Показания Мигеля Обретты

                Показания
                Мигеля Обреты
- Милая деревенька, - сказал Шенке - Тут всегда так пасмурно, или тучи собрались здесь после всего этого?            
- После, конечно же, - откликнулся Йотс, путаясь ногами в заросшей сочной травой колее - Или ты не сознаешь, что тут за климатическая полоса? Это там, у вас, в Таренсе, облачность - круглый год, а здесь Иолан, здесь в это время чертовски жарко, небо голубое и чистое, как глаза ребенка...               
Шенке обеспокоенно посмотрел на товарища. Ворота в селение теперь уже были совсем недалеко, оставалось лишь свернуть на север и пройти еще метров двести, а то и сто пятьдесят. В горле его что-то неприятно защекотало, и он невольно сбавил темп своего передвижения. 
- А почему этим занимаемся мы, а не военные, - спросил он внезапно раздраженно - Если я все правильно понял, парень всего месяц, как ушел с армейской службы...               
- Ушел, окончательно и бесповоротно, - подтвердил Йотс - Был бы в отпуске - вояки и вправду занялись бы им, но он уже в запасе, а потому в бассейн с дерьмом должны окунуться мы, а не они.               
- Послушай, а что если...               
- Нет, это ты послушай: не трясись! Над нами поставлены не идиоты, и если бы тут действительно произошло что-то из ряда вон выходящее, то они бы не послали бы сюда пару следователей из жандармерии, а чего-нибудь серьезнее. Кстати - палец Йотса уткнулся в сторону высоких и металлических створ ворот, выкрашенных серой краской - Это не то самое селение, а соседнее, в которых перевезли оставшихся в живых родственников. Так что можешь, не беспокоится - что бы там, у них не произошло - здесь это уже не происходит.            
- Ты серьезно, - тут же утешился Шенке - А что же этот парень?          
- Бог его не знает, - пожал Йотс плечами - В отчете его родные свидетельствуют, что он вроде как провалился сквозь землю, или убежал, но ты сам знаешь, как они все пишутся - практически, на коленке. Участковый, наверное, не понял и половины из сказанного, записал лишь самую суть, и, скорее всего, не верную.               
- Почему же неверную, - удивился Шенке. Они уже подошли к воротам, и Йотс поднес палец к кнопке электрического звонка - По мне, там было все более чем логично и правдоподобно. Девушка, ревность, убийство...               
Палец Йотса, уже  почти коснувшийся звонка, застыл в воздухе. Вдруг накрапывать мелкий дождь, и он, морщась от внезапной прохлады, с удивлением посмотрел на своего молодого компаньона.            
- Девушка, - переспросил он - Какая такая, к черту девушка? Ты, что, дружище, с луны свалился? Там не было ничего похожего.               
- Но...               
- Да не было там ничего похожего, говорю я тебе! Тебе, наверное, приснилось все это, пока ты спал в поезде, подложив под голову папку с документами. Ладно, - буркнул он, замечая, что Шенке, как будто бы уже потерял все желание возражать ему – Не будем об этом. Идём
Вновь повернувшись к воротам, он наконец-таки надавил пальцем на звонок, а через секунду после раздавшегося за дверью скорбного и тонкого улюлюканья они услышали металлический гулкий щелчок, после чего в правой воротине открылось небольшое квадратное окошко.               
Йотс, даже не заглядывая туда, сунул в него свое удостоверение.   
- Старший лейтенант Фридрих Йотс - Бюро Внутренних Расследовании Берона. Прошу впустить меня и моего напарника внутрь.               
- Вы - к Обрета, так, - полюбопытствовал дребезжащий старческий голос. Йотс был вынужден согласиться
- Ну, тогда входите, - раздался еще один щелчок, еще более громкий, чем прежде; дверь отворилась, и их встретил высокий, неуклюжий старик, худой, как узник концлагеря, и при том лысый, как Носферату из старинного черно-белого фильма ужасов - Заходите, заходите быстрее; Обрета живут через семь домов по этой, центральной улице, вы увидите их сразу же - такой высокий дом, ярко-зеленого цвета, с острой, как клюв аиста, крышей, - на удивление быстро для своего колченогого телосложения, старик шмыгнул за их спины и за пару секунд закрыл ворота - Ох и дождик же собирается, господа, я вам доложу. Уже вторую неделю как эти дожди - природа, кажется, свихнулась окончательно... Ладно, сами-то, я думаю, дойти вы в состоянии?          
- Согласно Ваших ориентиров, данных нам - да, - ответил Йотс вежливо - Но если Вы нам все таки понадобитесь, мы зайдем к Вам на обратном пути. Старик понимающе кивнул и нырнул в свою будку. От стремительности этого порыва невольно возникало  впечатление, что начавшая морось уже через десять минут превратиться в невообразимый шквал,  который в состоянии сделать  любого человека мокрым до самых костей.               
- Идем, - сказал Йотс Шенке - Либо местные настолько отвыкли от дождей, либо тут и вправду теперь бушуют какие-то дикие тропические ливни. Если верно второе, то я предпочел бы поторопиться.       
Они пошли вперед, по коричнево-серой грунтовой дороге, с овальными, кофейного цвета лужами через каждые пять шагов. Дома вокруг были похожи на друг-друга, и все как один, подходили под описание привратника - за исключением, разве что, цвета. Возможно,  дом, принадлежащий Обрета, был наиболее высоким, а углом скатов крыши можно было, при желании, побриться. Дождь действительно стал усиливаться, из разряда моросящих переходя к средней силе, и Йотс прибавил ходу - зонтов, как назло, они с собой не взяли.   
- Вот они, - воскликнул вдруг Шенке, показывая на огромную домину за высоким, из кованого чугуна, забором. Люди, сразу видно, здесь жили не бедные, очевидно, более успешные, чем их родственники, которых они приютили. Семья, которая погибла в теперь уже полностью выжженном селении Кубаре, в документации проходила, как люди с достатком ниже среднего.               
- О, гляди, тут тоже звонок, - пробормотал Йотс, подходя к еще одним воротам за сегодняшний день, куда более внушительным и шикарным, чем даже те, которые вели в сам поселок. По логике вещей, если там их встретил всего один охранник, то здесь их должны были поприветствовать вдвоем, притом - не старые, а молодые, и вооруженные  до зубов. Йотс, помявшись для порядка, позвонил в дверь, а через секунду услышал голос из динамика сбоку двери, немного хрипящий и пощелкивающий - видно, из-за плохого качества связи.               
- Кто, - спросил голос недовольно, точно его оторвали от некоего важного дела.               
- Старший лейтенант Фридрих Йотс, из Бюро, мы договаривались о встрече...               
- Покажите удостоверение, - прохрипел голос неторопливо; хотя, если подумать,  будучи в состоянии увидеть документы, его обладатель,  наверное, мог  и понять, что дождь на улице разыгрался уже не на шутку, а люди, стоящие перед воротами, рискуют здорово промокнуть... Йотс, не зная, где находится камера наружного наблюдения,  раскрыл свои корочки и помахал ими в воздухе перед воротами. Капли дождя стали настолько крупными, что едва не вышибли их из его руки.      
- Подождите, - прогудел голос, подумав, а потом, вздрогнув, ворота стали неторопливо разъезжаться на две половины.      
- Подумать, так тут не Иолан, а зона боевых действий, - пробормотал Шенке недовольно - Мне придется сушиться у них часа два, не меньше...               
- Тихо, - шикнул Йотс на него. В проеме между двумя разъезжающимися в разные стороны створами - совпадение, не иначе - показались два амбала лет под тридцать, в черной униформе, накинутых на голову клеенчатых капюшонах, и с пистолетами наготове.               
- Где ваши хозяева, - поинтересовался Йотс, втискиваясь внутрь, во двор, вместе с Шенке. Один из верзил, мотнул головой в сторону огромной, островерхой, зеленой громадины, высящейся над окружающим пейзажем, словно средневековая крепость... Но, едва они двинулись вперед, тут, же преградил дорогу Шенке.      
 - Вы кто, - спросил он голосом ожившей статуи.
- Поручик Август Шенке, младший помощник, - буркнул остановленный уже совсем недовольно. Охранник непонимающе взглянул на него, и Шенке пришлось вытащить свое удостоверение и продемонстрировать его невозмутимому привратнику. Тот кивнул и опустил руку.               
- Спасибо большое, - рыкнул Шенке недовольно, и припустил вслед за уже удалившимся от него Йотсом. Как и у большинства его молодых коллег, доказательства его собственной значимости играли для Шенке роль куда большую, чем даже служебное рвение, а потому сейчас его даже немного мутило от раздражения, а охранники поместья Обрета автоматически попали в черный список идиотов мира сего.               
Наконец они, пройдя через весь сад, оказались у крыльца дома, и Йотс, на правах главного, вновь постучал в его двери.               
Дверь им открыл мужчина, полный и пожилой, лет под пятьдесят, обладатель больших очков с толстыми линзами в широкой и темной пластиковой оправе.               
- Вы - инспектор Йотс, верно, - спросил он, вглядываясь в их промокшие фигуры. Дождь в саду лил, как из ведра, а над следователем и его помощником, как назло, не было больших деревьев. Очевидно, подметив, это толстяк отошел в сторону и впустил их внутрь - Проходите, быстрее, давайте  же! Ну и погода, Боже мой, ну и погода! Мерзкий дождь идет уже пол-лета, как будто бы сейчас в полном разгаре осенние месяцы. Несчастные крестьяне... Снимайте свои плащи господа, у нас тут сухо и тепло, так, что одежда мигом просохнет, обещаю...               
- Нам нужен Мигель Обрета, - сообщил Йотс будничным голосом, словно говоря о потребности в том или ином товаре продавщице в какой-нибудь продуктовой лавке - Как он себя чувствует?    
- Племянник, - оживился толстяк - Учитывая то, что он уже пережил, то можно сказать, что он чувствует себя едва ли не на небесах.             
- А если без сравнений, - осведомился Йотс деловито - Нам важно, что бы он был в состоянии ответить на все наши вопросы. Их будет довольно много, герр Обрета...               
Толстяк мигнул выпуклыми глазами, и, подумав, кивнул.
- Мигель очень... М-м... Вменяемый мальчик, - пробормотал он, кривя толстые и плоские, как у негра, губы - Куда более терпеливый, чем его брат, Габен. Я думаю, что он в состоянии все толково вам объяснить.               
- Хорошо, - покачал Йотс головой - Тогда ведите нас к нему.               
Из прихожей они прошли в узкий, как водосток, пробитый в толще мостовой, коридор. Два взрослых мужчины были вынуждены обтирать рукава своих пиджаков о задрапированные шелковистыми обоями стены, а высокий, точно майский шест, Шенке, то и дело чуть пригибался, что бы не задеть золоченые электробра, повешенные в коридоре через каждые пять метров.               
- Извините за неудобства, - гудел герр Обрета за их спинами - Моя жена умерла еще до постройки этого дома, жил я здесь по большей части один, а гостей почти не принимаю. Вот и планировка тут... Ну, с расчетом именно на меня, поймаете?               
Йотс рассеянно покачал головой. Живи он один, пусть даже с достатками, как у этого господина, он ни когда бы стал бы строить такой махины, и уж точно не нанимал такой охраны, словно бы для защиты государственного конгресса.          
 - А вот и комната Мигеля, - сказал герр Обрета радостно, и оба служащих тут же остановились - Позвольте... - коротенькая ручонка, от локтя заросшая густым седоватым ворсом, протянулась к покрытой белой эмалью поверхности двери, и коротко побарабанила в нее.               
- Мигель, дорогой мой, это дядюшка Леко. Тут к тебе пришли господа из Бюро Внутренних расследований. Готов принять их?               
С той стороны не ответили, а просто соскочили  откуда то - с дивана или кровати - и подошли к двери. Раздался звон ключей.         
- Несчастный ребенок, - произнес дядюшка Леко полушепотом - После того, что произошло, он ни как не может прийти в себя, и почти не выходит из своей комнаты. Но я надеюсь, что это пройдет...             
В замке двери раздались жужжащие щелчки открываемого запора, и дверь наконец-то открылась. "Несчастный ребенок", представший перед ними в образе высокого - никак не меньше Шенке - на вид девятнадцатилетнего юноши, осторожно, словно жираф сквозь  прутья клетки в зоопарке, высунул свою большую, покрытую пепельными волосами голову, осмотрел гостей и дядю, а затем открыл дверь пошире.               
- Проходите, - сказал он коротко, и, повернувшись к ним спиной, вернулся в комнату. Служащие и герр Обрета прошли следом.               
- Я понимаю, что я здесь лишний, - сказал дядюшка допрашиваемого несколько натужно - Но может, господа желают кофе или горячего апельсинового сока с медом? Ведь вы только что с дождя.         
- Не помешало бы, - тот же час вырвалось у Шенке. Йотс, молниеносно осмотрев своего молодого коллегу, укоризненно прищурился, но согласно с ним покачал головой.
 - Я скажу горничной, -  просиял герр Обрета, и вышел в коридор.               
- Итак, - обратился Йотс к сидевшему на диване парню - Мое имя Фридрих Йотс, а это - мой помощник, Август Шенке. Как ты уже слышал, мы - из Бюро Расследований, и мы хотим задать несколько вопросов.               
- Несколько, - прищурился парень недоверчиво, переводя на них взгляд с высокого стрельчатого окна, за которым плескала серая пелена дождя - Я думал, что вопросов ко мне будет больше.      
Йотс вздохнул, обвел окружающее пространство взглядом в поисках стула или табурета, нашел первый вариант за высоким подлокотником дивана, и подошел к нему. 
- Я возьму его, что бы присесть, - спросил он у хозяина комнаты. Тот покачал головой, и Йотс перенес стул из-за торца к фронтону дивана. Шенке, оглядевшись по сторонам, обнаружил что-то и для себя, не спрашивая разрешения, схватил это и поставил неподалеку от Йотса.               
- Да, пожалуй, времени нам с тобой понадобиться куда больше, чем, могло бы показаться, - признал Йотс, натужно ухмыляясь. Мигель понимающе кивнул, пожал плечами и поглубже задвинулся в диван.               
- Вы как-то связанны с военными, - спросил он не по годам вкрадчиво.            
- Мы из Бюро, - повторил Шенке немного раздраженно.    
