Ревин и Белый

пьеса

Действующие лица:
Б е л ы й - художник
Ревин - шофер
Ирина - его жена
Шулькис - Шулькис
Трое в черном - татары
А также:  ханты, манси и зыряне

Все произошедшее в пьесе является чистым вымыслом. Герои и их фамилии, также вымышлены. Животные в процессе создания произведения не пострадали.


Акт первый

Квартира художника Б е л ы й.  На фиолетовом полу разбросаны кисти, птичьи перья.  Б е л ы й ходит по комнате. Он возбужден. Волосы его всклочены, в них перья, кисти. На верхней губе, под носом, прилеплены два черных куриных пера, отчего художник похож на кота.  Одет он в халат. В оттопыренных карманах перья, кисти.

Б е л ы й . Так знай же, подлая природа, ты покоришься мне, как покорил огонь на веки Прометей! (Отрывает с верхней губы перья). Неужто я, - художник достославный, кумир кумиров, сам себя творец, - не покорю тебя, о, жалкая природа! Ну нет! Мне, кому подвластны игры света и теней, палитры тайны кто раскрыл намедни, мне ли, кто ...(слышен стук в дверь). Кто там?  Подлые мерзавцы, ужели снова вы?!

Направляется к двери. За дверью слышен кашель.

Ш у л ь к и с . Влад, тут я. Решил я свой умножить капитал. Открой же. В накладе и тебя я не оставлю! Что медлишь ты?
Б е л ы й . Ах, это Шулькис ты! Сейчас открою. Ключ вот куда-то задевал. Придется подождать.
Ш у л ь к и с . Что ж, подождать? Я подожду. Я здесь присяду, на ступеньках. Вот газета. На ней, пожалуй, я расположусь. А ты пока послушай план мой.
Б е л ы й. План? Да, Шулькисы живут по плану! Вот природа...
Ш у л ь к и с. Что? Ты что-то говоришь, иль это ветер? Здесь изрядно дует. О чем  бишь я? Ага! План. Я в план тебя хотел бы посвятить. Вот вкратце он. Твои картины я скупаю оптом. Их сколько у тебя?
Б е л ы й. Вот ключ! В двери торчит, а я его не вижу! О, подлая природа!
Ш у л ь к и с. Ты что-то говоришь?
Б е л ы й. Я говорю - «природа». А план хорош!  Все оптом? Деньги сразу?
Ш у л ь к и с. Деньги? Нет. В этом план не состоит. Мой план - в другом. Но - здравствуй! Вот моя рука. Нет, это не рука. Вот эта.
Б е л ы й. Здравствуй! Эта? О, подлая природа!
Ш у л ь к и с. За что природу так ты невзлюбил? Ведь у природы нет плохой погоды - тебе любой синоптик скажет и дебил! Зачем так перьев много у тебя? Ты что, курей к продаже оптом теребил?
Б е л ы й. Нет. Тут другое, Шулькис. Стой! Умри, мгновенье!
Ш у л ь к и с. Да что случилось? Лица нет на тебе!
Б е л ы й. А что ж на мне? Чем не лицо, которое на мне? На что ты намекаешь? Ты что же, тоже так считаешь? Неужто - и тебя пленили пошлецы?!
Ш у л ь к и с. Меня? Пленили? Подлецы? О чем ты?
Б е л ы й. О лицах я, о лицах! Мы все пленимся лицами, усами! Вот ты - зачем тебе усы?
Ш у л ь к и с. Усы? Зачем усы мне?! Ну, это... Я не знаю. А разве есть усы на мне? И верно - вот они. Да как же я забыл, что я с усами?!
Б е л ы й. Вот, вот! О, подлая природа! Невежды с пошлецами - и тем положены усы! Но ты прости, тебя обидеть не хотел я. Ты друг мне. Покажи усы. Хочу я убедиться, что не наклеены они.
Ш у л ь к и с. Наклеены?! С чего бы это?! Имею натуральные усы! Растут исправно, хоть не удобряю.
Б е л ы й. Ирония. Что же - это одобряю. Мы так иронизировать привыкли, так падки вся и всё к иронии сводить; так солнца свет от взгляда закрывает стая птиц, которая летит. Но к черту перья! Разве есть в них польза?! Так как же быть?! Вот в чем вопрос - им быть или не быть?!
Ш у л ь к и с. Ты что-то там бормочешь?  «Быть или не быть» - вот в чем вопрос? Конечно, - быть! Я предприятие затеял неплохое: тебе изрядная в нем доля от успеха. Однако, обсудить все предстоит.
Б е л ы й. Вот, вот! Уж кто про что, а вшивый - все про баню! Не видишь разве, как растерян я? Какая смута на душе; так солнце, тучами закрывшись, - оно блистает, но не видно ни хрена. О, этот мир, беспечный и развратный, все недосуг тебе, не до меня!
Ш у л ь к и с. Так в чем же боль твоя, печаль, откройся, бедный Влад!
Б е л ы й. Да что же открывать? Когда бы мир, и ты в нем, добрый Шулькис, глаза отверстыми держали, подобно солнцу, которое, когда из туч чело свое покажет, так засияет, что...
Ш у л ь к и с. Ты без усов! О, горе! Где твои усы?!
Б е л ы й. Ну вот. Ты увидал. Все кончено. И прошлое в дали...
Ш у л ь к и с. Да, именно - Дали! Как Сальвадор Дали ты был с усами вострыми как сабли! И я пришел, чтоб славу здесь найти, но вижу…  что я вижу? Боже! Где твои усы?!
Б е л ы й. Все прах и тлен. Как бедный Ёрик черепом своим младого Гамлета заставил в рассуждения пуститься, так я, усами вострыми, как сабли, как копья, как ножи, тебя заставил истину увидеть, вернее то, что без усов моих увидел ты. О, подлая природа! Неужто - победила ты, поправши славу, годы и мечты? Где это все? Я этого не знаю. Быть может, Шулькис, знаешь ты?
Ш у л ь к и с. Я?! Ну ни фига себе! Я руки умываю! Не состоится сделка! Эти мне финты! Художники,  вы так все ненадежны! Как женщины. Как банки. Как рубли.

