Кладбище рыб

Солнышко еще не вылезло из-за густого леса, на воде стояла туманная тишина, изредка прерываемая легкими всплесками рыбы. Утренняя прохлада пробиралась под куртку и хотелось налечь на весла и отмахать метров 200, чтобы согреться. Но у Камиля не было такой возможности. Вокруг так густо торчали мертвые деревья, что даже подряд два взмаха веслами сделать не получалось. Весла больше мешали, и он уже пожалел, что не взял вместо них удобные гребки.
Место было столь укромным, что Камиль не боялся инспекции, да и встретить другого рыбака он в таком месте не мог. Деревенские, конечно, знали все укромные уголки, но среди них всего два-три человека могли регулярно рыбачить. Остальные только били рыбу острогой или ловили сетями в нерест. Это в деревне понимали. Оторваться от полевых работ, но зато приволочь домой два-три мешка щуки или леща – это была нормальная деревенская ситуация. А вот постоянно  заниматься рыбалкой могли единицы. Огороды, хозяйства и коровы такой роскоши позволить не могли.
На удочки в деревне ловили лишь двое чудаков, для остальных рыбалка означала добычу рыбы в крупных масштабах все теми же - сетью и острогой.
Сейчас была поздняя весна, и хорошей рыбалки не было. В сети попадалась в основном мелочь: подлещики, красноперка, иногда щучки. Но уже начиналась охота на линя. Линь считался хорошей рыбой и местные назвали его карабалык, что означало – черная рыба. В сетях линя бывало много. Порой он так скручивал сеть, что ее трудно было найти. 
Камиль приезжал в деревню часто и местные рыболовы знали, где и как он рыбачит. А рыбачил он, как и все в этих краях, исключительно сетями. Многие выросшие в деревне ребята просто не знали, что еще бывают и другие снасти. У Камиля этих снастей было много, но таскать их с собой он не любил. Дело в том, что несколько километров пешего хода с тяжелой поклажей заставили его выбрать оптимальное количество нужных вещей. Удочки в их число не попадали. К ним нужны были запчасти, черви. Да и в лодке у Камиля для удочек места не хватало. Одноместный «Язь» позволял только вытянуть ноги и сразу кончался. Уложенные сетки, обычно три, грузы для сетей – все это располагалось уже на ногах. Но умелыми отработанными движениями Камиль расставлял сети быстро, особенно если был легкий ветерок. Камиль привязывал один конец сети к кусту и по ветру дрейфовал, распуская сеть. Длинные сети он не любил, с ними одному разбираться сложно, а смысл длины был не понятен. Обычно уловистыми были небольшие участки, а десятки метров стояли впустую. Камиль даже самые короткие сети порой разрезал на две, а то и три части.
В этот раз Камиль рыбачил по-крупному. Он притащил три сетки, а еще три были спрятаны в лесу. В итоге шесть сетей аккуратно были уложены в лодке горкой, и надо было осторожно расставлять их, чтобы не запутать. Выбрав удобные участки, где сети помещались между деревьями, Камиль четко отработал по намеченному плану. Получилось даже красиво. Рассвет уже давно разогнал туман, мелочь разрисовала воду кругами, а в лесу бесконечно орали неугомонные птицы. Пару раз слышал он мотоциклы, проехавшие по берегу, но густой лес надежно скрывал его от чужих глаз.
Камиль был доволен собой.
Днем они со свояком, живущим в деревне, собирались съездить в соседнюю деревню, где у нефтяников можно было выменять на что-нибудь бочку какой-то бурой жидкости, которой те промывают трубы. Для других целей она не годилась и считалась абсолютно непотребной. Кому из деревенских мужиков первому пришла в голову идея, залить эту коричневую жижу в бак мотоцикла уже позабыли, но пол деревни ездило исключительно на ней. Мотоциклы сильно дымили и постоянно забивался фильтр, но у деревенских мотоциклов вся защита давно снята и утеряна. Все провода, краники и прочее забивающееся этим деревенским бензином хозяйство было под рукой и одним движением снималось, а вторым продувалось. На 10 километрах мотоцикл глох 3-4 раза, продутые шланги позволяли ехать дальше.