 - Я в курсе, - сообщил молодой Обрета - Я имею в виду, вы работаете сейчас на самих себя, или вас все-таки кто-то подрядил.               
Шенке вновь открыл рот, что бы сказать что-то, но Йотс успел опередить его.    
- Нет, молодой человек, сколь бы печально это не звучало, военному министерству глубоко плевать на вас, и на историю вашего младшего брата. Мы были сочтены высшей мерой государственной помощи  для вас. Ну, что же, быть может, начнем по порядку?               
Опять подергивание плечами.               
- Ну, ладно, - сказал Йотс - Тогда приступим. Шенке, бумажный лист, будьте так добры.               
Помощник раскрыл папку, и подал ему планшет и двойной листок уже разлинованной бумаги.               
- Спасибо, поручик, - Йотс достал из кармана пиджака шариковую ручку - Твои полные имя и фамилия.               
- Мигель Ладер Дром Обрета.         
- Хорошо. Ближайшие родственники - ставим прочерк... Шенке, диктофон включен?               
 - Включен, герр старший лейтенант...            
- Имя своего попечителя?
- Валеко Унджой Кай Обрета.               
- Хорошо... Он приходится тебе дядей.               
- По отцовской линии, герр служащий.             
- Да, хорошо, сынок... Где ты сейчас состоишь?
- Учебный корпус А2Р.Сейчас, правда, лето...      
- Понимаю, большой ученический отпуск... Дядя?      
- Частный предприниматель, заводчик. У него мануфактура по выпуску детских игрушек...               
- Отлично. Ваше предыдущее место жительства?         
- Сегмент Иолан, селение Беймер, Сентрал-штрассе, дом 8. Теперь же это селение Краунц, Вейдемар-штрассе, дом номер 5.               
- Теперь же, прошу тебя, по порядку: имена всех твоих родных, что... Ну, ты должен понимать, верно? Мигель сглотнул осевший в глотке ком, поглядел куда-то в сторону.               
- Отец - Макс Конде Вар Обрета. Мать - Серена Элиз Тон Обрета. Старший брат - Габен Йоман Кат Обрета. Я надеюсь, что род их занятий мне перечислять не придется?            
- Сожалею, но без этого не обойтись... Впрочем, о роде занятий своего брата ты можешь не говорить - у нас есть полная анкета на него. Шенке, пока можно подключится к Архиву, и взять справку о датах рождения. Не забывайте сохранить информацию.         
Шенке кивнул, включил органайзер.            
- Моя мать, - продолжил отвечать Мигель - Работала горничной в гостинице, что была в соседнем селении, Танзе. Отец - оператором пилорамного станка в Югере...   
- Извини, - сказал вдруг Шенке, встрепенувшись - Может, мне и показалось, но в деле фигурировала какая-то девушка, верно? 
- Шенке, там не было никаких девушек, успокойтесь, - проворчал Йотс, даже не поворачивая головы - Не доверяете мне, так возьмите и посмотрите в дело. Закончили со справкой?          
- Да, - пробормотал Шенке пристыженно-недовольно - возможно, это и ошибка, но зачем же выставлять его таким идиотом перед этим сопляком? - но тут в дело ввязался допрашиваемый.
- Ваш помощник прав, герр служащий. Девушка там действительно присутствовала, но, знаете, мне не кажется, что она играла тут решающее значение.               
- Но ведь она пострадала, я ведь прав, - Шенке с трудом скрывал свое торжество - с Йотсом они спорили об этом всю дорогу сюда, сразу же, как слезли с поезда
- Ну, - юноша замялся - Ну, допустим, немного...               
- Немного или нет, но ее тоже нужно отмечать в протоколе, - подвел черту Шенке - Выкладывай.       
- Ладно, - пробормотал Мигель - Она, правда, далеко нам не родственник, но... Давайте запишете и ее: Арисса Вайома Гэс Либбера... Чем она занималась, я не знаю, тоже вроде бы ученица, но не в моем корпусе, и, скорее всего, в старших, в университетском отделении...            
- Мы уточним это, - покачал Йотс головой - Теперь приступим к твоим показаниям. Каким образом все это началось? Сразу же, с приездом твоего  брата, или только спустя некоторое время?               
- Я не могу сказать вам точно, - подумав, произнес Мигель - Но если рассуждать по конкретным событиям, то да, несколько позже.               
- По конкретным событиям, - нахмурился Йотс - То есть?               
- Ну, я не знаю... Дело в том, что у меня есть подозрения по поводу этой штуковины. Возможно, что она была в нем еще до того, как он к нам вернулся.               
- Сынок, оставь подозрения нам, - пробубнил Шенке с мрачной важностью, а Йотс, ни как это не прокомментировав, поднял взгляд от листа и сказал:
- Ну, ладно. Но фактически это все равно началось несколько позже. С чего именно.               
Мигель устало вздохнул - судя по его лицу, он рассказывал эту историю уже не первый раз.            
- У нас был пес, - произнес он - Бернарская овчарка, такая здоровая махина, вы, наверное, в курсе. Он был довольно стар, но умирать-таки не собирался, отец говорил мне, что он был в состоянии прожить еще пару лет. Когда Габен приехал домой, он долго не мог привыкнуть к нему, лаял, рычал, едва его завидев... Мы думали, что пес просто отвык от него, но рычанием дело не закончилось, он стал гадить на его вещи, рвать одежду, словно бы выселять его из нашего дома... Но кусать его не кусал, боялся, как огня, словно какого-то дьявола, живущего у него внутри. Когда настала осень, и во дворе стало холодно, мать обнаружила, что подстилка в конуре у собаки совсем исхудала и решила заменить ее - на старый, ношенный бушлат, который Габен зачем-то привез из войск. После этого пес не только что не желал заходить в конуру, но и даже отверг ее после того, как бушлат выбросили, и даже не прикасался к той еде, что приносили ему к ней. Потом эта чер... Простите, миска, каким-то образом оказалась в доме, и собака поела из нее. Тогда с псиной начало твориться нечто уж совсем не ладное - она не стала жить в новой конуре, а улеглась на то, где сломали старую, а однажды ночью, сорвавшись с привязи, облазила все помойки, нашла это жуткое тряпье, которого боялась раньше, и принесла его на свое старое место. Она уже не лаяла и не рычала - ни на Габена, ни на кого либо еще, даже не скулила в холод или когда хотела есть, просто лежала на месте, как тюфяк с шестью, примерзший к земле. Отец, в корне не согласный с таким ее поведением, искал удобного случая пристрелить ее, пока она сама не дала ему повод: вдруг ожила, и стала бросаться на всех подряд, и на чужих, и на знакомых. Одному нашему старому знакомому, по наивности посчитавшему, что она - все та же,  псина отхватила полкисти, и нам пришлось оплачивать его лечение.          
- У этого старого знакомого есть имя, - деловито осведомился Шенке, и Мигель покачал головой.
- Я помню его имя и фамилию - Райге Штемм, и знаю, что он был каким-то высоким начальником в лесозаготовительной конторе, всегда помогал нам с деньгами, когда было трудно... Этих сведений о нем достаточно?          
- Да. Скажи нам: этот твой пес... Он просто так вел себя перед смертью, или с ним что-то произошло... Ну, в физическом плане?               
- Что Вы такое говорите, герр старший лейтенант, - удивленно уставившись на старшего, но Йотс только лишь лениво отмахнулся от него рукой.               
Так что же, друг мой? - повторил он свой вопрос, обращаясь к молодому Обретте - Имели ли здесь место какие-то органические изменения?             
- Да, были, - подтвердил тот немедля, мрачнея еще больше, чем прежде - Сперва не слишком заметные, а вот затем... Слушайте, да зачем вам все это? У вас ведь должны быть документы, касающиеся вскрытия трупов?               
- Во-первых, тела, найденные в Вашем доме, обгорели, и очень сильно, во-вторых, между людьми и собакой есть вполне существенная разница, разве не так?               
- Все так, - признал Обрета  со вздохом - Просто поймите меня правильно: эта штуковина, что приключилась с собакой - я видел ее своими глазами, и поверьте мне на слово - это не та вещь, которую хочется вспоминать снова и снова...               
- Не стоит, однако ж, так же тянуть время, молодой, человек, - напомнил Шенке натянуто - Чем быстрее Вы нам обо всем расскажете, тем быстрее избавите нас всех от этой тяжкой повинности - рассказывать и выслушивать…      
Мигель, взглянув на поручика странным, болезненно-невидящим взглядом, сглотнул ком в горле.               
- Извините, а вы когда-нибудь слышали о взрыве на урановой электростанции в Тандерсенде, вернее, о том, что происходило с теми, кто оказался в зоне взрыва, а позже -  устраняли последствия этой катастрофы?         
- Мы слышали об очень многих вещах, молодой человек, - вновь процедил Шенке надменно - Нельзя ли не отклоняться от избранной нами темы?               
Йотс, вновь пропустив не вполне допустимый для снятия показаний тон своего напарника, молча кивнул Мигелю: будьте так добры - продолжайте.      
- Тут было нечто похожее, - объяснил свой вопрос тот - Если вы помните, у тех людей, подвергшихся урановому облучению, выпадали волосы, зубы, ресницы и ногти, до самого мяса облезала кожа - под конец они начинали испражняться собственными внутренностями, и умирали в мучениях. С псом происходило все тоже, но, в отличие от этих ребят умирать он как будто бы не собирался, а, как будто бы  наоборот, словно бы заменял эти отмирающие части своего тела на что-то другое. Что-то, - Мигель смущенно прокашлялся, словно не мог подобрать подходящего эпитета - Что-то такое, похожее на какой-то вирус или заразу, становившееся частью его организма.               
- И как это выглядело - сухо полюбопытствовал Йотс.               
- Тут - тоже трудности, герр  инспектор. Дело в том, что сначала это выглядело,  как какая-то серая грязь, слизь, но потом она стала видоизменяться... Мутировать, что ли...               
- Мутировать, - повторил Йотс задумчиво - Но вы, наверное, все, же в состоянии, привести нам какие-то примеры этих самых... Мутаций?
- Примеры, - Мигель задумался - Ну вот, когда у него выпали зубы, вместо них из десен полезли какие-то гибкие, но жутко острые роговые пластины, а на место шерсти появился какой-то светло-серый переливающийся пух, похожий на плесневой мох на испортившихся продуктах. Мышцы у него стали расти, но как-то неправильно, не по-собачьи, меняя всю форму его тела, морда, глаза, устройство пасти - все тоже видоизменилось, превращая его в какого-то неведомого зверя из неведомых краев... Но, что самое удивительное, все эти трансформации даже и не думали останавливаться на чем-то конкретном, а продолжались и продолжались, точно организм животного, не мог сообразить, в какую конкретно сторону ему... Эволюционировать.               
 Йотс, медленно покачав головой, сказал:               
- Нужно понимать, глава вашей семьи решился пристрелить животное лишь только тогда, когда оно вконец перестало напоминать собаку?               
- Нет, я не говорил, что это сделал именно отец. Когда пес начал облезать, кровоточить, да еще и бросаться на людей... Ну, Вы, верно, должны понимать, о чем тут речь... Вообщем, отец решил, что он чем-то заболел, отвел его к ветеринару, и сказал там, что в случае неизлечимости псину можно будет пристрелить. Но ветеринар выяснил, что это ни какая не болезнь, а нечто такое, что до сих пор не было известно ни зоологии, ни ветеринарии. Он стал очень частым гостем в нашем доме, расспрашивал нас обо всех обстоятельствах по этому поводу, в свою очередь, передавал нам то, что пронаблюдал сам... Под конец всей этой истории, он добился, того, что бы несчастную животину вывезли в какой-то ветеринарный институт в Гутте, но по дороге в него она обезумела вконец, и напала на сопровождающих прямо в едущем в сторону Гутта железнодорожном вагоне, где они, собственно, ее и умертвили.   
Йотс вновь покачал головой, а затем, черкнув последнюю строку по поводу только что рассказанного, безразличным голосом обратился к своему помощнику:            
- Шенке, почему в документации касательно этого дела нет ни одного упоминания ни о пребывании данного животного в лечебнице Беймера, ни о происшествии на железнодорожной линии Иолан-Гутт?               
 - Мой просчет, герр старший лейтенант, - откликнулся поручик, с трудом скрывая недовольство тем, что его одергивают, и, кроме того, заставляют его отвлекаться от того, что ему было более интересно - от допроса свидетелей - Я устраню это.         
 - Надеюсь на это, Шенке, - с все тем же невозмутимым видом Йотс повернулся к молодому Обретте.
 - Итак, вернемся к делу. Как отнесся к этому происшествию Ваш брат? Ведь он был в курсе, что эта так называемая "болезнь" началась со старых солдатских тряпок, которые он привез из армии?               
- Да, в курсе, герр следователь. И, кроме того, все наше семейство знало, что он должен сознавать это. Однажды отец, не выдержав, подошел к нему и задал вопрос напрямую - что произошло с ним на военной службе, что от его одежды подыхают и мутируют живые существа. Габен тогда прикинулся, что не знает ничего конкретного, только слухи, что ходили по их военной части - вроде бы как когда-то давно, еще до его туда прихода, на этой территории проводились испытания какого-то сверхсекретного оружия, а форма тех, кто при них присутствовал, позже попала во второй круг оборота, и соответственно  дальше - совершенно случайно оказалась у него.
- То есть, - пробормотал Шенке, не отрываясь от своего многофункционального коммуникатора - Списал все на армейские недостатки, правильно?            
- Занимайтесь своим делом, Шенке, - предложил Йотс, вновь даже не оглянувшись на поручика - Вы, Мигель, если я правильно Вас понимаю, уже тогда считали, что дело - не в этом?               
- Да, это так, - подтвердил тот, с миной неудобства поерзав на диване - С того самого момента, как он пришел из войск, я вообще с большим трудом верил ему, а в те слова, при помощи которых он оправдывался, мне верилось еще меньше.          
- И, какие же, в таком случае, он должен был произнести слова, что бы вызвать у Вас ощущение правды?               
Вопрос был не прост, и парень слегка смутился, услышав его.         
- Какие слова, - переспросил он - Я... Я не знаю... Пожалуй, было бы много проще, если бы он... Ну не знаю... Вместо этого запрыгнул на отца и стал терзать его, как все та же наша взбесившаяся бернарская овчарка на тех людей, что сопровождали ее на пути в Гутт...               