Шулькис уходит. Б е л ы й минуту стоит посередине комнаты в раздумье. Вдруг сбрасывает с себя халат.

Б е л ы й. Так вот как ты со мной, о, подлый мир! Приметами насыщен, обусловлен; не сделаешь и шаг, чтоб в бирку не вступить! Мы все, как бабочки пустые, приколоты булавкой; а  все пронумерованы они! Усы вам подавай?! Но разве в них мой пыл, мой ум, талант и вдохновенье?! О, подлый мир! Ну что ж, меня узнаешь ты с обратной стороны! Я все свои работы народу завещаю! Пусть скромные жилища хантов и зырян, а также манси, - украсят злободневные полотна! Пусть свет войдет в их ветхие чумы! Фиг вам - и Лувр, где дух Пикассо, и Третьяковки блеск - фиг вам, и Эрмитажу фиг,  а также и Испании салонам, где всюду дух Дали. Неблагодарный мир! Скорей отсюда! В глушь, в Саратов, к тетке! Там, впрочем, тетки нет. Куда же?

Открывает записную книжку,  лихорадочно перелистывает.

Вот! Решено! К татарам, к басурманам, в пустынь, к инородцам! Хоть к черту на рога! Там Ревин. Он игрищ друг моих и младостных забав.

Достает чемодан. Бегает по комнате, собирает вещи и бросает их в чемодан. Вдруг останавливается, словно чем-то пораженный

 Но он с усами! О, подлая природа! Как я забыл! Ведь он с усами! Жалкий шоферишка! Врун, бздун и хохотун! О, Боги, я пропал!

Садится на пол. Рыдает в халат.

Акт второй

Квартира Ревиных. Ревин и его жена Ирина сидят на диване. На нем телогрейка. В руках он держит рожковый ключ  на двадцать семь.
Ирина в домотканом сарафане. На полу разбросаны железки, промасленная ветошь.

