Бабка Ёжка - вариант второй

Галина Ивановна любила обходить перед праздником местные магазинчики. Яркие витрины радовали глаз, а суета придавала новогоднему настроению лёгкое волшебство, щемящий привкус ожидания. Вот и сегодня она рассматривала блестящие безделушки, изредка покачивая головой от неистощимой фантазии производителей. Новая маленькая лавчонка об одно окошко заинтересовала названием: «Приколись!». И Галина Ивановна зашла. Просто так, для прикола, раз приглашают.
- Здрасьте, тёть Галь! – громко поздоровался продавец, - вы чего, хохму какую прикупить зашли или так?
- Привет, Сёмка. Я и не думала, что ты в продавцы пошёл. Ну, показывай, что тут у тебя за товар.
Галина Ивановна жила в городке много лет и знакомых у неё было почти половина жителей. Она наклонилась над крошечной витриной и замерла: прямо на неё глядела уродливая маска Бабы-Яги, скользкая на вид, но очень такая… живая. Два жёлтых клыка приподнимали серые губы в ироничном оскале. Ну что, как бы говорила маска, возьмёшь?
- А покажи-ка мне вот это, - ткнула покупательница пальцем.
- Вы что, на карнавал собрались никак? – заулыбался Семён. – Вот это прикол, так прикол! Берите! Товар отличный, из латекса, никто не узнает, зуб даю! – Он ловко вытащил из застеколья тонкую разрисованную личину.
- У тебя должны быть к ней ещё парик и перчатки, - неожиданно даже для себя произнесла Галина Ивановна. Они изумлённо уставились друг на друга.
- Есть… - растерянно произнёс ошалевший юноша, - а как вы… В смысле, откуда вы знаете? На витрине же их нету.
- Знаю, потому что… знаю и всё! И не обязана перед тобой отчитываться. Заверни и скажи, сколько платить надо?
Дома Галина Ивановна развернула покупку и долго-долго разглядывала неожиданное своё приобретение. Разглаживала морщинистый лоб, трогала  жёлтые клыки, изгиб тонких губ, еле слышно шептала, будто здоровалась.
Короткий день перешёл в серые сумерки. Затем небо сразу почернело и набросило сеть-невидимку, всю в частых ярких точках-звёздочках. Луна, кажется, не заходила совсем, прятала свой бледный круг за крышами домов, сливалась с дымом из печных труб, а сейчас висела низко над горизонтом и наливалась тяжёлым, яростным светом.
«Снова полнолуние, как тогда,- подумала Галина Ивановна, глядя в окно, - совсем как тогда». Она разложила покупку на столе и прикрыла подвернувшейся под руку газетой, кажется, это были сегодняшние «Аргументы и факты». Воздух насквозь пропах озоном, словно бушевала в квартире тропическая гроза, и молнии отталкивались от стеклянных дверей серванта и соединялись с холодным лунным лучом, высекая искры, тотчас же взлетавшие в высокое чёрное небо новыми яркими звёздами.
 Галке снился новогодний бал. Тонкий-претонкий прозрачно-жёсткий шёлк широкой длинной юбки кружился за ней, а когда она останавливалась – взлетал почти до подбородка, оголяя розовые коленки и золотистые туфли-лодочки. Кружилась ёлка, мигали разноцветные гирлянды фонариков, взлетали конфетти и запутывались в волосах пружинки серпантина. Галка находилась в самом центре праздничного вихря, повелевала воздухом и светом, да что там воздухом, всем миром управляла одним движением тонкого пальчика. Стоит только захотеть, и взлетит, оставляя далеко внизу крашеный пол школьного спортзала с его истёртой белой разметкой для игры в баскетбол…
При чём тут баскетбол? – Неожиданно подумала Галка и проснулась. Села, подтянув к подбородку худые коленки, долго смотрела в окошко на полную луну. Отметила машинально, что лунный свет не прилипает к стеклу, существует как бы параллельно, не то, что солнечные лучи, те сразу лезут в комнату и хозяйничают там, никого не спрашивая.