 - То есть, нужно понимать, что Вы заранее знали, что в Вашем вернувшемся из армии брате таится что-то отрицательное? 
- Отрицательное - это слишком слабый эпитет. Злобное? Да. Опасное? Еще, какое опасное. Более того, даже эти слова не могут окончательно охарактеризовать то, что я чувствовал, герр следователь. Прямой контакт с этим, должен быть, пожалуй, похожим на то, что чувствуют люди, которые вроде бы еще и не проснулись,  но уже как будто бы успели оторваться от преследования в каком-то кошмарном сне. Бог весть, что должен был чувствовать в этот момент несчастный Габен, если даже просто те, кто находились поблизости, чуяли, что они будто заявились к воротам какого-нибудь проклятого особняка.               
- То бишь, если расшифровать все Вами сказанное, то выходит, что проблема заключалась не в нем самом, а в чем-то, что было внутри него?          
- Лично мне кажется, что это так.               
- И, - теперь в голосе Йотса появилась немалая толика скепсиса - Нужно понимать, что Вы склонны думать об этом... Как о чем-то сверхъестественном?               
- Но как о чем мне, об этом думать, - удивился Мигель, подняв в удивлении брови - Мало того, что все - не только я - чувствовали это, так еще и эта проклятая собака, на глазах всей семьи превращавшаяся в какое-то невообразимое чудище-хамелеон... На что мне это списывать? На постармейскую депрессию?            
- Ну ладно, хорошо, - успокоил следователь внезапно разошедшегося парня - Предположим, что это так, как Вы и говорите... Вообще-то, создавать теории по этому поводу сейчас и вправду исключительно наше дело... Но ладно. Ваши личные ощущения и переживания, быть может, тоже сыграют свою определенную роль в расследовании... Скажите нам пока, общался ли Ваш брат с кем-то еще кроме Вашего семейного круга?
- Общался, но это общение можно было назвать серьезным с очень большой  натяжкой. Скорее, это были случайные связи, вроде собутыльничеств.  Сперва, конечно же, рядом с ним появились его старые друзья, восстанавливались давние связи, но так, к несчастью, так продолжалось очень и очень недолго - всего неделю или две. Потом большинство из них почувствовало, очевидно, то же, что и члены нашей семьи, и стало отдаляться от него. Это, конечно же, было вовсе не сознательно, они просто чувствовали, что скрывающееся в нем нечто опасно для них. С ним остались только те, кто ценил возможность выпить превыше собственного спокойствия, и которые, судя по всему, пили так долго и лихо, что теряли всякое чувство осторожности... Но, впрочем, даже они не выдержали более месяца, ибо у большинства из них после общения с Габеном начинались тяжелые приступы вроде  белой горячки, в результате которых большинство из них либо бросало пить самостоятельно, либо при помощи врачей,  а несколько из них - один, или два, потеряли разум и теперь находятся в психлечебнице.   
- В психлечебнице, - переспросил Шенке - Разве она не сгорела вместе с Вашим поселком, Беймером?               
- В психлечебнице Краунца, я имею ввиду, - поправился Мигель - Так вот, после того, как Габена покинули даже все известные ему алкоголики, он перестал общаться вообще с кем либо, кроме, естественно, нас, и поэтому безвылазно сидел дома, выбираясь лишь только на работу, да на короткие прогулки перед сном.               
- На работе он так же ни с кем не поддерживал отношений?            
- Поддерживал, вплоть до тех самых пор, пока от него не отказались даже самые непритязательные из его знакомых. Потом по поселку поползли разнообразные неприятного свойства слухи, и он был вынужден сменить место своего заработка, подавшись в соседнее селение, Танз.       
- И что же было там?               
- Там? Да ровным счетом ничего. Он просто старался держаться от всех подальше, дабы не повторить произошедшее в Беймере.               
- А эта дама, - взгляд Йотса упал на лист протокола, он перелистнул страницу и прочел - Арриса Вайома Гэс Либерра... Каким образом он познакомился с ней?               
 Мигель задумался, вспоминая.               
- Она, кажется, когда-то, училась вместе с ним в одном корпусе, подумав, произнес он - Потом чисто случайно так же, как и Габен оказалась в Танзе.               
- Она работала там же, где и он? 
- Нет, нет, я же говорю Вам: все произошло чисто случайно. Он встретил ее не то на улице, не то в омнибусе, не то в каком-то кафе...   
- Но Вы же сами говорите, что в то время он старался не заводить новых знакомств ни с кем. Как же так получилось, что они, всего лишь один раз случайно встретившись, смогли завязать долгое знакомство?            
- Она была каким-то давним объектом его душевных терзаний, и он... Ну, вроде бы как сдался... Или быть может, он рассчитывал, что любовное чувство сможет прекратить его странную и страшную болезнь... Вообщем, тут трудно сказать что-то конкретное; лично для меня в этом  непонятно даже то, каким образом эта дама затесалась в число тех, кто обучался вместе с ним в одном корпусе, ведь я не видел ее никогда до этого - ни в жизни, ни даже на каких-то памятных видео или фотографиях.      
- Ну, мы, пожалуй, сможем навести справки об этом и сами, - пробормотал Йотс с каким-то непонятным недоумением в голосе, а затем повернулся к своему помощнику - Шенке, как у Вас там обстоят дела с поиском информации о собаке?               
Удивительно, но вместо хотя бы, сколько-то вменяемого ответа  Шенке откликнулся каким-то неясным звуком, судя по всему, означающим виноватое смущение.               
- Боже, Шенке, да что у Вас там, - удивился Йотс с мрачным раздражением - Нам нужно торопиться...             
- Герр старший лейтенант, - произнес поручик, наконец - Я прошу прощения... Я прочесал все что мог, и даже больше, но... Данной информации в Инфосети, кажется, просто не существует.    
 Йотс осмотрел его с таким видом, словно не мог понять, придумал ли он все это, или же попросту идиотничает. Затем сказал:         
- Вы уверенны, что просмотрели все, от и до, поручик?               
- Без всяких сомнений, Герр Лейтенант. Я даже заходил в электронный дневник доктора Боггера, ветеринара, что, по идее, должен был лечить этого пса - так как он был главным в ветеринарной клинике Беймера.  Ведь это он пользовал Вашу собаку, Обрета?   
- Да, это так, он как раз таки этим и занимался. Он один в нашей клинике, так что кроме него быть таковым некому...
- Странно, - пробормотал Йотс озадаченно - Шенке, а Вы уверенны, что Ваш органайзер работает нормально?            
- Ну да, - хмыкнул тот таким тоном, словно не понимал, как можно вообще допускать к сомнению такие вещи - Еще с утра с ним все было в порядке, что же с ним должно произойти сейчас?!               
Йотс хотел спросить еще что-то, но тут в двери комнаты Обретты-младшего, кто-то постучался. Шенке, судя по всему, чисто механически встал с места и направился было открывать, но Мигель остановил его.      
- Это, наверное, горничная, - пробормотал он - Сейчас я открою, подождите.            
Он слез с дивана, и, потирая слегка затекшие бедра, поплелся к двери. За ней и впрямь оказалась горничная, молчаливая, тощая и костистая, неопределенного возраста женщина, с подносом, на котором стояли три больших бокала, наполненных горячим апельсиновым соком, термографин и ваза с коричным печеньем. Служанка прошла до середины комнаты, поставила еду на кофейный столик, вокруг которого все собравшиеся, собственно, и собрались, молча, отвесила каждому из присутствующих по поклону, и,  наконец, все так же, не вымолвив ни единого слова, убралась из комнаты прочь.               
- Угощайтесь, герры, - произнес Мигель, возвращаясь в свои диванные пенаты - Понимаю, что Вы, наверное, уже отогрелись, но...   
- Ничего, ничего, - произнес Йотс - Мы, признаться, не слишком-то и замерзли там, на улице, так что будем оценивать угощение Вашего дома чисто с гастрономических позиций.      
Он взял стакан с горячей, тепло-желтой жидкостью, пригубил, поморщился, сглотнул, а затем облегченно выдохнул и довольно покачал головой.
- С медом, - пробормотал он, утеревшись - Шенке, рекомендую. Но ладно, нам, пожалуй, нужно продолжить допрос дальше. Итак, об этой пресловутой Ариссе Либерра. Каким образом о ней узнали в Вашей семье?         
- Однажды он просто привел ее к нам на ужин, и представил ее... 
 - И как же к ней отнеслись Ваши родители.               
- Так же, как и я - с недоумением. Родители, конечно же, были отчасти рады этой новости, но вот лично я ничего, кроме всё того же недоумения, не испытал. Подумайте сами: у человека вот уже добрых полтора года не было не то что бы друзей, но и даже захудалых собутыльников, потому что люди просто боятся его, как бешеного пса, который в любой момент может цапнуть вас за лодыжку, и превратить в точно такого же, как и он сам. И тут у него появляется девушка. Девушка, вы понимаете, о чем я?               
- Конечно же. Хотите сказать, что при таком образе жизни появление девушки было даже меньше, чем невероятно? 
- Вот именно! Более того, потом он утверждал, что это она нашла его, и она же пошла к нему на встречу. То есть по собственной воле залезла в дом с привидениями, понимаете?            
 - Понимаю. Но мне интересно было бы узнать, как Вы и Ваши родственники оценили саму личность этой девушки.               
- Не знаю, - пробормотал Мигель растеряно, с таким видом, словно бы ожидал, что этот вопрос ему зададут в самую последнюю очередь - Девушка как девушка - ничего особенного. Такая, знаете ли... Серенькая. На таких ни за что нельзя обратить внимания, пока они сами не заставят вас, его на себя обратить.
- То бишь, ничего особенного?            
- Абсолютно ничего, герр инспектор.               
- Хорошо, - Йотс опять взглянул на своего подчиненного, до сих пор все еще копающегося в органайзере - Шенке, ну, что, Вы выудили хотя бы какую-нибудь справку по поводу этой самой Ариссы Либерры?               
- Я прошу прощения, но дело, кажется, в том, что, ни какой информации нет и по поводу и этой фролле. Ее нет ни в списках жителей Беймера, ни Танза, ни в списках учеников университетского корпуса Танза. Даже нет ничего похожего, что бы мы могли предположить, что это фамилия исковеркана или умышленно изменена. Я сразу же подумал о том, что с этой личностью что-то не так - Либерра - фамилия, свойственная Северо-Восточным, а не Южным Сегментам, и она должна была быть либо ребенком эмигрантов, либо выдумала свое имя от начала до конца. Но в купе со всем остальным она вообще выглядит, как чья-то материализованная фантазия.            
- Может быть, - пробормотал Мигель несколько безразлично - Это все-таки какая-то военная служба подослала ее?      
- Повторюсь, что не вполне уверен в их настолько большом интересе к этому делу, - пробормотал Йотс хмуро - Скажите, может быть, у Вас есть какая-то ее, пусть даже и случайная фотография?         
Молодой Обрета, потрепав свой  пепельно-русый затылок, все так же нескладно слез с дивана, и направился к стоящему в углу письменному столу. Подойдя, он заглянул в самый нижний ящик, и вытащил из него серебристо-серую коробочку электронного фотоаппарата.      
- Возможно, что-то есть здесь, - пробормотал он нажимая какую-то кнопку на его корпусе. Из центра коробочки вылез телескоп-объектив, он зажужжал, проиграл какую-то фирменную мелодию, а его хозяин, тем временем, все ощупывал его, с терпеливым видом, очевидно, высматривая на его дисплее нечто нужное.      
- Нет, не то, не то, не то, - бормотал он в раздумьях - Ага, вот, кажется, это подойдет... Вы потерпите, достопочтенные герры, пока я обведу именно ее лицо, что бы вы обратили внимание лишь на нее?               
Достопочтенные герры лишь молча, покачали головой, а Мигель Обрета, совершив, тем временем, еще несколько манипуляций, наконец, подошел, обратно, к чайному столику.
- Вот, взгляните,  -  показал он найденный в электронной памяти фотоаппарата снимок. На нем, увеличенном в несколько раз, улыбалось несколько расплывчатое, от приближения, но все, же довольно четкое лицо девушки - Вот, это она, вместе с моим братом, снимок сделан в Танзе. Если хотите, мы можем переместить это фото на органайзер Вашего помощника и попробовать найти Либерру по фотографическим данным...               
Шенке, покачав головой, было, протянул руку к Мигелю, дабы взять у него прибор, что бы переместить только что показанное им изображение на свой органайзер, но Йотс, покачав головой, остановил его движением руки.
- У нас еще будет время, что бы разобраться с этим, - произнес он - Давайте продолжим допрос. Итак, расскажите нам, пожалуйста, с чего началась та история, в результате которой сгорело ваше родное селение.
 Молодой Обрета промолчал, словно бы собираясь с силами. По его лицу было видно: это было едва ли не самым сложным из всего, что он должен был рассказать обо всем случившемся.       