Р е в и н. Мне Влад с утра звонил. Он едет. Ты не против?
И р и н а. Напротив! Буду рада я; Испанья, Андалузия - Мечты! О, а Валенсии прохладные сады!
Р е в и н. Какая Андалузия? Ну что ты: испанка-грипп - предел твоей мечты! С чего взяла ты, будто Влад испанец?
И р и н а. Мужчина столь усинной красоты испанцем только может быть! А ты? Ты разве так же не считаешь?
Р е в и н. Я? Нет. Я прост. Не так речист, как он, не так усист. Как солнце, когда его накроет туча, из глаз шофера тракт вмиг пропадет также, и он рулить уже не может...
И р и н а. Ну, закрутил опять свою шарманку! Неужто проще быть нельзя, без этих выпендреж и выкрутасов? Ведь ты простой шофер: не дирижер, не Кио и не Гари Алибасов.
Р е в и н. А все же, я скажу тебе, что Влад, не так меня увидеть будет рад, как я. А почему? - ты спросишь, я отвечу: он без усов. Случилось так - он чумкой захворал, и выпали завидные усы. Теперь мои усы его смущают. Ведь сила вся в усах. А он - ты знаешь, - был усач на зависть! О, дивные сады Семирамиды! Прохладна тень твоих ветвистых древ душистых...
И р и н а. О, Господи, опять ты за свое! Ну не смеши ты, право, шоферню! Ведь не художник маринист ты и  не ню.
Р е в и н. Что ж, это правда. Прямоту ценю. Как солнце, растворив собою тучу, вдруг расцветит поляны и луга, так...
И р и н а. Постой. Звонят? Пойди открой. Нет, стой, наверно кредиторы. Спрячь ключ - последнюю отраду. Тряпки - их убери под шкаф; лоскутное докончить одеяло я к осени хотела, но теперь...
Р е в и н. Что же теперь?
И р и н а. Закончу раньше. К приезду Влада я приурочу. Чтобы укрыться гость мог дорогой в дни непогод. Как скоро холодает... Ну, открывай же! Двери поломают!

Входят три татарина. Без приглашения рассаживаются на диване. Все, как один, одеты в черные кожаные плащи. В руках дипломаты. Кладут их на колени и открывают.

П е р в ы й. Фамилия?
Р е в и н. Чья?
В т о р о й. Ну не моя же!
Р е в и н. Ага. Так надо полагать - моя? Вы, стало быть, за этим и пришли? Чтобы фамилию мою узнать? Извольте...
Т р и т и й. (Обращается ко второму).Ты только посмотри: простой шофер, ханыга, слесаришка, а слова не ответит в простоте!
П е р в ы й. Так ты фамилию имеешь, или где?
И р и н а. Прошу прощенья, а вы кто? Пришли, хамите! Есть ли для нас повестка?
В т о р о й. Фамилья ваша как?
И р и н а. Чья, моя?
Т р е т и й. Но не моя же!
Р е в и н. «Фамилья» наша Ревины, извольте.
П е р в ы й. Вот вы нам и нужны.
В т о р о й. Да.
Т р е т и й. Вы.
П е р в ы й. (Достает из дипломата фото и показывает). Вам личность эта сколь-нибудь знакома?
И р и н а. О, Боже!
Р е в и н. (Закрывает ей рот ладонью).Тихо!
В т о р о й. Что ж. Ясно все. Знакома без сомненья.
И р и н а. Нет, мы не знаем никого! Тем более -  вот этого, с усами!
Р е в и н. Да. Мы не знаем. О род людской! Себе враги, природе, мирозданью! О подлое отродье! Как солнце, когда его  закроет туча, темнеет, так ...
П е р в ы й. Обычный пролетарий.
В т о р о й. Шофер.
Т р е т и й. Надменный слесаришка.
П е р в ы й. Скажи, чумазый друг баранки, как случилось, что этот человек, которого Европа полонить мечтает, Лувр жаждет славу разделить с ним, к вам летит?
Р е в и н. С чего вы это взяли? Да разве он летит?
И р и н а. Он поездом хотел, через Самару...Ой! Что я натворила! Я выболтала все!
Р е в и н. О, женщины! Причина всех причин; когда страна героев ожидает - рожаете в насмешку дураков, иль в час лихой годины, когда солдаты в армию нужны, вы, словно бы назло, виолончистов носите под сердцем...
П е р в ы й. Все. Хватит. Помолчи.
В т о р о й. Он просто глуп как пень.
Т р е т и й. Что взять - шофер. Ну вот что: завтра, рано утром, как только первый луч ослабит темноту, к вам явится маляр - он здесь ремонт затеет.
П е р в ы й. К обеду, как закончит, машины мебель подвезут. И вот еще: сантехнику заменим. Однако, все с отбытием Мэтра возвратим. Что в холодильнике у вас? Чем потчевать намерены светило?
В т о р о й. Да. И культурная программа: театры, выставки, народные ремёсла.
Т р е т и й. С главой республики желательна бы встреча. Обидится иначе президент.
П е р в ы й. Да, вот еще: тут памятка для вас.  Здесь все:  об экономике, успехах сельской нивы, ну, в общем, все, что нужно вам рассказывать ему.
В т о р о й. А то вы нагородите напрасно...
Т р е т и й. Татарский опозорите народ!
П е р в ы й. Уж это точно: доверять опасно вам: ведь вы же русские! Все в вашем роде на авось!
Р е в и н. Он тоже русский!
В т о р о й. Не нужно нам ля-ля! Его черты нам ясно говорят, что он татарин! Напутать тут нельзя: глаза - разрез их, скулы, брови - словно луки!  А, главное - его усы! Все говорит за то, - что он татарин!
Т р е т и й. Не могут видеть это лишь мулы!
П е р в ы й. Да шофера.
Р е в и н. Ну ладно, кончим это! Вам видней! Ну а сейчас - оставьте помещение! Нам приготовится к приезду надлежит.
В т о р о й. Ну что ж, мы удаляемся, но знайте -  дом ваш под контролем! Пусть вас хранит Аллах, но если хоть бы волос с усов его падет - любой из вас не сносит головы!