Галка не могла уснуть и, вслушиваясь в шорохи спящего дома, печально думала о том, что сегодня последний её школьный новогодний бал, а она не хочет идти. Мысли текли неспешно, по проторённому пару месяцев руслу, не тормозили, ведь всё было решено бесповоротно и окончательно. Был бы жив папка, думала девушка, уж я бы и на бал пошла, и в девятый класс, но что тут говорить, раз всё сложилось так, а не иначе. И платье бы сшила себе такое, такое… Тут предательская слезинка поползла по носу, и Галка смахнула её уголочком пододеяльника.
С тех самых пор, как умер отец, Галка донашивала чьи-то чужие вещи: кофточки с растянувшейся резинкой рукавов, перелицованные пальтишки, растоптанные чужими ногами туфли. Вот и тогда, на осенний школьный вечер Галка нарядилась в крепдешиновое платье тёмно-жёлтого цвета с коричневыми меленькими цветочками. Платье отдала мама школьной подружки, Катьки, ей оно всё равно мало, а Галка кое-где убрала лишнее, и красовалась в нём. До той самой минуты, когда поймала жалостливый взгляд Катькиной матери. И вечер был безнадёжно испорчен, и впервые возникла мысль не ходить на новогодний бал. Но как не ходить, когда отчаянно хочется?
Девчонки прибегали к ней за советами и помощью, они жили предпраздничными хлопотами, шушукались, просили не раскрывать их маленькие тайны. Галка научилась шить, перекраивая и перелицовывая многочисленную ребячью одежду: их у матери было четверо, и латки-заплатки приходилось пришивать чуть ли не ежедневно. Но всё равно сквозь ветхую и выносившуюся ткань выглядывала отчаянная бедность.
Пару недель назад Галка хотела попросить у матери совсем-совсем немного денег, чтобы прикупить кусочек яркой недорогой ткани, но увидела, как мать задремала прямо на стуле, положив голову на вытянутые на столе руки. Галка тогда поразилась, какие они страшные: вздувшиеся синие вены, шишковатые суставы, тёмная кожа. Как у Бабы-Яги, подумала ещё тогда Галка, но тотчас устыдилась и неприятного сравнения и своей мелочной просьбы.
За домашними делами незаметно наступил вечер, дом опустел: мать с младшими ушла к соседке «на беседки», а пятиклассник Толька уже сбегал на ёлку, забрал подарок и усвистал к другу, что-то там они собирали из нового конструктора. Галка сидела за пустым столом, водила пальцем по мокрым солёным каплям, рисовала ёлочку, пытаясь уловить едва слышные звуки из недалёкой школы. Стукнули двери, прибежали подружки, наперебой рассказывая, что там, в школе происходит, да сколько писем и открыточек каждая получила.
- Галь, ну чего ты, а? Ну надень бабушкин сарафан, тебе в нём так классно, - просили девчонки, но все их мысли были там, где играет музыка, и мальчишки стоят нерешительно вдоль стен.
Галка качала головой и снисходительно улыбалась. Она повзрослела раньше, чем закончила свой восьмой класс. Нет, не пойдёт, не просите. Подружки постояли ещё немножко, выдерживая приличную паузу, потом каблучки глухо простучали по деревянным ступенькам, хлопнула дверь и всё снова стихло.
Галка вышла на крылечко, посмотрела на луну, на пустую заснеженную улицу и пошла обратно в мягкое тепло дома.
… На столе, только что бывшем абсолютно пустым, лежало нечто, накрытое газетным листом. И незнакомый запах исходил от этого нечто, и газета показалась Галке необычной, бумага почему-то слишком белая для газет, и резало глаз название «Аргументы и факты». Она подняла странную газету и ахнула: со стола глядела на неё уродливая маска Бабы-Яги, такая, какую рисуют в детских книжках. Не маска из папье-маше, а почти настоящая кожа, лёгкая, пластичная, холодно-скользкая изнутри. Тёмно-серые губы улыбались ехидно, дескать, испугалась? И ещё лежали перчатки с узловатыми скрюченными пальцами и чёрными почему-то ногтями, и небольшой парик со взлохмаченными седыми волосами и повязанной сверху грязной косынкой.