- У них - у Габена и у этой самой... Ариссы... - у них, в общем, начался большой учебный отпуск... И они приехали сюда, в Беймер. Местные, которые знали о том, что происходит с Габеном, увидели их вместе, и, вполне естественно, что сперва опешили от такого зрелища. Многие из них - вам должно быть понятно, почему - уже давно считали Габена законченным неудачником - возможно, их смущало то, что он их пугает, возможно, этот страх перерос в клиническое отвращение, а те, кто в результате чуть не сошел с ума или бросил привычную ему выпивку, просто держали зуб на него. Они считали, что Габен уже давно должен был спиться, или сойти с ума, или покончить жизнь самоубийством - словом, опуститься на самое дно, в грязь и ил внизу вод жизни, наличие же у Габена сколь-либо приличной работы, тем более, девушки казалось им попросту  чем-то невероятным. И они бы, наверное, еще бы вытерпели наличие работы, и даже появление этой самой Ариссы, но то, что они появились здесь, среди нашей мути, они простить им не смогли. Сначала, конечно же, были только лишь косые взгляды, разговоры, на которые, если поразмыслить, можно было бы и не обращать внимания - но лишь до тех пор, пока они, если так можно выразиться, не перешли от слов к действию. Безусловно, это выражение очень фигурально, потому как никто не пытался поколотить Габена, изнасиловать Ариссу, подпалить наш семейный дом, но взрослые - лет за двадцать, а то и за двадцать три, люди стали действовать методами нервозных и пакостливых студентов, организуя обычнейшую моральную травлю. Суть ее, если вы понимаете, всегда заключалась в распускании слухов, при том, таких, что бы они были один нелепее другого, но, в первую очередь, показывающих нелепой и странной жизнь тех, кого они касаются. Но даже это  было только лишь началом, проверкой того, как люди, затянутые в этот идиотский круговорот, отнесутся к нему, а, главное, останутся ли в нем надолго. У нас в Беймере есть -вернее, теперь уже был - бар под названием "Пьяная Кобыла"; так вот, в этой самой "Кобыле" обычно собиралось до двух третей нашего мужского населения, а потому этот бар был не просто баром, а еще и своего рода городской канцелярией, для принятия негласных решений в мужской среде поселка. Все вердикты, касающиеся любого из жителей Беймера выносились именно там, но раньше - до того, как он вернулся из Танза -мой  брат каким-то образом избегал этой участи - быть приговоренным к тому или иному ярлыку. По видимости, мужчины, там собиравшиеся, упоминали его фигуру не чаще, чем имя нечистого, да и надеялись, что однажды он уедет куда-нибудь, да там навсегда и останется. Но, когда выяснилось, что нет, не навсегда, организаторами тихого протеста против возвращения Габена Обретты и его невесты стали едва ли не все завсегдатаи этого своеобразного клуба по интересам. Впрочем, весьма скоро они сознали, что простым муссированием слухов здесь не поможешь - просто потому что Габен уже давно не был вхож не только в  "Пьяную Кобылу", но и в большинство остальных кругов поселка, а потому его жители могли обвинять его в чем угодно, даже в сожительстве с инопланетянами - но это бы всё равно его не затронуло. Поэтому они решили перейти к мерам, более действенным, чем эта, и стали вмешиваться в его жизнь юридически. Мнения тех, кто добился в жизни немного меньшего, стали смешиваться с мнениями людей, добившихся в жизни большего, заместители жужжали в уши своим начальникам, начальники - начальникам чином повыше - в общем, странная информация о странной парочке, прогуливающейся по улицам вполне нормального, спокойного уголка этого мира добралась и до ушей заместителя нашего всеми любимого мэра. А вскоре мэр прибыл к нам с визитом и сам. Он не показал по отношению  к нам ни какой враждебности, просто заявил, что желает поужинать с нами, как с одними из рядовых жителей Беймера, узнать за столом без галстуков, каково живется таким, как мы, среднестатистическим гражданам, под его управлением, даже притащил нам подарок – дорогой, как Бог знает что, сервиз на семью из четырех персон, и не просто какой-нибудь, а из дорогого Эйндского фарфора. Можете себе представить нечто такое, что бы заставило бы любого, даже мэра небольшого городка, раскошелится на сервиз из  Эйндского фарфора? В конце-концов, конечно, выяснилось – он просто хотел, что бы мой брат убрался из Беймера туда, откуда он явился, и прихватил с собой свою Ариссу, потому что слухи уже говорили о том, что несколько несчастных случаев (в том числе и самоубийства, и поножовщина) произошли именно по вине их обоих - дескать, они долгое время находились рядом с ними, и очень продолжительное время. Но их - Габена и Ариссы - тогда, на его несчастье, дома не оказалось, и, покончив с нашим очень мирным с виду застольем, мэр был вынужден довольствоваться разговором с главой нашего семейства. Разговор этот происходил в форме тэт-а-тэт, и мы так и не узнали его содержания; только потом уже, когда мэр удалился восвояси, а Габен, наконец-таки прибыл в родные пенаты, отец сказал ему, что бы он поторопился собрать свои вещи и направиться в Танз, ибо мэр, наслушавшись досужих разговоров, уже ищет путей для применения своей власти для того, что бы выпроводить его своими силами. Габен только лишь хмыкнул - и, только лишь пожав плечами, направился в свою комнату. Странно, но тогда мой отец даже и не подумал идти вслед за ним, останавливать его - хотя в любой момент мог бы сделать это... Вернее, не в любой момент, тут эта единица измерения несколько неверна, потому что отец не сделал бы так просто потому, что банально боялся его, боялся, как можно боятся неведомое, абсолютно чужеродное для Ваших мест существо, внезапно вылезшее из-под щели между листами линолеума на полу вашей кухни, и с неспешной важностью направившееся к узкому зазору между плитой и мойкой. Он и сам бы выгнал его, наверное, в три шеи, и с превеликим удовольствием, но он боялся того, что то, во что он превратился за эти три года военной службы, развернется прямо на пороге и сожрет всю семью, главой которой он и является. Он боялся его. Я боялся его. Его боялись все. Кроме, разве что, матери, да этой девчонки, Ариссы.               
- А потом, - произнес Шенке вдруг столь громко и неожиданно, что и Мигель, и Йотс, резко обернулись в его сторону, и тут же заметили, что он уже давно отложил свой органайзер в сторону, и с задумчивым видом смотрит куда-то перед собой - Они решили, что действовать нужно резче и сплоченнее?         
- О чем это Вы, поручик, - недоуменно переспросил Йотс у него.               
- Имеется в виду, наверное, что мои земляки решили действовать более решительно, - пояснил Мигель - И в этом герр поручик, пожалуй, прав - и прав повторно. Кое-то, специально нанятый мэром, аккуратнейше проследил за распорядком дня Габена и его подруги, составил определенный график, после чего, специально же нанятые люди, изучив его, выбрали наиболее удобное время и место для внезапной встречи с Габеном и пошаговое убеждение его и Ариссы в бесполезности, а то и опасности их пребывания в Беймере. Из той информации, что была мне доступна об этой встрече, я узнал, что она, тем не менее, не состоялась - находясь в нашем местном кафе "Корона Лургера"  вместе со своей "второй половинкой", Габен словно бы почувствовал приход этих господ заранее, и удалился в туалет. Правда,  когда они подошли к ним, за столиком все еще сидела Арриса, и, да, она сообщила им, куда ушел Габен, более, того, указала им на его спину, удаляющуюся в сторону именно туалета, а не чего-нибудь другого, и они пошли в след за ней - в конце концов, разве запертый вовремя туалет в общественном месте не является наиболее выгодным местом для разговоров, подобным тем, что запланировали эти парни? Но, к сожалению, эти парни не смогли учесть одного: иногда, то, что кажется, не всегда только то, что кажется, и этот человек, с которым их послали разговаривать, не просто имеет некую ауру чего-то не того, а является чем-то не тем на самом деле. А потому, когда они вошли в туалет, они не увидели там ни какого Габена - только его одежду, аккуратно сложенную на туалетном бачке одного из унитазов… И - О, да! - едва не забыл: поверх нее лежала его кожа, снятая с его тела, как чулок, как змеиная кожа, сброшенная ей в период линьки - вся, от волос на макушке до мозолей на пятках. Сам же Габен в это время уже находился у себя дома и поспешно надевал все чистое - уже через полчаса он должен был встретиться на железнодорожном вокзале с Ариссой, что бы уехать в Танз. Уехать, но не навсегда.               
- Кто Вам это рассказал, - полюбопытствовал Йотс все тем же своим ровным тоном, в котором, тем не менее, слышалось нервное беспокойство - Ваш брат? Я, конечно же, все понимаю, но, может быть, через призму уже произошедшего, да плюс еще эти пресловутые слухи...               
 - Нет, нет, - остановил его Мигель - Дело в том, что я и еще несколько моих друзей тоже находились в то время в "Короне Лургера", правда зашли туда значительно позже, чем Габен, да и заметил я его под самый конец этого действа, и только потому, что в кафе появились люди мэра...               
- Что, это было так заметно, что это были именно люди мэра?          
- Ну, да, конечно же, они же даже не вели себя, как обычные посетители, не искали взглядом ни барной стойки, ни официантов, а кого-то более конкретного, уже усевшегося за стол, и их движения... Боже, да неужели вы, герры следователи, не можете назвать отличия между наемниками и обычными людьми?               
- Ну, во-первых, мы - герры следователи, а Вы, простите, навряд ли имеете те же навыки, что и... Впрочем, - остановил, наконец, Йотс свое неожиданное брюзжание - Ладно, это не так уж и важно. Я понял, в общем, что Вы склонны думать о том, что происходившее с Вашим братом действительно имело... Скажем так, некую... Мм... Инфернальную природу…               
- Пожалуй, что слово "Инфернальность" - не самое подходящее в этом случае. Ведь этот термин, кажется, применим, скорее, к каким-то потусторонним  явлениям?               
- Но разве то, чему Вы были свидетелем, нельзя назвать потусторонним?      
В ответ на эти слова Мигель коротко и невесело рассмеялся.            
- Нет, - произнес он как-то устало - Глупо увязывать то, что человек, который сбросил свою собственную кожу, словно рабочий комбинезон,  а затем, судя по всему, просочился сквозь канализацию, имеет нечто общее с какой-либо мистикой. Это скорее, что-то вроде научной фантастики. Вернее, научной фантастики в купе с ужасами... На военно-экспериментальной основе...               
- Военно-экспериментальной, - переспросил Йотс, щуря глаза в неясной гримасе, а Шенке, тем временем, молчал и слушал с каким-то зачарованным видом - Все же, было бы интересно узнать,  откуда у Вас такое стойкое убеждение, что во всем виноваты именно военные? Вы просто следуете логике того, что, придя с военной службы, Ваш брат и должен был притащить это нечто именно с военной службы, - следователь, поморщась, перевернул страницы своего блокнота на последнюю из страниц и, проведя взглядом по каким-то из находящихся на нем строк, вновь обратился к  Мигелю - Кажется, он пребывал все это время в вертолетном отряде, не так ли?               
Мигель, дернув плечами, покачал головой.
- Но, если Вы подразумеваете, что Ваш брат пал жертвой некоего жуткого военно-научного эксперимента, то вертолетный род войск - далеко не самый подходящий кандидат на эту роль...               
- В личной карточке военного можно написать все что угодно - даже тот факт, что солдат, в свое время, нес службу на Юпитере. Более того, - лицо Мигеля стало еще более многозначительным - Будь я на месте этих людей, я был бы напрямую заинтересован в искажении фактов.               
- Ну, - усмехнулся Йотс - Если бы рассуждать подобно Вам, то можно обвинять абсолютно невинных людей в таких вещах, что... По-моему, такие вещи называются паранойей...            
- Паранойей, - хмыкнул Мигель - Может быть, Вам стоило прихватить с собой психолога? Может быть, стоило опросить всех собравшихся в тот день в "Короне Лургера" на предмет появления массовых галлюцинаций?   
- Боюсь, что большинство свидетелей этого происшествия уже погибли, - напомнил Йотс мягко - При этом - по вине все того же Вашего брата. По лицу Мигеля пробежала легкая тень раздражения.      
 - Я в курсе, герр следователь, - пробормотал он сумрачно - Мне интересно лишь, почему Вы до сих пор не осознали, что его на это спровоцировали?
- То бишь, Вы полагаете, что была организованна общественная травля, в результате которой Ваш брат и вышел из себя?               
- Боже, - едва ли не закричал Мигель в ответ - Да как же можно только ставить это под сомнение, после того, что я Вам рассказал?    
Йотс, странно ухмыляясь, отхлебнул уже несколько отрывшего цитрусового сока.               
- Ладно, ладно, успокойтесь, - пробормотал он примирительно - Возможно, я несколько переборщил с критикой Вашей теории. Просто она не кажется мне вполне правдоподобной. Бог с ним... На чем мы там с Вами остановились?      
- На том, что его брат и эта его подружка, Арриса Либерра, уехали в Танз, - подсказал им вдруг до этого о чем-то думавший Шенке - Но, тем не менее, не навсегда.               
 - Верно, Шенке, - покачал Йотс головой - Так, когда же они вернулись обратно? 
- Весьма скоро. Не то что бы через один день, но по тому, как они быстро вернулись, всем стало понятно, что прятаться и убегать они не от кого не желают. Но жителям города и его главе (особенно его главе - одному только Богу ведомо, наверное, думал он тогда, что может натворить еще подобное чудище) было достаточно и одного раза в "Короне Лургера" - никто не хотел теперь, что бы эта, как выражались некоторые, "мерзкая ящерица" грозила вместе со своей подругой по улицам Беймера, пугая при этом детей, играющих в двориках рядом с домами добропорядочных граждан. При поддержке все того же мэра было сформировано довольно бойкое - хотя и не очень большое - гражданское движение из особенно ярых противников Габена, в основном, из особенно ярых склочников, и до этого никогда не упускавших сладкой для них возможности показать себя гласом народа. Круглые сутки - меняясь по сменам, словно вахтеры, эти люди - пенсионеры, пьянчужки, безработные, домохозяйки - стояли рядом с нашим домом, вооруженные плакатами и транспарантами, и днем и ночью выкрикивающие в мегафон нечто вроде: "Выгоните чудовище, пока оно не пожрало наших детей!" или "Габен Обрета, эта родина перестала быть твоей". Никто из нашего семейства не мог спать теперь, кроме как в наушниках - берушах, отец и мать ходили нервные и бледные - машину отца уже пару раз успели закидать тухлыми яйцами на выезде, мать уже несколько раз опоздала на работу из-за недосыпа, и начальник гостиницы уже грозил ей увольнением. Однажды, возвращаясь, домой от друзей, я и сам схлопотал плакатом по черепу от какой-то особенно рьяной старушенции. Жуткий Габен Обрета, Габен Обрета, сбрасывающий кожу по собственному желанию, подобно тому, как ящерица отбрасывает хвост в случае опасности, просачивающийся сквозь канализацию с легкостью гигантской капли ртути, не смог натворить больше бед, чем горстка пенсионеров активистов и лоботрясов, внезапно возомнивших себя вершителями судеб и поборниками справедливости. Можно говорить, конечно, что если бы мой брат был более сговорчив, и смирился с мнением общественности, то, возможно, ничего из вышеперечисленного могло бы и не произойти... Но это мнение было отчетливо несправедливым, и, ни какой человеческий страх не был тому оправданием - в конце концов, Габен вовсе не просил, что бы его делали таким...               