Три татарина уходят.

Акт третий

Квартира Б е л ы й. В ней людно: тут и сям расположились ханты, манси, зыряне, олени, чумы, нарты. На стенах развешаны подарки: оленьи шкуры, рога, вяленая рыба, рыболовные снасти, лодочные моторы. Все присутствующие курят трубки и молчат.

Б е л ы й. Что же, друзья природы, лесотундры сыновья. За все спасибо. Шаманский бубен где? Мне он родней теперь мольберта! Прочь кисти, тушь, гуашь, морилку, масло и перо плаката! Храните память обо мне в своих преданиях, сказках. Ловите рыбу, ягоду ищите... Ну, в общем, одним словом – живите, как хотите. Вот. А теперь - где нарты быстрые, в которых я отправлюсь к басурманам?
М а н с и. Однако - вот, наш быстрый брат. Олени тоже. Малица по росту. Сисливо, брат. Однако.
Х а н т. Однако  сисливо. Трубка не забудь.
З ы р я н и н. Однако.
Б е л ы й. Ну что же, коли так, то - в путь!  (Устраивается в нартах, поет)      Вези лесной олень/ по моему хотению/вези меня олень/в свою страну олению!

Уезжает.

Акт четвертый

Квартира Ревиных.  Супруги  сидят на диване. Б е л ы й сидит в нартах, курит трубку. Олени сгрудились возле дивана, где Ирина кормит их  салатными листьями и укропом.  Три татарина стоят у окна и о чем-то оживленно беседуют, поглядывая на Б е л ы й.

П е р в ы й (т а т а р и н). Бэз бу пьеса да уйнагхангха бик шат.
В т о р о й. Кызгха нычка рольляр бик кыска.
Т р е т и й. Бу пьесанын авторы – бик салятле кэше айе сез нищик уйлысыз.
П е р в ы й. Мин сезнен белен хишь шексыз риза.
В т о р о й. Айе, бу пьеса бик кишькинэ, лякин ике зур пьеса кэбек тра.
 В л а д. (Вынимает трубку изо рта и ею указывает на татар). Вы что, отрыжка ига, вас нормам этикета не учили? Здесь не одни вы! Что нужно вам, о,  подлое отродье!

Олени жмутся поближе к нартам. Ирина потчует их морковкой и арбузными корками.

И р и н а. Ешьте, ешьте, милые лошадки! Вы так устали: долог был ваш путь. Но седока желанного домчали. Вот он сидит, хоть без усов, но все же.
П е р в ы й. Он без усов! Вот в нем что изменилось!
В т о р о й. И правда! Вот в чем перемена! Аллах акбар!
Т р е т и й. Все ясно нам. Пошли.

Уходят.