Камиль предполагал, что рыбы будет много, и тащить ее пришлось бы тяжело. Вот по этому он и высказал желание съездить к нефтяникам. Ездили на «Беларусе». Взяли литр паленой водки, потому, как в деревне другой просто не держали. Паленка и стоит в 2 раза дешевле и улетаешь с нее быстрее.
Эх, деревенское пьянство. Сколько бед натворило оно, и видать никогда не успокоится.
Нефтяники, живущие в этой глуши, мало чем отличаются от местных мужиков, а пьют тем более не хуже.
На третий день жена свояка нашла их в совсем другой деревне, не сразу разобравшись, кто тут нефтяник, а кто свой. Запряженная в телегу лошадь тащила «Беларусь» тяжело, но не роптала, понимая, что не первый это раз, да и не последний.
Еще один день ушел на лежачую голодовку. Голодовка была спонтанной: ни встать, ни проглотить что-либо добытчики не могли.
Но нефтяники оказались ребятами крепкими и порядочными. Уже утром сами привезли бочку этого не понятно чего.
На пятый день, съев на двоих яичницу из одного яйца и долго купая головы в бочки, собирающие с крыши дождик, мужики долго проклинали тех, кто придумал мотоциклы и еще больше тех, кто выкопал нефть.
Вечером Камиль вспомнил о своих сетях и уговорил свояка поехать за рыбой. Он понимал, что часть рыбы испортилась, но не вся же. Выехали они поздно, потому что долго возились с мотоциклом, а потом еще залетели в какую-то яму, где мотоцикл увяз вместе с коляской. Обессиленные пьянкой, они долго вызволяли мотоцикл, но все безуспешно. За час до темноты им повезло. Как призрак из леса прямо на них вышла корова.
Пастушили в деревне по очереди. Это была беда. Надирались пастухи так, что по домам надо было разводить не коров, а их самих. Нередко коровы терялись, но всегда находились, иногда даже к утру. Скандалы и драки были, но споры разрешались все той же водкой.
Появившаяся корова обрадовалась, что встретила людей и подалась прямо к ним. Ошарашенные этим чудом, мужики вмиг поняли, что это их спасение и привязали мотоцикл к ошейнику, на котором когда-то болтался колокольчик. В качестве троса использовали веревку от якоря.
Корова долго сопротивлялась, а потом начала орать так, как будто из нее вырезали огузок.
Мотоцикл из ямы не вылезал, глина была густой. Но зато на эти вопли прибежали хозяйка коровы и два здоровых сына. Камиль быстро сообразил, что еще не отошел от пьянки и драться не готов. Он раньше растерявшегося свояка успел изложить версию, что они нашли корову, привязали ее к мотоциклу, чтобы не сбежала и везли в деревню. А она сопротивлялась и затащила мотоцикл в яму. И если парни не помогут вытащить мотоцикл, то корову эту в следующий раз будут искать на мясном рынке.
Мотоцикл вытащили и разошлись. Точнее, не смотря на сопротивление свояка, рыбаки поехали за уловом. Приехали засветло, но Камиль предусмотрительно взял фару, валявшуюся в коляске. С фарой били щук, и она всегда лежала в мотоцикле.
Свояк лег спать на берегу, он по опыту знал, что раньше, чем через два часа Камиль не вернется. А тот надул лодку и поплыл к своим сетям. К месту он подплывал, когда очертания деревьев, стоящих в воде были уже зловещими и в отсутствии луны, вода была застывшей черной массой. Камилю пришло в голову, что и днем место это больше подходило бы для шабаша, чем для рыбалки. Всплесков не было, что тоже удивило Камиля. Обычно рыба при его приближении начинала биться в сетях. Мертвая тишина среди мертвых деревьев наводила на Камиля оторопь. Парень он был не из трусливых, но были мысли вернуться и дождаться утра.