- Но, как показывает история, опасения людей были вполне оправданны, - заметил Йотс вкрадчиво - Даже если судить не по последствиям, а по тому, что происходило с вашей собакой...   
- Если сравнивать Габена с псом, то он уже должен был начать убивать людей уже сразу же месяца через четыре после его прихода из войск, - произнес Мигель с печальным сарказмом в голосе - А к описываемому нами моменту прошло едва ли не два года.               
 - Но ты, же не знаешь, какой именно датой обозначить это самое... Заражение, - заметил Шенке осторожно. Сейчас, в отличие от самого начала разговора - и это было видно и по его интонациям, и взгляду - он встал на сторону допрашиваемого - И, быть может, скорость его зависит вовсе не от массы тела, а от развития интеллекта?          
- Может быть, - пожал плечами Обрета-младший - Но лично мое мнение заключается в том, что человек с достаточно высоким уровнем интеллекта способен контролировать это нечто так, что бы оно не мешало ему жить.               
- И Вы полагаете, что у Вашего брата этот самый достаточно высокий уровень интеллекта был в наличии, - полюбопытствовал Йотс.               
- Габен завершил обучение в среднем учебном корпусе с желтым дипломом. Я думаю, что это говорит о довольно многом.
- Думаю, - прервал его Йотс - Что о многом говорит то, что теперь Беймер стоит сгоревшим дотла. Если Ваш брат и сумел продержаться какое-то время, то эта штука все одно сумела сломать его волю.               
- Нет, - покачал Мигель с явной досадой на лице - Его волю сломали наши горожане, а не эта штука. Это же так очевидно! Возникает впечатление, что все это время Вы слушали меня  вполуха... Скажите, что бы делали Вы сами, в том случае, если бы Вас и Ваше семейство упорно третировало и преследовало все городское сообщество?          
- Уехал бы, - невозмутимо откликнулся Йотс - И еще: почему же, в таком случае, Вы сам, и Ваши родители, в том числе имели достаточно терпения, что бы...               
- Бросьте, да не смешите же Вы меня, - фыркнул Мигель на это - Наверное, любой из нас, имея возможности, сопоставимые с возможностями Габена, сумел бы и наказал столь злостных обидчиков. Будь мой отец юридически подкован и многополномочен, то он устроил проклятому мэру до того сладкую жизнь, что тот бы навряд ли сумел бы выбраться из помойной ямы до конца дней своих. Мать, я - да все мы продержались гораздо меньше, но потом бы все равно пали жертвами непереносимой жажды воздаяния, и сделали нечто, возможно, гораздо более страшное, нежели решился сделать Габен. И времени на принятие такого решения ушло бы много меньше, нежели, чем у него. Он же, можно сказать, прибег к вынужденным мерам...               
- Вот как, - пробормотал Йотс - Интересно, что только подвигло его на столь кардинальные... Вынужденные меры...               
Мигель, очевидно, доведенный до последней стадии волнения, прикрыл глаза, протяжно выдохнул воздух.               
- Как я уже говорил, - пробормотал он, все еще смотря на свои колени как-то из-под руки - Он не собирался никуда уезжать до тех пор, пока у него не кончится отпуск. Более того, всем своим видом он говорил, что даже после конца отпускного времени он будет приезжать тогда, когда он захочет, и настолько, насколько захочет. Ему, в общем-то, было абсолютно наплевать на все протесты окружающих, - хотя, как я уже говорил, к тому времени эти протесты были организованны настолько хорошо, что не заметить их можно было, разве что находясь в коме. На его счастье, то, что сидело внутри его, позволяло ему перемещаться так, что бы его не мог заметить взгляд любой, самой рьяной активистки, а, уже пребывая в доме, он был настолько ко всему  равнодушен, что порой начинало казаться, что он либо не приходил домой вовсе, либо попросту умер. Отец не раз предпринимал попытки вновь поговорить с ним по поводу необходимости скорого и неотвратимого отъезда, на сей  раз гораздо более серьезнее, чем прежде, но Габен каким-то непостижимым образом увиливал от него, еще более убеждая все наше семейство в каком-то  жутком своем всесилье и непостижимости. Жить с ним в одном доме становилось все жутче и  жутче, даже мне, и это несмотря на то, что я всегда - даже теперь, как видите, отношусь к нему более-менее хорошо. Отец и мать стали избегать его уже лично, а при встрече с ним пытались долго с ним не беседовать, словно ожидали, что от разговоров в нем может сработать некий невероятной силы убийственный механизм, способный уничтожить все живое в радиусе пятистах футов. Утешало одно - его достославный отпуск как будто бы приближался к концу, и Габен должен был вот-вот уехать обратно, в Танз, откуда перестал бы беспокоить и нас, и всех остальных обитателей Беймера как минимум дней двадцать. До этого события оставалась всего какая-то неделя, и отец, памятуя об этом, уже хотел лично оповестить о том же и мэра, дабы он наконец-таки уговорил уже порядком надоевших всей семье протестующих уйти - под предлогом того, что все их мечты скоро исполнятся. Но прежде, чем эта мысль сформировалась окончательно, а отец таки набрал на телефоне номер приемной мэра, случилось нечто неожиданное, но, по моему мнению, не такое уж для этой ситуации и удивительное. Наш мэр вдруг исчез. Нет, его не убили, не похитили с целью выкупа, так как после его исчезновения не было не найдено ни следов борьбы, ни крови - он просто словно бы испарился, одной прекрасной ночью, прямо из собственной спальни. Лично я подозреваю, что к этому были так же причастны некие армейские спецслужбы - очевидно, столкнувшись с происшествием в "Короне Лургера", мэр проявил слишком активный интерес к этому, взялся за раскопки в тех документах,  копаться в которых ему было не положено ни по статусу, ни по чину, и возможно, раскопал-таки то, что обычно должно быть доступно крайне узкому кругу ответственных личностей. Но простые смертные, живущие в Беймере и ставшие свидетелями этого жуткого и загадочного происшествия, трактовали его совершенно по другому: мэр копал под Габена Обрету, Габен же Обрета способен на весьма многое, так, значит, и винить в исчезновении следует именно его. Теперь те, кто (впрочем, и не только лишь они) пикетировал наш дом, изъявляя невероятную жажду распрощаться с моим старшим братом, вдруг резко поменяли смысл своих плакатов, и направление своих сокровенных желаний. Теперь враги Габена жаждали, что бы он не уезжал, а, напротив, остался. Желательно - навсегда. Закопанный в глубокую яму, головою вниз, на самой окраине города, там, где у нас находились выгребные ямы. Конечно же, просто так провести казнь было нельзя, для этого необходим был новый мэр, который мог бы подписать решение суда, а он должен был быть назначен Канцелярией,  Канцелярия же, в свою очередь, не торопилась принимать какие-либо решения именно по этому поводу; зато кое-кто, не вполне далекий развернул по поводу исчезновения целое делопроизводство. Естественно, что дальше бумаги дело не пошло – кое-кто сверху придавил ее увесистым пресс-папье, так что бы расследование превратилось в очередную канцелярскую тягомотину, которая, возможно, тихо и неспешно тянется и по сей день. ВРИО мэра, его бывший заместитель (и, кстати, его наивероятнейший сменщик) Бертольд Аргуттон не имел права подписывать документы на подобные санкции до тех пор, пока на это не пришло официальное разрешение из Сегментарного Разведывательного Агентства - а это, кажется, ваша организация, так ведь? - но, поскольку дело не слабо затормозили, Габен мог самым спокойным образом разгуливать на свободе, даже не беспокоясь, что его могут ограничить в перемещении на время следствия. Но, то, что называется, не тут то было.  Всегда - и это, герры, вы знаете и без меня - всегда найдется такой дурачок, который разом все испортит;  такой нашелся, как вы понимаете, и на эту историю. Имя его, правда, до сих пор неизвестно, зато известны действия: одним поздним вечером, кажется, с пятнадцатого на шестнадцатое  число прошлого месяца произошло внезапное возгорание одной из двух наших захолустных гостиниц. Поскольку - повторюсь - гостиница была жутко захолустной, и, по идее, уже готовой к закрытию за ненадобностью, той поздней ночью в ней не было никого, кроме пожилого смотрителя и еще двоих - какого-то безымянного бродяги и...            
- Еще там была Арриса Либерра, - прервал его Шенке, а затем, не глядя на него, обратился к шефу - Я говорил Вам именно об этом, герр старший лейтенант. На мои глаза случайно попалась папка с делом по поджогу гостиницы "Синий Ручей", я прочел ее, и все узнал….      
- То бишь, - сказал Йотс привычно спокойным голосом - Нужно понимать, что  Ваш брат и впрямь имел причину для уничтожения Беймера, а не сделал это... Мм...
- По своей природе, - усмехнулся Обрета-младший, и ухмылка эта вышла неприятной, словно бы он издевался над следователями - О, нет, герры, конечно же, нет. Прекратите же, наконец, сравнивать Габена с этим несчастным взбесившимся псом, я повторяю вам - он был человеком, и держался против этой заразы очень крепко. Но даже в том, что в результате убийства его девушки он стал убийцей сам, я все равносильно сомневаюсь.            
Сыщики, услышав эти последние его слова, в удивлении переглянулись, а затем непонимающе посмотрели на него.               
- То есть... - пробормотал Шенке недоуменно - Но если не он сделал это, то... Кто, черт подери, кроме него? Опять эти таинственные спецслужбы, хотите Вы сказать? Заметали следы?
- Что им было там тогда заметать, - фыркнул Йотс насмешливо - Ведь Габен ни в чем не виноват. Он еще ничего не сделал!               
- Не спешите иронизировать, - прервал его Мигель - Опровергать что-либо сейчас столь же бессмысленно, насколько бессмысленно что-либо утверждать.  Вы помните, герры, что я вам говорил по поводу того, как на него реагировали наши жители, еще до того, как у Габена пропали здесь последние друзья?               
- Начинали сходить с ума, - припомнил Йотс равнодушно.         
- В этом-то и заключалась вся загвоздка. Мое общее мнение по поводу этой истории заключается вот в чем: пока Габен находился в войсках, военные ученые выбрали его для некоего военного эксперимента, и путем каких-то неведомых пока простым смертным манипуляций превратили его в ходячее психотропное оружие - при этих словах морщинистое и обрюзгшее лицо Йотса почему-то на миг закаменело, но затем опять разгладилось - Поскольку он был оружием, и, доколе его не уничтожили еще в войсках, более-менее управляемым, он не воздействовал ни на кого, покуда внутри него что-то не нажималось...       
- Бред, молодой человек, - буркнул Йотс раздраженно - Вы не замечаете даже, как противоречите сами себе. Что бы оружие сработало, его нужно навести на непосредственного врага, не так ли? Врагом ли была ваша несчастная псина, превратившаяся в чудовище? Что он имел против тех пьянчужек, с которыми сиживал в баре, и которые в результате едва не распрощались с рассудком?         
- Будто бы я не думал об этом, - воскликнул Мигель горячо - Слушайте! Разве вы оба не знакомы с синдромом военного ветерана? Не слышали истории о людях, прошедших через войны, спивающихся, сходящих с ума, хватающихся за разрешенное им табельное наградное оружие, бьющих жен, детей, громящих в пьяном угаре бары и рестораны, ненавидящих все и вся, всю нашу безалаберную жизнь, и нас, тех, кто ее ведет? Хотите знать, где кнопка? Кнопка в неприятии. Кнопка в обиде на то, что тобой попользовались и бросили на дорогу, как использованный презерватив. Вы не подумали о том сейчас, почему я, моя семья, не чувствовали того же, что эти треклятые алкаши-собутыльники, потом уже, год спустя стоявшие рядом с нашим домом, с плакатами, призывающими выгнать Габена прочь из Беймера? А ведь мы жили, а не просто пили с ним в баре, завтракали, обедали, ужинали с ним за одним столом, и делали это добрых двенадцать месяцев. Вы не подумали, почему на него не поступало жалоб из Танза - хотя ладно, Танз тут можно отбросить - почему не свихнулась эта несчастная сгоревшая девушка, Арриса - а ведь она, простите, с п а л а  с ним!               
- Ну, ладно, допустим, - согласился Йотс - Предположим, на членов своей семьи он старался как-то не кидаться, сдерживал себя, тогда как, глядя на круглые, самодовольные красные от вина рожи своих бывших друзей, сдержаться он был не в состоянии... Но как, в таком случае, Вы объясните мутации Вашего пса?               
Мигель задумался, и, подумав, покачал головой:
- Тут, пожалуй, я не могу не признать, что здесь Габен совершил ошибку... Хотя бы, потому что он признал это сам. Очевидно, эксперимент, о котором я вам говорил, совершился лишь под конец его военной службы, и он еще не знал все нюансы приобретенного. Не смог сообразить что вещи, перенесшие эксперимент вместе с ним, не впитают э т о подобно его организму, а будут присыпаны этим, словно пылью. Естественно, что когда этот факт стал явностью, поменять что-либо было уже поздно.               
- Ну, хорошо, хорошо, допустим, что все это - так, как Вы говорите. К чему вы вели, когда рассказывали нам все это? Что жители Беймера, спалив дотла, вновь спровоцировали его? Нажали на кнопку, на которую не стоило нажимать?             
- Все верно, но это не все, что вам следовало понять. Дело в том, что он не насылал на город безумие, стоя на крыше нашего дома, не ходил по его улицам, разбрасывая споры, подобные тем, что, возможно, остались на его злополучном  бушлате. Он просто начал ходить по своим старым знакомым, по домам тем, кто стоял тогда под нашими окнами и кричал, что бы он убирался, и спрашивал, кто виноват, кто зачинщик этого поджога, говорил им, что он не сделает виновнику ничего дурного, что хочет объяснить свою невиновность в исчезновении мэра,  дабы тот, кто сжег гостиницу, смог извиниться перед ним, глядя Габену в глаза...   
