад и музеи, музеи, музеи. Нас поселили в Доме Колхозника. Под таким прозаическим названием, ассоциируемым с заезжим двором, фактически скрывался прекрасной архитектуры собор, расположенный слева от Смольного. До революции он входил в один комплекс с пансионатом, где получали воспитание девицы высшего света. Это был старинный церковный храм, таинственные закоулки которого мы тут же обследовали. В одном из закутков нашли мешок с сухарями, очевидно оставшийся со времен блокады Ленинграда. Вокруг собора находился чудесный газон, обнесенный красивой металлической оградой.
    Здесь надо отметить, что среди нас были ребята из довольно известных в городе семей и довольно состоятельных. В отличие от нас с Рожновым у них водились карманные деньги, они то и дело покупали различные лакомства и интересные вещи, например, глобус, компас или бинокль. Один из них купил настоящий кожаный футбольный мяч, и мы, несмотря на то, что ноги у нас буквально гудели от хождения по историческим местам, в конце дня после короткого отдыха гоняли мяч до самой темноты на газоне у Смольного. Ночи в Ленинграде летом короткие, вставали мы рано, и поэтому постоянно недосыпали. Но прекрасный газон и новый футбольный мяч снова и снова увлекали нас во двор, и мы, в надежде выспаться в поезде, отдавались в любую свободную минуту футболу. Вскоре к нам примкнули местные ребята. Мы быстро перезнакомились, обнаружив при этом, что ленинградские пацаны ничем не отличаются, как это не странно, от нас, а в чем-то они нам казались ограниченными. Многие не бывали в Петергофе, а некоторые даже не знали о его существовании, и наши рассказы о поездке туда на катере они слушали с открытыми ртами. А фонтан Самсон, вырывающийся из раздираемой богатырем пасти льва, вызвал у них восторг. Нам это казалось странным. Никто из них не был в палеонтологическом музее, где имелись диковинные скелеты вымерших животных, огромных и страшных. Кто-то предложил провести матч город на город. Мы к нашей радости одержали победу и не над кем-нибудь, а над самими ленинградцами. Они погрозились завтра усилить свою команду и мы, договорившись о времени встречи, разошлись по домам, вернее они по домам, а мы в свой красивый “дом колхозника”.
     На следующий день мы вышли на газон раньше намеченного срока с намерением провести тренировку перед игрой. Прошло назначенное время, ленинградских ребят почему-то не было. Разделившись на две команды, мы решили пока поиграть сами и заигрались.
     И тут произошел второй урок. Неожиданно кто-то обратил внимание на то, что наши соперники уже появились. Однако вели они себя очень странно. Стояли за забором, держась за прутья, и молча смотрели на нас.
     – Вы что опоздали? – накинулся на них наш капитан, – Мы же вчера договорились в шесть вечера.
     В ответ гробовое молчание. Мы в недоумении стояли перед ними, пока наконец не услышали не оправдание, а робкий вопрос.
     – Вы, правда, из Караганды?
     – Да, да! Давайте к нам, что стоите? Время теряете, – возмутились мы, – мы ждем вас давно, а вы опоздали, да еще чего-то мнетесь. Давайте быстрее!
     Однако, к нашему удивлению, активности ребята не проявляли.
     – А, правда, что там у вас лагерь и кругом колючая проволока? – наконец откликнулся самый храбрый из них.
     И тут мы, наконец, увидели их глаза и поразились.
     ... Так смотрят дети в зоопарке на страшных зверей...
     Мы поняли, что когда дома кто-то из ребят рассказал о сыгран-ном междугороднем матче Ленинград - Караганда, родители испугались и запретили с нами встречаться. В Караганде, мол, живут одни враги и преступники, все ходят с ножами, и эти ребята могут вас запросто прирезать. Это мы-то ... пионеры, отличники, воспитанные на книгах Гайдара, Фенимора Купера, Вальтера Скотта, книгах о Суворове, Кутузове, Нахимове, Ушакове. Мы были поражены! Наши герои Тимур и Гаврош, Александр Матросов и Павка Корчагин, Зоя Космодемьянская, Олег Кошевой, Гастелло и многие, многие другие. И еще мы поняли, что между нами лежит пропасть, что мы люди отверженные.
     – Карлаг от Караганды в 40 километрах, да и в карлаге нет уголовников, – пытались мы оправдаться не за свои грехи, – а Караганда, хоть и молодой город, но строится, центр уже довольно приличный. Открыты институты, педагогический, медицинский, политехниче-ский... А вообще, бросьте дурака валять, играть будете или нет? Если боитесь, то валите отсюда, пока не дали по шее.
     Вскоре мы вновь гоняли мяч вместе с ленинградцами, как ни в чем не бывало. Были потом еще долгие разговоры, но мы уже не оправдывались, и у нас восстановились простые отношения, но те глаза, мальчишечьи глаза, так и сопровождают меня по жизни, они всегда передо мной. Они будят во мне мысли и чувства, и вопросы, вопросы, вопросы...