Но вот первое дерево, от которого должна начинаться сеть. Видно было только корявый ствол и отходящие толстые ветки. Концы веток, как и вся верхняя часть дерева исчезали, растворялись в бесконечности. Камиль включил фару и сразу нашел место, где привязана сеть. Он подхватил веревку и приподнял ее. Ни одного рывка – удивительное дело. Камиль направил свет от фары вдоль сети и оторопел. На него из сети пронзительно смотрели десятки огромных горящих глаз…
Камиль греб и греб, пытаясь покинуть это страшное место. Он пришел в себя и остановился. Или сначала остановился, а только потом начал соображать. Страшные глаза так перепугали его, что он боялся оглянуться, боялся глянуть за борт. Они смотрели на Камиля из черной глубины, смотрели пристально и пронзительно. Смотрели не мигающее и бесстрастно. Они не просили и не умоляли, они смотрели, как узники концлагеря, смирившиеся со злом.
Фонарик лежал на ногах, а аккумулятор врезался своим углом в голень. Включать его не хотелось.  Камиль был уверен, что отплыл на добрую сотню метров и несколько успокоился. Тело его тряслось, сердце колотилось, но успокоился хотя бы мозг. Что это было? Такой огромной рыбы с глазами он никогда не видал, да еще столько. Нет, такого не может быть. Это у него галлюники после пьянки. Такое уже было один раз.
Надо успокоиться и плыть к машине. Ночью он больше рыбачить не хочет.
Камиль осмотрелся и… издал нечеловеческий вопль. Привыкшие к темноте глаза расширились от ужаса. Рядом с ним было все то же дерево, к которому он привязывал сеть. Он снова рванул, рискуя опрокинуть свою одноместную лодку, но дерево плыло сзади за ним.
Холодный пот и резкая боль в груди заставили Камиля замереть. Он прекратил грести. Что это? Почему дерево плывет за ним?  Камиль схватил фонарик и отдернул руку. Склеенное скотчем стекло вылетело при падении, и Камиль порезал руку о разбившуюся лампочку. Не хватало только порезать осколками лодку. Это смерть. Эти монстры сожрут его. Хорошо, если это произойдет мгновенно. 
Он застонал и снова схватил гребки. Взмахнул ими несколько раз и в этот раз заметил, что при каждом гребке лодка как пружина возвращается обратно. Что-то держит ее. Дерево? Нет. Скорее всего, это сеть, зацепившаяся за лодку.
Но как ее отцепить в темноте, если там эти страшные глазищи? Камиль пошарил по краям лодки гребком и понял, что сетка зацепилась за край лодки. Ножа под рукой не оказалось. Что же делать? Гребком отцепить сеть он не смог. Пришлось лезть рукой. Глаза у него уже привыкли настолько, что он и без фары видел жуткий свет глаз, цепочкой уходивший в воду. Камиль приподнял сеть и сбросил ее с лодки. Глаза медленно стали тонуть.
Камиль зарекся пить и рыбачить. Надо плыть на берег и больше никогда не подходить к воде. Такого кошмара он не пожелал бы врагу. Осторожно взяв в руки гребки, Камиль пару раз оттолкнулся от воды. Страшное дерево быстро растаяло в темноте. Камиль подналег, чтобы оказаться подальше от него и успокоиться. Но через минуту он уже жалел об этом. Лодка ткнулась носом в какой-то незнакомый куст, а заоравшие и сорвавшиеся с места утки, погрузили Камиля в глубокий сопор.
…Очнулся он от холода. Шевелиться было страшно, но надо ведь как-то греться. Камиль силился понять, что с ним произошло. Он заблудился и налетел на спящих уток. Это не страшно, и надо только побыстрее убраться из этого жуткого мертвого леса, заполненного привидениями. Но новый шок ждал Камиля совсем рядом. Он пошарил вокруг себя и в ужасе понял, что остался без гребков. Он греб, и когда утки заорали, руки выпустили весла. Он осторожно пошарил руками в воде и с подветренной стороны нашел один гребок. Второй легким ветерком куда-то унесло. Но хоть один остался. Хоть что-то в руках.