Но к нему никто не вышел, а тот, кто вышел, стуча зубами от страха, предложил катиться прочь из чужих для него владений, пока он, их владелец, не вызвал полицию. Таким образом, Габен понял, что виноваты - прямо или косвенно - все опрошенные, и извинятся перед ним никто не будет. Не имею никакого понятия, какое именно реле в его подсознании, щелкнув, перешло в положение "включено", но сей факт не остановил его, и он двинул к зданию ратуши, высокой башне посреди поселка, в окнах которой горел яркий желтый свет - в ту ночь в канцелярии дежурил сам Бертольд Аргуттон, ВРИО мэра Беймера. Пока он шел к нему, некоторые из домов - в основном, те, чьи хозяева, на свою голову, вышли к нему для короткого, наполненного брезгливостью и страха разговора - уже начинали воспламеняться. Когда он одному Богу известным способом оказался на ее ступенях - хотя, вполне естественно, что в это время суток ратуша была закрыта на ключ изнутри - дома подожгли и те, кто от него прятался, и внизу, под возвышающейся над Беймером башней уже полыхала едва ли не четверть всего поселка, а заместитель мэра, почуяв дым, уже в испуге вышел из своего кабинета, дабы найти центральный коммуникатор - странно, но, кажется, аппарат, что стоял на его столе, почему-то не работал. В момент, когда еще три жителя Беймера обливали свое жилище, себя и своих домашних автотопливом из личной цистерны, а затем подносили горящую спичку к полам своего ночного халата, эти двое - мой брат и герр Бертольд Аргуттон наконец-таки встретились и поговорили с друг-другом. Разговор этот был весьма короток, как и в прошлые разы,  и я не знаю, с чего он начался и чем закончился, однако после того как Габен ушел, заместитель мэра совершил один из самых странных и - увы ему - самый последний значительный поступок в своей жизни. Он добрался-таки до центрального коммуникатора, и, убедившись, что он работает, сделал звонок в пожарную часть поселка...
И приказал им не предпринимать ничего, каких бы заявлений им не поступало и что бы они не увидели сами. Затем, вернувшись в свой кабинет, он вытащил из письменного стола все документы, вытащил подаренную ему на стопятидесятилетие поселка бензиновую зажигалку, и стал поджигать их - один за другим, ложа рядом с собой на пол и стол. Через некоторое время вспыхнул толстый плюшевый ковер в его кабинете, от него занялись занавеси на окнах, дальше воспламенились шелковистые обои на стенах, гардины, наконец, доски пола... Вообщем, когда, как огромный факел, горела ратуша, вместе с ним горело и две трети города. Лишь только тогда в пожарной части стали понимать, что тот, кто отдавал приказ не предпринимать ни каких действий, должно быть, не вполне понимал, что он делает, и решили, что пора действовать самостоятельно. Они снарядили машины, приготовились сами... Но тут же поняли, что опоздали - потому что едва они выехали за пределы своего подземного гаража, их громоздкие грузовики с водяными бочками окружила толпа черных, оборванных, обожженных людей, безумных, как мартовский заяц, вооруженных кто, чем горазд - но чаще всего это были наспех и неумело сделанные бутылки с фитилем и керосином вместо наполнителя...    
- И так пали стены Иерихоновы, - пробормотал Шенке задумчиво, а на некоторое время примолкшие Йотс и Мигель Обрета вздрогнули от неожиданности.   
- Шенке, - полюбопытствовал Йотс мрачно у своего помощника - Вы все еще помогаете мне конспектировать показания, или принялись за цитирование Святой книги?      
- Я все уже записал, герр старший лейтенант...            
- Все ли, - переспросил Йотс еще более угрюмо, чем прежде, а затем покосился на Мигеля - Вы все нам рассказали, молодой человек?               
- Пожалуй... Я не знаю, есть ли у герров еще вопросы ко мне... 
Йотс, размышляя, пригладил редкие волосы, закрыв узкими полосами. 
- Скажите... Уважаемый, а как Вы сумели выжить сами? - спросил он, наконец.               
 - Я и несколько моих товарищей уехали в тот день в Танз праздновать окончание лета в одном довольно известном в нашей округе ночном клубе.       
- Вот как, - Йотс, черкнув в своем блокноте что-то напоследок, а затем, посмотрев на вновь с загадочным видом замолчавшего Шенке, произнес - Ладно, нам с моим помощником, пожалуй, необходимо взять тайм-аут. Мы, пожалуй, выйдем на немного, прогуляемся, быть может, до Вашего дяди... Но не надо думать, пожалуйста, что допрос уже подошел к концу...               
 - Нет проблем, - пробормотал Мигель, все еще сидя на кровати, даже не меняя при этом позы - Можете, наверное, даже немного побродить по дому - думаю, что дядюшка Леко будет не против.  Йотс, тоже думая о чем-то своем, встал из кресла, кивнул теперь уже все заметившего и от того смотрящего на начальника с вопросительным видом Шенке, и двинул на выход. Оказавшись в сумрачном, залитом желтоватым светом узком коридорчике, он на мгновение замер, дожидаясь поручика, потом, когда он вышел, повернул и пошел, но вовсе не в сторону выхода, откуда они оба пришли, а вглубь  дома.         
- Герр старший лейтенант, - заговорил Шенке ему в спину торопливо и тихо - Куда вы нас тащите? Если допрос свидетеля закончен, то давайте закончим его официально... В конце концов, судя по всему, нам предстоит посетить еще довольно мест... Например, военную базу, на которой служил Обретта...               
Они как раз дошли до поворота, который вел в коридор, более широкий и светлый, с окнами, за которыми все еще стояла серая пелена дождя. Пройдя по нему еще метра три (и протащив за собой и недоуменно смотрящего на него Шенке), он оглянулся в поисках ненужных ему дверей, посмотрел, что происходит за окном, затем, сделав контрольный круг вокруг себя взглядом, повернулся к Шенке.               
- Вот что, - сказал он, понизив голос едва ли не до шепота - Сейчас мы постоим тут немного, поговорим о том, о другом. Зайдем к нашему свидетелю, скажем ему несколько добрых и теплых слов, скажем, что сделаем все, для того, что бы государство выделило ему помощь, как потерявшему семью, что попытаемся восстановить справедливость для его брата - хотя бы посмертно. Выпьем еще немного чая с его дядюшкой... Леко... А потом уйдем отсюда. Уйдем быстро, так быстро, что бы не возвращаться в это место даже мыслями. Н и к о г д а,  Шенке, Вы понимаете, о чем я?               
Шенке, выкатив глаза, вздрогнул и, пошатнувшись, отступил от начальника на пару шагов назад.                - Н-но... Как же так, герр старший лейтенант... Государство изуродовало жизнь этому парню, высосало и выкинуло, даже не подумав о том, что дома он станет чудовищем по вине все того же государства... Как можно оставить в забытье такое, ведь это же, фактически, военные чины, а не Обретта, уничтожили, сожгли всех этих людей, оставили сиротой этого несчастного, с которым мы только что говорили...  Ради   э к с п е р и м е н т а,  герр старший лейтенант...            
- Нет, - от волнения одутловатое лицо Йотса не покраснело, а побледнело, стало восковым, как у мертвого - Я не стану рисковать своей жизнью ради какой-то эфемерной справедливости. Я уже нахлебался ее в свое время, и скажу вам, что это блюдо - на редкого любителя. Если хотите прожить еще хотя бы год своей жизни, то не ворошите эту кучу ни при какой ситуации! Если хотите прожить свою жизнь на свободе и на родине, не говорите об этом даже своим друзьям и знакомым...             
- Но, послушайте, если все, что он сказал, правда, если, тем более что Вы знали об этом заранее, то какого черта мы вообще сюда приехали? Зачем Вы взяли с собой меня, разве Вы не могли наврать этому парню с три короба самостоятельно?!
 Йотс, печально покачав головой, тоже отступил назад, к запотевшему от дождя окну.         
- Я вовсе ничего не знал, Шенке. Я не знал ни о девушке Обретты, ни об этой проклятой собаке... Поймите же, военные - не из тех людей, которые так просто выдают ход своих мыслей, никто не знает, какие цели они преследуют тем, что, что они делают... Я до последнего думал, что вся эта кошмарная история произошла на почве банальнейшей бытовухи, наивно полагал, что если по ведению следствия нам не выстраивали никаких препятствий, то, значит, в этом деле нет ничего особенного... Н е з а у р я д н о г о. Сейчас же у меня такое ощущение, что нас с Вами заманили в какую-то ловушку...               
При слове "ловушка" Шенке невольно, чисто инстинктивно передернуло, словно чей-то холодный и твердый палец проник через плоть его поясницы, и рукой, будто ствол молодого деревца, обхватил позвоночник. Теперь мысли о наитии некой справедливости стали меркнуть и в его голове.         
 - Ловушка, - повторил он за все еще бледным, как восковая свеча, начальником - Что это значит... Какая ловушка?   
- Не знаю, - Йотс теперь и вправду понизил голос до шепота - У   н и х  все построено на ловушках... Все сделано так, что бы мы - обычные люди - видели только их стены... Но не цели тех, кто их создает. Нужно уходить отсюда, немедленно, под любым предлогом, иначе, как мне  кажется, здесь с нами произойдет нечто не вполне нормальное - подумав, он прибавил, - Все, хватит. Довольно нам тут стоять, сейчас мы быстро сделаем все, так, как мы уже планировали... Главное, не подавать вида, что мы о чем-то догадываемся, ясно?               
- Не понимаю, зачем? Мы и так все уже ему показали, разве нет? Да и что в этом такого, если бы и  сказали? Он же сам обо всем знает, по крайней мере, догадывается...   
 - Это-то меня и смущает, - пробормотал Йотс мрачно - Он   с л и ш к о м   о   многом догадывается. И слишком хорошо - словно бы не догадывается, а знает... Идемте, Шенке. Делаем все, как я сказал - главное постоянно выражать сочувствие и печально покачивать  головами - Йотс, повернувшись в ту сторону, откуда он пришел, двинул, вперед, со смесью решительности и тревоги на своем лице. Шенке, не видя иного выхода, двинулся  следом за ним, в узкую и темную расщелину предыдущего, лишенного окон коридора.               
- О, герры следователи, - услышал он, едва они прошли по тесной, едва освещенной расселине два или три метра - Как там ваш допрос? Все выяснили?               
- Почти, - хмуро откликнулся Йотс на вопрос, и почему-то только лишь после этого Шенке осознал, что они натолкнулись на Леко, дядюшку и попечителя Мигеля Обретты - Нам осталось только лишь только сказать Вашему парню кое-что на прощание, для того, что бы... Ну, в общем, он поменьше беспокоился и не уходил в себя.      
- Как, - в голосе дядюшки слышалось что-то непонятное - не то удивление, не то насмешка - Разве ваше Управление еще и берет на себя функции посттравматической помощи морально пострадавшим?    
- Бывает и так. В конце концов, никто не хочет, что бы на него подавали в суд из-за того, что их подопечных довели своими идиотскими вопросами государственные служащие...            
- Я бы не подавал, - сказал герр Кай Обрета еще более странным голосом, чем прежде, неожиданно жестоким для этой ситуации... Но затем, словно бы опомнившись, вновь поменял свои интонации на привычные, куда более мягкие и добродушные - Я думаю, что Мигель не даст для этого повода. Он крепкий парень, я знаю.               
- Что ж, отлично... Так Вы дадите нам пройти?            
- Что, - Кай Обрета спрашивал, как спросонья - Ах, пройти... Да, да, конечно же... Погодите немного, я протиснусь к Мигелю в комнату первым, а Вы за мной, так, наверное, будет удобнее...               
Шенке только лишь видел, что его более высокий, чем хозяин дома, начальник только пожал сутулыми плечами и отступил назад, заставляя тем самым отступить и его. Спустя секунду Йотс вновь двинулся вперед, и завернул в комнату Обретты-младшего.
Тут уж у Шенке появилась возможность выйти из-за его спины, и увидеть то, что творилось впереди: комната Мигеля была почему-то пуста, за исключением тех, кто в нее вошел, а ее обитатель вдруг неожиданно куда-то исчез.      
Низенький герр Кай Обрета стоял посреди нее в совершеннейшем изумлении - словно до этой поры его подопечный сидел здесь безвылазно, даже не посещая столовую и санузел.               
 - Странно, произнес он с озадаченным видом - Куда это он мог подеваться?          
- Может быть, - предположил Шенке тут же - Отлучился в сортир?               
Кай Обрета прищурился с каким-то беспомощным видом.               
- Может быть, может быть, - произнес он, разглядывая узоры ковра лежащего на полу. Йотс, ставший почему-то еще более бледный, чем прежде, молчал, озираясь по сторонам одними лишь глазами. Кай Обрета, повернувшись к ним, с деловитым видом обошел следователей по дуге, вышел в узенький коридорчик и там громко назвал своего питомца по имени.               
Но питомец не отозвался. Кай Обрета позвал его еще пару раз, но толкового из этого ничего не вышло. Тогда он вновь обернулся к своим гостям.      
- Послушайте, герры, - спросил он с подозрением - Вы, надеюсь, не говорили ему ничего такого?      
- А что такого мы могли ему сказать.               
- Ну, не знаю, - в выражении плоского, постоянно добродушного лица хозяина дома появилось нечто необъяснимое, абсолютно чужеродное для человека с его складом внешности и поведения - Например... Вы знаете, герры следователи, у него есть несколько стереотипов по поводу того, что произошло. Например, он свято верит, что его старший брат ни в чем не виноват, что его подстрекали сами жители Беймера. Все время говорит о каких-то военных организациях, дескать, поставивших над ним эксперимент... Вы, случаем, не вошли с ним в некий... Клинч по этим вопросам?      
- Нет, - выдавил практически потерявший все цвета своего лица Йотс - То есть... Небольшой спор, конечно, имел место, но... Мы ничего не доводили до абсурда...               
- Не доводили, - переспросил Кай Обрета - Где же он, в таком случае?               
- Слушайте, - вновь ввязался Шенке в этот странный разговор - У меня возникает впечатление, что Ваш племянник ни когда не отходит от своей комнатушки дальше десяти метров...               
- Отходит, но довольно редко, - произнес Кай Обрета, полувысунувшись из комнаты своего племянника - Если бы я его позвал, то он бы явился незамедлительно. Тут что-то не так, герры, я говорю Вам...         
- Позвоните ему через коммуникатор, - предложил Йотс, стараюсь всем своим видом показать свою невозмутимость. Правда, с его бледной физиономией это выходило не самым лучшим образом. Скорее, возникало впечатление, что сыщик убил его, расчленил труп и спрятал все ошметки под диваном в этой комнате.               