Ошеломлённая Галка едва не села мимо стула. Сердце стучало в горле, каждый удар отзывался мелким дребезжанием во всём теле, руки взмокли и ослабели настолько, что она едва поднесла из к горлу, сложив в кулачки. Музыкальный ветер пронёсся мимо окошек, будто то веселье, что кипело в школьном спортзале, вырвалось наружу, вовлекая в небольшой смерч выпавший накануне снег, и обрывки серпантина и пятнышки конфетти, и тонкие нити блестящего дождика. И всё это пёстрое, яркое, сумасшедшее стучалось в стекло, хохотало и повизгивало от восторга.
Буйство за окошком передалось и Галке, она заметалась по комнатам подобно молнии, и всё, к чему прикасалась, словно бы взрывалось, выпрыгивая из рук, а она ловила-ловила норовящее исчезнуть чудо…
Дед Мороз, а «в миру» учитель физкультуры, выбрался из шумящего и галдящего зала в корридо, сел на скамейку, утёр липкий пот. Отдыхал, прикрыв глаза. Чьи-то лёгкие шаги в противоположном конце коридора заставили его повернуть голову и замереть. Прямо на него быстро шла, почти летела… Баба-Яга! Косматая грива облаком взвивалась над головой, длинные жёлтые клыки едва заметно шевелились. Суковатая клюка дробно стучала по полу, и рваные края многочисленных ветхих юбок развевалась на сквозняке.
- Ты кто? – спросил удивлённый Дед Мороз, пытаясь угадать, чьё лицо скрывала странная маска.
- Баба-Яга! Не признал, голубчик? – смелый ответ предполагал, что под маской не может быть ученица, скорее всего, чья-то глупая шутка. Или забавная?
И программа праздника полетела в тартарары! Вместе с неожиданным персонажем двигалась вся пёстрая толпа. Мальчишки совсем не боялись уродливой маски, они пытались сорвать её, но маска будто срослась с кожей лица, улюлюкали, кривлялись, дразнили, делали длинный нос, даже самые ловкие умудрялись оторвать клочок юбки. Баба-Яга злилась, махала клюкой, вздымала вверх крючковатые руки. Но делала это настолько смешно, что, казалось, сама получает удовольствие, и совсем не сердится.
Принцессы, феи Ночи и феи Дня, восточные красавицы, пёстрые цыганки, украинки  с цветными лентами в бабушкиных косах, многочисленные снежинки – все померкли перед ужасной и страшной Бабой-Ягой. А она веселилась на славу! Приглашала на танцы ребят, и они, позабыв прежнюю робость, лихо отплясывали нечто среднее между вальсом и чем-то народным, скоморошьим. И правда, пригласить на танец красавицу – обозначить какие-то, пусть туманные, но отношения, а смешная бабка и есть смешная бабка, да и кто скажет, кто там, под маскою? Осмелевшие ребята потом расслабились и вовсю приглашали всех подряд. Метался «почтальон», разнося по номеркам записки, горела ёлка, звучала музыка, пол застилался ковром из бумажного конфетти…
И, наконец, торжественный момент: вручение призов за самый лучший костюм, которым признали, конечно, Бабу-Ягу. Но виновница торжества исчезла, испарилась, словно и не было её никогда. Молчали гулкие коридоры, запомнив шарканье огромных стоптанных ботинок, грустил опустевший буфет со съехавшими набок бумажными скатертями на обеденных пластиковых столиках, спряталось эхо от местами расколовшихся плиток перед входной дверью под белёный потолок, раздевалка затихла усталыми детскими шубейками-пальтушками. Баба-Яга, этот неожиданный праздник-фейерверк растворилась без следа.
… Галка затворила входную дверь, легко проскользнула по всегдашним скрипучим ступенькам терраски, на цыпочках прошла к пустому столу и положила волшебную маску, перчатки и паричок. Постояла чуть-чуть и прошептала в темноту, улыбающимися губами: Спасибо…
На печи шевельнулась мать, вскрикнул кто-то из малышей. Луна холодно и отстранённо сияла в морозном небе.