Вот только где он? Затопленный лес очень большой и куда его занесло, понять было не возможно. Ждать утро? Да тут окочуришься со страху или от холода. Ходя до лета два дня, но ночи еще ой какие холодные.
Камиль погреб, плохо соображая, куда же ему плыть. Грести одним гребком и днем было бы не просто, а ночью он вообще не мог понять – плывет или крутится на одном месте.
Камиль устал и от безысходности завыл. Как долго это продолжалось, он не понял.
В очередной раз он очнулся от жуткой вони. Пахло падалью, очень сильно и очень близко.
Может его прибило к берегу? Камиль повернулся в сторону и понял, что он сходит с ума. Лодка застряла в сети и несколько рыбин с раздутыми боками светились в темноте, издавая эту жуткую вонь. Камиль схватил свой единственный гребок и стал отталкиваться от сети. Кое-как ему удалось отплыть, хотя запах уже пропитал всю округу.
Камиль упал в лодку, свернулся калачиком и уткнулся носом в рукав. Камиль плакал. Он понял, что совершенное им – тяжкий грех и он расплатился за это. Не расплачивается, а именно расплатился. Камиль понял, что он умер. Умер на кладбище. На кладбище деревьев и рыб. Такую судьбу он сотворил своими руками. Это была страшная смерть. Лодка медленно травит воздух и через день-два тело Камиля вывалится через ослабевший борт. Ветерком его занесет в одну из сетей. Его никогда не найдут в этом лабиринте смерти и он будет издавать жуткий запах и светиться в темноте по ночам.

…Выпавшая роса колотила его так, что лодка ходила ходуном. Промокший, замерзший и изнасилованный Камиль не сопротивлялся. Он скрежетал зубами и не двигался. При каждом шевелении холодная одежда обжигала тело, и оно билось в судорогах. Сколько так продолжалось, Камиль так и не понял. Он открыл глаза, удивившись, что еще жив и замер. Было уже совсем светло.
Он вскочил, осмотрелся и определил, куда его занесло. Слегка обмякшая лодка стояла в углу, с двух сторон удерживаемая сетями. Камиль вспомнил, как пять дней назад радовался, что соорудил из сетей этот хитрый угол. Он не ошибся. Сотни разлагающихся рыб подняли сеть на поверхность, это было страшное зрелище. Камиль схватил сломанный фонарь, и используя его вместо утерянного гребка, из последних сил отчаянно стал грести в сторону берега. И тут он увидел, что одна красноперка в сети еще жива. Камиль инстинктивно совершил последний в своей жизни поступок. Он подплыл, разорвал сеть вокруг рыбы и освободил ее. Но половина тела уже была без чешуи, и освобожденная рыба, отплыв на пару метров, повернулась вверх израненным брюхом.

Свояк спал у дымящегося костра и на появление Камиля отреагировал отборным матом, хотя не готовился и слов не подбирал.
Но Камиль был серым и очень старым. Свояк так и остался с открытым ртом, в котором осталось еще много умных слов.
Камиль никому не рассказал о своих кошмарах. Сказал, что потерял гребок, и его далеко унесло. Поверили, не разбираясь в деталях.
Камиль быстро собрался и уехал домой. Жена была ошарашена больше свояка. Она решила, что он смертельно болен или наоборот, убил кого-то.
Целый месяц Камиль сопротивлялся. Днем спал урывками, а ночью не мог сомкнуть веки. Мертвые глаза смотрели на него из воды пристально и насквозь. Он и вправду был тяжело болен. В больницу идти отказался.
А когда мертвые глаза стали смотреть на него и днем, во время дремоты, Камиль решил, что это конец.
Так никто и не узнал, что за болезнь заставила Камиля наложить на себя руки. А он в последнюю секунду вспомнил, что шесть его сетей до сих пор убивают все живое и рванулся, чтобы вытащить их из воды. Но опоздал.
…А оставленные им чудовища - сети все еще издают удушливый запах и караулят по ночам новые жертвы.