-Нет, его коммуникатор лежит на его столе, можете убедиться... Ми-и-ге-е-ель, - вновь выкрикнул его дядюшка Леко, высунувшись из двери в дверной проем. Узкий, как ситуация пик, коридорчик, отозвался молчанием.             
- Боже, да он, что там, провалился сквозь землю, - воскликнул последний из старшего поколения Обретта в сердцах, а затем выскочил наружу, и уже оттуда крикнул - Подождите, герры, я найду его прямо сейчас! Мне просто не вериться, что он просто так взял и исчез...               
После этого из поля зрения обоих сыщиков исчез и его голос, оставив их одних, в одной из многочисленных комнат чужого дома.               
Йотс прошелся из одного ее угла в другой угол. Посмотрел на Шенке - взгляд его был затравленным, как у человека, чьи ноги завели его к черту на рога, и теперь он не может найти оттуда.               
- К черту, - пробормотал он торопливо, с нервозным видом обводя пространство комнаты вокруг себя - Уходим, Шенке. Составим рапорт в отделе. Здесь не просто что-то не так... Это место... Давайте, Шенке, быстрее, за мной! С этими словами Йотс, сжав свой саквояж в руках, торопливо выскочил наружу. Шенке, явно не ожидавший подобного развития событий, сначала встал на месте, там же, где стоял раньше, но затем, вдруг поняв, что торчит, как столб, посреди абсолютно пустой комнаты, без всяческой цели и причины, тоже неуклюже вынырнул вслед.
- Герр старший лейтенант, - крикнул он, с разбегу, не рассчитав, врезавшись в обшитую шелковистыми обоями стену. В коридоре стало еще сумрачнее и темнее и даже как будто бы уже, чем прежде, а все, кто вышел, прежде чем он, уже каким-то непостижимым образом куда-то исчезли. Оглянувшись по сторонам, Шенке чисто инстинктивно развернулся боком и двинулся вперед, туда, где согласно его памяти, находился выход из особняка Обретты. Где-то с пару секунд он шел более-менее терпимо, но вскоре ему почему-то стало казаться, что коридор становится не только уже, но еще и длиннее, чем прежде. Возможно, подумал он было, мне просто чудится - вследствие того, что я наслушался этих дерьмовых рассказов, что Мигеля Обретты, что Йотса, и вот теперь... Однако, пройдя еще метра три, он, едва не сшиб головой один из позолоченных бра, что висели на странно сжимающихся стенах. Обернувшись назад, он с каким-то идиотически-равнодушным испугом отметил, что соседнее бра едва ли не трется о его затылок. Движимый непроизвольной жаждой безопасности, Шенке двинулся назад, чая попасть туда, где еще раньше было более-менее безопасно... И тут же был зажат, как муха, угодившая в щель между створами оконной рамы, обеими стенами жуткого коридора. Подавшись вперед, он убедился, что зажат окончательно, было, поглощенный паникой, отчаянно задергался из-сторону, но тут стены, словно чувствуя его движения, сжались столь сильно и ощутимо, что его грудная клетка едва не смялась, как скорлупа выпитого досуха яйца. Ему показалось, что он слышал треск пары треснувших ребер, а в голову пришло не вполне уместное воспоминание: он, еще подросток, сидит в аудитории среднего учебного корпуса, идет час биологии, учитель Воктекл - очень увлеченный своим предметом человек - весело и восторженно рассказывает им, так называемом нелеслевском осоеде - растении, растущем где-то на юге Конгломерата, чьи цветки  два из четырех сезонов в году - хищные пасти, приманивающие своим чудесным запахом насекомых, и даже мелких медоядных птиц. Это растение, говорит учитель Воктекл, вовсе не является уникумом, таких в природе насчитывается около пятидесяти тысяч видов, такие есть даже в их средней полосе, но биологи все равно не могут согласиться с тем, что это явление нормально для экосистемы этого мира, есть несовпадения по статистической морфологии - то есть они не похожи на большинство растений, по эволюционным данным - то бишь, ученые не могут сообразить, отчего может произойти нечто подобное. Скорее всего, их общий предок, говорит учитель биологии напоследок, вымер настолько тотально, что не оставил после себя ни единого следа... А может, не существовал на этой планете вовсе, добавляет он в конце-концов, и Шенке-подросток невольно соглашается с ним, так как еще на уроке физики слышал о так называемой пространственно-временной пене - схеме строения Мультивселенной, вселенных в которой больше, чем пороховых песчинок в бочке с порохом, больше, чем молекул соли во всем насквозь  просоленном мировом океане, и эта теория почему-то говорит ему, что все эти пузырьки-мироздания взаимопроникновенны. А если взаимопроникновенны, то, значит... А что если, думает, Шенке-взрослый, Шенке - молодой поручик из Управления Расследований, Шенке, едва не раздавленный двумя стенами коридора в чужом доме, после странного допроса по поводу странного дела, возникшего вследствие странных событий, что если эти чертовы военные, вернее нашли  где-то тоненький тоннель-проход в какой-то другой чуждый мир, живущий по чужим законам? Что если им удалось каким-то невероятным образом дистиллировать эти странные законы и привить их Габену Обретте, превратив его ни в какое не психическое, а изменяющее окружающий его мир по собственной прихоти оружие. Может быть, он вовсе не сгорел в Беймере, как было оформлено по документам, а...    
- Шенке, - вдруг услышал он сдавленный, задыхающийся крик. Неуклюже повернул голову в его сторону, увидел Йотса, так же как и он, залипшего меж бра и шелковистых обоев - Шенке, Вы это? Шенке, Вы можете помочь мне?            
- Каким... Образом? - процедил Шенке, стиснув зубы - Я тут...               
- Не надо, Шенке, я понимаю. Думаю, что Габен Обрета вовсе не умер. Как думаешь, я прав или нет?               
- Возможно, что да... Думаете, что они его прячут?   
- Нет, нет, Шенке, Вы не поняли меня... Мигель Обрета - это и есть Габен Обрета...               
- Что?               
- Ни в коем случае не дергайтесь, Шенке, эта штука раздавит Вас, как тлю в виноградной давилке... Я говорю, что старший прикинулся младшим, понимаете меня? Хочу сказать, что он дурит всем голову, при помощи своих возможностей, и нас, и своего дядю... Настоящий Мигель Обрета сгорел вместе со своими родителями в Беймере, а Габен ломает дурачка перед нами, очевидно, научившись держать свои способности под контролем... Я же говорю - он слишком много знает для того, кто в день пожара всю ночь был в ночном клубе соседнего города...               
- Но если, как Вы мне говорите, он всего лишь дурит нам голову, тогда эти стены...               
- Дело его внушения? Нет, Шенке, не знаю, как Вам, но мне вовсе не кажется, что проблема в  каком-то там внушении. Это что-то другое, нечто более...         
- Неестественное? 
- Да, наверное... Черт, мне кажется, или эти проклятые стены на самом деле продолжают сжиматься?            
- Я не знаю, - паника, словно влезшие ему под свод черепа многоножки, скребла его мозг тысячью маленьких, но безумно острых коготков - Но как же... Нам тогда бороться с этим, если это нечто - куда серьезнее простого внушения... Мы же задохнемся тут с Вами... Слышите?               
- Если мы будем продолжать тут с Вами дергаться, то нас раздавят еще быстрее...      
- Может, нам стоит позвать кого-нибудь на помощь?               
- Кого? Вернее, кто нас может услышать в подобной ситуации? А если услышат и придут, то, что смогут сделать?   
- Боже, - теперь Шенке едва ли не скулил от ужаса - Он, что же теперь,  убьет здесь нас обоих? Что м ы  ему сделали? Мы же не из числа этих его озлобленных соседей, даже не военные, что ставили над ним эксперименты и превратили его...
- Откуда знать... За кого он нас принимает...            
- Нам нужно сказать... Ему...      
- Я уже сказал ему все... Еще в самом начале... Он либо не поверил, либо... Просто все... Равно... О, дьявол...               
Стены сдавили  тело Шенке настолько плотно, что, казалось, еще немного, и он выплюнет собственные кишки на стену, а потом будет наблюдать, как они медленно сползают вниз, по этим идиотским, в золотых узорах, темно-бежевым обоям. Не выдержав, он, сколько мог, втянул в свои сдавленные стенами легкие воздуху, и,  стиснув зубы, "прокричал". Вернее, громко просипел:               
- Обрета... Обрета, сукин ты сын... Обрета, мы знаем, кто ты... Это ты не знаешь, кто мы... Мы пришли сюда с миром, помочь тебе, твоему несуществующему уже брату - не важно... Важно, что ты хочешь... У-Ф-Ф-Ф... Раздавить нас за это, как червяков... Ты не понимаешь меня? Мы никому ни чего не скажем... Никаким... Гребанным военным. Мы оправдаем твое имя... Хорошо, хорошо... Попытаемся оправдать...            
- Да вы оба даже не попытаетесь сделать это, - донесся вдруг словно бы из какого-то неведомого, установленного не то на потолке, не то внутри его головы динамика  абсолютно неожиданный для этого случая голос Валеко Обретты - Ведь мы все слышали. Герр Йотс знает немного, что это, и кто с этим может быть связан. Уж он не станет лезть, куда не попадя. Ему ли не знать, что из этого может выйти - верно, уважаемый сыщик?                "Уважаемый сыщик", теперь уже совсем не бледный, а скорее, буро-малиновый от напряжения, молчал, зажмурив глаза и ощерив зубы.    
- Это... Еще не... Повод... Давить нас... Слышишь? - кряхтел Шенке из последних сил - Мы... Делаем... То... Что... Делаем... То, что... Нам... Приказали... А нам... Не приказывали причинять... Тебе... Вред... Боже... Ай... Боже... Отпусти. Отпусти... Отпусти...               
 - Прежде, чем все завершится, мы хотим, что бы вы оба знали все, - заявил вдруг из ниоткуда совершенно незнакомый им женский голос - Один из вас умрет обязательно, и от этого никуда не денешься - потому как к этому у нас есть весьма серьезные причины...               
 - О, дьявол, да... Какие же причины у тебя могут быть для убийства? Ты... Так говоришь, как будто это я... Мой напарник... Мы сделали тебя таким...               
 - Молчите, Йотс, не перебивайте меня, - голос неизвестной женщины был неумолим и безразличен, словно это был какой-то заранее запрограммированный автоответчик - Если вы оба думали, что военный эксперимент, что проводился над ним, уже давно закончен, то вы оба очень сильно заблуждаетесь. Они осознали его - и нашу - теперешнюю природу, узнали примерный круг способностей, но ведь этого никогда и никому не было достаточно, не так ли? Они хотели знать, как с нами управляться, можно ли с нами справиться вообще - и именно поэтому так просто отпустили на волю. Вопрос состоял в том, как долго мы сможем находиться среди людей, как долго мы - мы и общество - сможем терпеть друг-друга. Сейчас же им - посредством вас, герры сыщики - важно узнать вот что: Теперь их цель: оценить наш уровень толерантности. Смогли ли мы простить им то, что они с нами сделали, и что заставили делать нас самих. 
- Именно по этому,  - сменил незнакомую им даму голос Мигеля Обретты - Вы не уйдете отсюда вместе, и навряд ли вместе здесь останетесь.
- Если мы отпустим вас обоих, - произнес четвертый голос, мужской и тоже не знакомый - То они поймут, что мы все простили, и попытаются нас использовать. Если убьем вас обоих, то они сочтут нас опасными, и объявят на нас охоту. Нам нужна одна жертва. Один посол доброй воли, который  передаст этим людям все наши решения.               
 - Какие решения, - скрежетал Йотс зубами - Кто... Жертва? О,...            
- Ты, старик, - сказал невидимый Кай  Обрета - Ты знаешь, кто они.   
- С... Чего вы так... У-М-М-М... Взяли...
- Ты уже сталкивался с делами рук их, мы знаем. Уже пытался бороться с ними, когда они пытались убрать свое дерьмо в уголок потемнее. Тебе и говорить с ними. Передай мои - н а ш и - слова на их языке, старик, ты понял? А молодой останется в наших стенах - навсегда.               
Вот тут Йотс, не имеющий, в общем-то, возможности повернуть свою голову, услышал нечто жуткое и омерзительное - влажный, с хлюпаньем, треск, короткий вскрик, чавканье, словно вареный картофель, не спеша, превращали пестом в пюре... Рядом с его лицом, прямо на обои, плеснуло чем-то густым и бордовым, часть горячей, липкой жижи попала и на его одежду и лицо. Йотс подумал, что его сейчас вытошнит... Но, поскольку, к этому времени он наряд ли смог бы набрать в легкие достаточно для этого воздуха, то он попросту отключился. 

               
                *               
(два месяца спустя)
               
- Итак, старший лейтенант Фридрих Йотс, в Вашем отчете по делу Габена Йомана Кат Обреты сказано, что дело было завершено, за недостачей улик и информации.      
- Да, все так, фрау майор, - женщина, абсолютно незнакомая ему, с на три пятых затененным бледным лицом, сидела напротив Йотса почти неподвижно, лишь только перебирая тонкими, лишенными всяческого лака и колец пальцами листы в папке с его отчетом. Поскольку незнакомка заявилась к ним прямо из Бундесвера Юго-западного Округа, Йотса так и подмывало назвать ее "фрау Бундесверша";  пожалуй, думал он, что это обращение будет для нее как нельзя кстати. Однако кое-кто в Управлении, кто уже имел с ней дело, заранее предупредил его, что эта дама фамильярности любит не особо.   
- Однако, старший лейтенант Йотс, вы должны признать, что некоторые из сведений были слишком очевидными, что бы даже не заметить их или же забыть при составлении этого самого... Отчета...               
- Не могу понять, на что Вы намекаете, фрау майор, - сказал Йотс столь равнодушно, сколь мог.               
"Фрау Майор", тяжко вздохнув, постучала по пластиковой крышке стола колпачком авторучки.            
- Вот что, герр Йотс, - сказала она, наконец, и тот, вдруг с удивлением, в первый раз за все время этого разговора, увидел вдруг, что женщина эта очень молода, всего лет на пять, а то и меньше, старше, чем его несчастный помощник Шенке, погибший в псевдодоме, принадлежавшем "Валеко Обретте" - Давайте без излишних экивоков. Признаться, я ни за что бы не объявилась здесь, в этом вашем... Управлении... Если бы до Бундесвера не дошли сведения, о том, что некто по имени Фридрих Йотс хочет передать кое-что по делу некого Габена Обреты.  Н а м.  Л и ч н о.               