Р е в и н. Дались им эти чертовы усы! Как будто без усов он не художник! Как будто без усов не видит красоты! Как будто он без них и кистью не владеет! Как будто солнце, когда его закроет туча, быть солнцем перестанет, и свет утратит свой и жар, и вдохновенье ...
И р и н а. Немного помолчи, ей Богу, балаболка! Владик, ну хоть бы ты ему скажи!
Б е л ы й. Мне дух мой, северной природы - суровый, аскетичный, - встревать в сознанье друга не велит. Все есть поток сознанья. Или подсознанья. Он бредит, друг мой, может быть, но воля не его; все дух неведомый сознанья-подсознанья. Я ясно мысли ясные слагаю?
И р и н а. О, что за слог! Какая мысли глубина! Действительно - усы здесь ни при чем! Ты хоть с усами (обращается к мужу), однако слов таких не слышу никогда. Какая глубина! (Молитвенно сложив руки, обращается к Б е л ы й) О, велеречивый!
Р е в и н. А сколько выпили с тобою, помнишь? Как мы шутили, всякое такое, короче это, как его, забыл...
Б е л ы й. Мой бедный друг! Конечно - помню! И как  шутили - помню, и вообще... Как солнце не закроют тучи навсегда, так память мою время не затмит!
И р и н а. О, слог какой! Какая мысли глубина! Как поэтичен  он! Я думаю - он в этом чемпион!
Р е в и н. Когда в руках своих сжимаю я баранку. Кручу ее, верчу туда-сюда. Чуть только свет пробьется, спозаранку - шофер в пути! Гудит мотор, вибрирует кабина, по воле ям гремит передний мост, кардан, как дикий вепрь...
И р и н а. Да помолчи же! Тьфу, как надоел ты: все про баранки и карданы! Мне хуже редьки пареной они!
Б е л ы й. Он мысли ясно не умеет излагать. Вот в чем сироп.
И р и н а. «Сироп» - как образно, как поэтично!
Б е л ы й. Еще тогда, когда мы там, на диком севере, дружили аскетично, я намекал ему. Но здесь виной среда. Когда б он жил как я, поэзией вскормленный, когда б имел такой же чистый взгляд. Ну и профессия, конечно, свой наложила отпечаток. Вибрации и все такое. Стрясло башку бедняге. Не ново это под луной, когда шофер от этого тупой.
Р е в и н. Я не тупой.
И р и н а. Тупой, тупой!
Б е л ы й. Ведь мы добра тебе желаем! Я и она - твоя жена. Я мысли свои ясные вам ясно излагаю? Мой ясный взгляд не замутит и сатана! Я вижу, как помочь тебе, дружище. Как солнце видит с высоты, за миллионы километров, так вижу я. Ясны детали. Летальный видится исход. Стрясли мозги шоферу дали, сплошь разухабистых дорог. Но выход есть.
Р е в и н. Выход? В чем же?
И р и н а. Выход? Неужто есть?! Мне верится с трудом!
Р е в и н. Ты что ж, не веришь Владу? Ты, Влад, куда ты клонишь? Нешто мне - в дурдом?!
Б е л ы й. В дурдом?! Друзей не придаю я! Да и зачем тебе туда? Ведь ты не идиот. Так, легкое стрясенье оболочек, но, повторяю - это не беда.
И р и н а. Так что же, что же?! В чем же выход?!
Р е в и н. Да. Где же выход, и куда?
Б е л ы й. Скорей - откуда. (Говорит в сторону) Впрочем - в никуда.
И р и н а. Так в чем же выход? Есть ли избавленье? Ведь это же не жизнь, но сущий ад!
Б е л ы й. Что ж, слушайте, внемлите рассуждению. Как солнце свет напрасно не изводит, так я не ошибаюсь никогда. Внемлите. Вот слово мудрости - оно, отнюдь не каждому дано!
Р е в и н. Что ж, верно.
И р и н а. Помолчи же! Я внимаю!
Б е л ы й. Внимайте. Я начну издалека. Чтоб смысл был сказанного ясен. Когда природой человек не обделен - талант и красота в нем сочтены, как в золотом сечении - пропорционально. Другое дело - бездарь. Он лишен гармоний. В нем, как в куче всяческого хлама - все навалом! Все смешано бездарно, бессистемно, пошло. И в этой куче, вдруг, окажется алмаз! Зачем он там, достойный обрамления?! Все чужеродно для него в той куче - грязь и серость! Его ж предназначенье - в золоте блистать!
Р е в и н. Так в чем же притчи суть?
И р и н а. О, Боги, помолчи же!
Б е л ы й. Что ж, вот и суть: твои усы! Они нужны мне, мне их одолжи! Ведь мне Европа, Лувр, богема! Тебе - карданные валы! Зачем усов тебе безрадостное бремя?! А мне они нужны! Короче - мне гони усы!
И р и н а. И правда! Ну, зачем  тебе усы?! Ведь ты, простак, их мажешь солидолом! А он, художник, разве будет этак?
Р е в и н. Что ж, коли так, я уступлю. Хоть к ним привык почти с рожденья.
Б е л ы й. Ну вот и чудненько! Тебя благодарю! Дай расцелую, друг мой дивный, древний! Тогда другую часть открою я задумки: мы вместе едем в Лувр, в Париж, со мной!
И р и н а. О, как я рада!
Р е в и н. И я тоже - рад.
И р и н а. Прочь уходите, вольные олени! Свободу вам дарует мудрый Влад! А ты, безусый, в постромки впрягайся! Вперед, в Европу, к славе! Милый Влад!


Олени уходят в даль. Б е л ы й и Ирина садятся в нарты. Ревин впрягается и нарты трогают с места.

Конец.