- Да, фрау майор, - подтвердил Йотс с почти, что беспечным видом - Тот, кто сказал Вам такое, Вас не обманывал...          
- Хочу предупредить Вас сразу, - прервала женщина следователя. Кто-то говорил ему ее фамилию - Ундаляйн или Юнгайнен - и он, пожалуй, мог бы обращаться к ней, так же, как и она к нему - Если Вы хотите рассекретить для меня сведения о том, кем был Габен Обрета на самом деле, то можете заранее воздержаться от излишней траты времени - Бундесвер знает об этом куда лучше, чем Вы. И упаси Вас  Господь шантажировать нас этим...               
- Нет, нет, - на одутловатом и морщинистом лице Йотса появилась широкая ухмылка, из-за чего он тут же стал похож на старого, верного бульдога - Дело вовсе не в этом. Видите ли, я имел честь беседовать с Габеном Обреттой... Ну, почти что лично. 
В светло-серых глазах фрау Ундаляйн проскользнуло легкое удивление, но тут, же погасло, задушенное несколько даже неестественным для женщины холодом официоза и логичности.            
- Почти что лично? Это как это?               
- Дело в том, что сейчас это не совсем Габен Обрета. Вернее, не только лишь он.               
Вот тут сталь в глазах этой странной юной женщины-майора растопило окончательно. И судя по всему, весьма надолго.   
- Он - или они - просили передать Вам и всему Бундесверу в Вашем лице - Что мести не будет. А так же то, что не будет и дальнейшего сотрудничества, и Ваш эксперимент был проведен Вами даром.               
На лице фройлен Ундаляйн появилась неприятная, похожая на незаживающую рану, ухмылка.      
- Он... Они... А, простите,  э т о   н е ч т о   не говорило Вам, что именно дало ему повод для такой его самоуверенности?               
Йотс, выдержав на себе леденящий взгляд странной женщины, лишь только продолжал улыбаться ей в ответ.               
- Не имею никакого понятия, фройлен майор - сказал он тоном человека, который успел пережить за всю свою жизнь довольно многое - от возведения в монархи до казни на электрическом стуле - Да и мне, в общем-то все равно, последуете ли вы данному совету, или же пропустите его мимо ушей - в конце-концов, этот совет - не мой...          
- Извините, если прерву Вас, герр старший лейтенант, но спешу Вам напомнить, что человек, за которого Вы сейчас говорите, был всего, лишь частью эксперимента...      
- Возможно, что это так, но в этом вопросе, уж извините меня, пожалуйста, но я склонен к подтверждению того, что сказал мне Обретта... Или Обретты, уж не знаю... Ваш так называемый эксперимент был абсолютно безответственным, и его результаты  приносят беды по сей день... Он скрывается от вас, потому что не хочет, что бы это продолжалось дальше. И еще, потому что результаты безответственных экспериментов должны оказываться в руках своих экспериментаторов всего один раз - в самом начале - и больше не попадать к ним никогда... Итак, можно я продолжу?            
- Да, герр старший лейтенант.
- Могу сказать одно - тот, кто посеет ветер, тот пожнет ураган. Если Вам так не терпится собрать урожай, то пожалуйте... И, кстати, это, все таки, все же о н и,  а не  э т о   н е ч т о.  Вам же будет лучше, если Вы осознаете это сразу.               
Колпачок авторучки вновь опустился на крышку стола, ударив об нее, словно затупленное во многих боях копье, которое   обязано пронзить очередного - и последнего - противника. Ухмылка-шрам на лице фройлен майора поблекла, выродилась в какую-то мучительно - искривленную гримасску.               
- Спасибо, герр старший лейтенант, - пробормотала она - Мы рассмотрим всю полученную от Вас информацию. Пока... Пока же Вы свободны.               
                *               
 (примерно то же время, северо-западный округ  коалиции, область Фитун, селение Бареубер)                Где-то в восемь часов вечера, когда солнце уже начало катиться к закату, на главной аллее залитого золотисто-оранжевым светом центрального парка города Бареубера появился молодой, затянутый в теплый осенний сюртук, человек. В это время на улице уже было довольно холодно, поэтому все посетители парка уже успели убраться восвояси, в свои теплые дома и квартиры. Время, наилучшее для тех, кто хочет говорить так, что бы его не смог услышать никто, кроме тех, кто должен его услышать. Молодой человек должен был кое с кем встретится, но по причинам, указанным выше, даже не смотрел на разноцветные лавочки, что мелькали вдоль аллеи, уходя назад вслед за его ходом.               
Но дело было отнюдь не в том, что он догадывался о пустоте парка согласно своих логических выводов, дело было в том, что он   з н а л  о том, что в парке сегодня не будет никого... Никого, кроме того, кто должен здесь был быть.               
Наконец, дойдя до середины парка, там, где аллея размыкалась центральной площадью с фонтаном и четырьмя лепными фигурами, стоящими по диагонали от друг-друга, он увидел на одной из скамеек того, кого и ожидал сегодня здесь увидеть - темноволосую девушку в кожаном плаще, с тонкой, специально для чтения на ходу или во время поездки, книгу. Увидев его, девушка улыбнулась, убрала книгу в сумочку, а затем встала со скамьи.
- Давай прогуляемся, - предложила она подошедшему к ней молодому человеку - Сегодня вечером почему-то очень холодно, и я успела замерзнуть, пока ждала тебя.       
- Пожалуй, это не удивительно, - согласился молодой человек с ней - В конце-концов, уже конец октября, так почему же тебе и не замерзнуть. Пойдем, сделаем проходку вокруг парка, а потом...   
- Пойдем к тебе домой, - закончила девушка за него вопросительно, и он, хмыкнув, покачал головой. Они, обойдя гипсово-бетонный круг в это время уже недействующего, с дном, засыпанным опавшей листвой,  фонтан по дуге, вышли на продолжение центральной аллеи, и двинули вперед. Бареубер - не самое маленькое селение в области Фитун, Центральный же парк, само-собой разумеется, был далеко не самым в нем маленьким парком для отдыха, а потому, даже тогда, когда неофициальные часы посещения заканчивались, он не становился пустынным окончательно, и в его дебрях до самых утренних часов обретались разного рода маргинальные элементы - от довольно безобидных бродяг до мелких грабителей, и даже насильников, подстерегающих запоздавших путников, решивших срезать свою дорогу через парк, а так же заскочивших справить ту или иную естественную нужды. Впрочем, наша парочка не особенно боялась встречи с ними. Скорее, даже наоборот, это они, уже в это время неспешно околачивающиеся в кущах вдоль главной аллеи, при их появлении, словно почуяв что-то неладное, стремились сделать ноги - в сторону, как можно дальше от этих незнакомых, почему-то дико пугающих их людей. Теоретически, шутил иногда молодой человек, общаясь со своими друзьями, мы могли бы запросто работать в каких-нибудь оцеплениях, предназначенных для разгона антиправительственных демонстраций, если, конечно, совесть, хотя бы кого-то из нас позволила ему работать на правительство.   
- Не слыхал, чем там закончилась история в Йолане, - полюбопытствовала девушка у молодого человека, держа его под руку.       
- Габен будет доволен. Те, кто экспериментировал над ним в войсках, теперь смещен до таких низов, на которых у них никогда не будет возможности повторить это.      
- То есть, таких как мы, уже не будет, да, - странно, но на лице девушки не отразилось ни какой радости - А попытки связаться с нами? Их решили прекратить или нет?               
Молодой человек, вздохнув, посмотрел на свою спутницу, положил руку ей на плечо.               
 - Найрен, - сказал он устало, но как можно более успокаивающе - Нам прийдется смириться с тем, что эти люди не оставят нас в покое никогда...   
- Боже, Мигель, но это же невозможно. Мы засыпаем под взглядом чужих глаз, мы просыпаемся под ним же. Они ходят, чуть ли не под окнами нашего дома, хотя сами же прекрасно знают, что никогда ничего не смогут от нас добиться. Неужели они настолько упорны и глупы, что не в состоянии понять этого?               
Тот, кого она назвала Мигелем, как-то виновато пожал плечами - точно это он был виноват во всем случившемся.         
- Не имею никакого понятия, что они в состоянии, а что не в состоянии понять, - пробормотал он с досадой - Габен успокаивает нас, что эти люди - кем бы они не были, все одно могут против нас очень малое, и эта их слежка есть максимум всех неприятностей, что они могли бы нам причинить. Я толкую ему уже второй месяц, что нам необходимо каким-то образом выбраться из Коалиции, в какую-нибудь одну из стран Фронта Независимости, но он, то и дело говорит мне, что не стоит торопиться, что мы можем дать этим людям столько форы, сколько нам заблагорассудится, и все равно выиграем, а в большинстве стран Свободного фронта такие условия жизни, что лучше жить здесь, да со слежкой, чем там, среди толп грабителей и побирушек, моря болезней инфекций, вонючей воды и гниющей на прилавках еды...
- Плевать, - пробормотала девушка со злобным вызовом в голосе - Эти люди хуже всякой заразы, всяких грабителей... В конце-концов, Арисса пережила пожар и осталась целой и невредимой, так почему же мы должны бояться каких-то там не вполне санитарных условий, - тут ее глаза внезапно загорелись, а на лице появилось то выражение, какое бывает у людей, которые, очень долго говоря с кем-либо, посреди, а то и к самому концу разговора, вдруг обнаруживают, что едва не забыли  сказать самое главное - Послушай, вот что я тут на днях подумала: ведь доколе тот жуткий эксперимент, давший нам возможность физического существования, наделил нас кое-чем, недоступным для обычных людей, так может, им можно распорядится и для решения наших проблем?...
- В каком смысле, - переспросил Мигель с недоумением и легким испугом в голосе - Разве мы мало воспользовались всем этим дерьмом для устранения тоже дерьма, но другого? Не забывай, что на нашей совести уже висит одна человеческая жизнь... Мы убили следователя из  Управления... Кроме того, фактически, на наших руках - кровь этих несчастных, заживо сгоревших в Беймере...               
Девушка энергично покачала головой:               
- Нет, нет, Мигель, ты ничего не понял! Ты помнишь, что мы видели, прежде чем родились? Помнишь, что рассказывал нам Габен?               
- Я помню, как он объяснял нам, для чего он нас породил.               
- Да нет же, - вконец  возмутилась девушка недогадливостью своего спутника - Я имею ввиду совершенно другое. Помнишь, как он объяснял нам наши возможности?       
- Мы все можем, потому что вещь, давшая нам силу, все знает, - процитировал Мигель без интереса - Я никогда не понимал этой фразы. Понять же твою теперешнюю логику мне еще сложнее, чем эту самую фразу. Хочешь сказать, что мы имеем возможность увидеть то же, что и это... Нечто?  Но я все равно не понимаю, что нам это дает...               
- Может быть, - сказала девушка, понизив голос - эта штука, что внутри нас, видела и знает места получше этих самых стран Свободного Фронта?               
Парень, подумав, недоверчиво покосился на нее.
- Ты несешь... Что-то непонятное, - буркнул он недовольно - Какие еще места?
Девушка хитро ухмыльнулась, затем, покопавшись в своей сумочке, вытащила из нее книгу в яркой, красочной обложке. Передала ее Мигелю; тот, взяв ее, хмуро осмотрел обложку - густой и зеленый и девственный лес, недостаточно мрачный, что бы назвать его дремучим, недостаточно редкий, что бы сравнить его парковым перелеском, вроде того, что сейчас пересекали они. Кажется, это была опушка какого-то выдуманного художником соснового бора, и на опушке этой стоял нарисованный же дом, бревенчатый и двухэтажный. Очень крепкий на вид. "Энгель Ван Элио Вотдеба", было написано на обложке, "Художественный Альбом".               
- Я бы предпочла бы  попасть сюда, - произнесла девушка таким тоном, словно бы подбирала себе платье по модному каталогу - Но если у тебя есть какие-то иные варианты, то можешь предложить тоже...               
Мигель в растерянности глядел то на книгу, то на свою спутницу. Похоже, ее предложение было настолько неожиданным и кардинальным, что он, несмотря на то, что уже, кажется, все понял, попросту не мог смириться с реальностью предлагаемого ему пути.               
- Не забывай, - решила облегчить его муки девушка - Мы можем очень и очень многое. Почти все, - и, подумав, прибавила - Однако не сделали и половины для того, что бы избавиться  от тех, кто нас преследует.          
- Ты уверенна, - произнес парень осторожно, передавая книгу девушке обратно - Ведь это не совсем то же самое, что и сводить людей с ума, или же давить кого-то стенами несуществующего дома... Ты же говоришь... О, Боже, просто в голове не укладывается...               
- А у тебя укладывается в голове возможность нашего существования? Не забывай, что наша жизнь стала реальностью лишь благодаря чувству самосохранения некого Габена Обреты. Не благодаря странному эксперименту, как мог подумать кто-то, а именно лишь желанию защититься. Может быть, сделать в этом направлении шаг, еще более решительный? Если мы смогли превратиться из одного в шестерых, так что же нам мешает оказаться там, где нас никто не достанет? Разве это хуже, чем без конца вести холодную войну с теми, кто воображает себя нашими хозяевами?             
- Они никогда и ничего не поймут, - произнес Мигель задумчиво, вспоминая слова своего товарища, брата и прародителя Габена Обреты - Они уничтожили, нашу семью, наш родной город, даже нашу собаку... - он зябко поежился и, оглянувшись по сторонам, остановил, наконец, свой взгляд на девушке - Ладно, черт с ним. Пойдем домой и расскажем все Габену и всем остальным...            
- Пойдем, - улыбнулась девушка, весьма довольная тем, что ее предложение наконец-таки приняли на рассмотрение. Мигель положил руку ей на плечи, с тревожными мыслями повел ее прочь из парка.               
Мы можем все, подумал он, мы хотим выжить. Они хотят контролировать то, что породили, и им плевать на все остальное. Интересно, в каком темном уголке Вселенной закончится эти жуткие кошки-мышки. На этой идиотской нарисованной лесной опушке?   
Бог Весть.               
Мигель прижал девушку к себе покрепче, и насколько это было возможно, ускорил шаг.               
                Конец.