Дочь ямщика

        От всей души благодарю читателей, регулярно посещающих  мою интернет-страницу  с моими литературными произведениямя. Этот интерес продлевает мою жизнь. Большинство творческих замыслов за мою долгую жизнь удалось осуществить. И все же один хранившийся в памяти сюжет по разным причинам, к сожалению, так и не был реализован. Это сочиненный самой жизнью сюжет, рассказаный мне женой о ее деде и матери.Сюжет настолько интересен, что я попытаюсь в этом рассказе хотя бы бегло поведать о человеческих судьбах. Отчасти о моей тоже. Но не доходили до него руки. А когда дошли, оказалось, что, ввиду возраста, сил  не хватит замахнуться не только на роман или повесть, но даже на рассказ. Получились всего-навсего некие наброски. Ну, что же, по одежке протягивай ножки.

НЕКАЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ТЕХ ТРАГИЧЕСКИХ ЛЕТ.
Часть 1.

        В семье Лепешкиных еще в те времена, когда они были крепостными крестьянами, возникла идея: в хранящуюся в погребе кубышку изо дня в день,  из месяца в месяц, из года в год откладывали по грошику. Был уговор, что когда – может быть, через несколько поколений - соберется достаточная сумма, то доживший до этого времени представитель рода выкупит участок земли с домом.
        Таким счастливцем оказался ямщик Александр Степанович Лепешкин. Он во всех смыслах был добрым молодцем - статный, высокого роста, речистый, ухватистый, смекалистый – он нравился господам ездокам. Они щедро платили за труды и в 1905 году Александр Степанович купил на Смолещине кирпичный двухэтажный особняк с рыбным озерцем и рощицей. Лепешкин ощутил себя дворянином.
        Заветная мечта предков сбылась, но счастье длилось недолго. Обрушилась Российская империя. Власть захватили большевики и началась разруха. Новая власть оказалась жестокой и беспощадной по отношению к гражданам страны.
        По ходу «борьбы с кулачеством» у Лепешкина отобрали дом и садовый участок, рощицу и озерце, а самого с женой отправили в сибирскую ссылку.
        Дочери Лепешкина – старшая Анна и младшая Катерина находились в Москве и ничего на знали о злосчастной судьбе отца и матери.
        Катерина удачно вышла замуж за высокопоставленного советского чиновника и пригласила сестру на свадебное торжество. Торжество растянулось на длительный срок и обе они не знали о случившемся с их родителями. Когда Анна вернулась из Москвы, то увидела разоренное семейное гнездо. Дом был разграблен дочиста. Даже окна и двери были выломаны. Во всех углах бывшего благоустроенного жилья было нагажено. Мерзость и запустение. Когда-то я прочитал рассказ писателя Неверова о том, как поселяне разграбили помещичью усадьбу. Один сельский мародер припозднился и ему досталась  всего лишь  необычной формы доска, назначения которой он себе не представлял и которую назвал «дыр-доской» – это была деталь от унитаза.
        Портрясенная увиденным, Анна сидела на ступенках крыльца в полной растерянности. У ног ее стоял чемодан с подарками от сестры. Вручать их оказалось некому. Вечерело и солнце уже опустилось за рощу, окружавшую озерце. Природа готовилсь ко сну и тут, словно в сказке - иначе это объяснить невозможно -  рядом с Анной оказался пригожий молодой человек. Это был некто Святослав Орлов - бывший дворянин и бывший офицер царской армии. Его имение большевики разорили, а отца расстреляли без суда и следствия заодно с женой. Святославу чудом удалось спастись.
        В этом месте напомнить обстановку, сложившуюся не только в Смоленской губернии, но и во всей бывшей Российской империи. Большевики, захватывая власть, много чего обещали: крестьянам –землю, рабочим – фабрики и заводы. Это была наглая ложь. В одночасье все вокруг исчезло. Начался голод. Сплошь и рядом пошли расстрелы. К населению новая власть относилась как относятся обычно оккупанты к захваченным территориям. Началось повальное ограбление крестьян. Это называлось продразверсткой. Так  называемые активисты врывались в крестьянские подворья и начисто выгребали все зерно, не оставляли людям даже на прокорм, отбирали семенное зерно. В результате тот тут, то там вспыхивали крестьянские восстания. Одно из таких восстаний возглавил Святослав Орлов. Пепел Клааса стучал в его сердце.
        И так случилось, что Святослав оказался возле Анны в трагические минуты ее жизни. Такое, оказывается, случается не только в сказках.
        Святослав был и раньше знаком с Анной. Он был влюблен в эту сельскую красавицу – стройную, русая коса до пояса, карие глаза, румянец во всю щеку. Но не решался признаться ей в своих чувствах – слишком она казалась неприступной. Теперь же, когда она стала бесприютной, молодой человек понял, что судьба предоставила ему редчайший шанс. Представившись Анне, Святослав расскал о горькой судьбе ее родителей. Отныне их объединила ненависть с бесчеловечным советским властям.
        Несколько месяцев длилось восстание смоленских крестьян. Все это время Анна находилась рядом со своим гражданским мужем. Она мужественно разделяла тяготы бродячей партизанской жизни. Видимо, любовь к вождю крестьянского восстания и чувство мести за неправедную расправу над отцом и матерью придавали ей сил.
        Все крестьянские восстания того времени (и не только крестьянские - вспомним кронштадский мятеж) закачивались их поражениями. Все попытки избавиться от бесчеловечной власти подавлялись этой властью с исключительной жестокостью.
        Было подавлено и смоленской восстание. Орлову удалось бежать в Москву, где он надеялся раствориться в пестрой толпе горожан и многочисленных пришлых людей. Анна пряталась в тайнике и Святослав обещал , что заберет ее в Москву как только сможет надежно устроиться. Ему действительно удалось «раствориться» в суматошной столице.
        Тем временем Анна узнала, что власти стараются во что бы то ни стало найти ее и арестовать.
        Ощущая свою беременность, напуганная неопределенностью своего положения,  опасаясь за свою жизнь, Анна потребовала, чтобы Орлов немедленно забрал ее. Орлов опрометчиво согласился. Они встретились глубокой ночью, но по дороге случайно столкнулись с одним бывшим участником мятежа. Он  донес и Орлова с Анной арестовали.
        Орлова вскоре расстреляли. А события вокруг Анны развивались по сценарию, достойному пера  Дюма-отца.
        Начальником тюрьмы, в которой, ожидая суда, томилась красавица Анна, был некий Елисей Васильевич Лавров. Он по уши влюбился в прекрасную узницу, а так как время было смутное, то ему каким-то образом удалось вызволить Анну из тюрьмы.
        Он развелся с прежней женой и женился на Анне несмотря на ее беременность и когда, по прошествии положенного времени, Анна родила, он удочерил родившуюся девочку.  Назвали девочку Валерией - так в свое время условились Анна и Святослав Орлов. А если бы родится мальчик, его назвали бы Вальдемаром в память об отце Святослава.
       
… И ЕЕ ТРИВИАЛЬНОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ.
Часть 2.

        Миновали годы и случилось так, что  судьба сосланного из Смоленска в Сибирь Александра Степановича Лепешкина пересеклась с моей в городе Кустанай, что на севере Казахстана.
Теперь для продолжения заинтересовавшей меня истории бывшей партизанки, дочери бывшего ямщика мне придется отойти немного в сторону - чтобы стало понятно, что к чему.
        В начале января 1942 года, когда мне исполнилось 20 лет, я был ранен в боях на Волховском фронте. Поскольку моя родина – Украина – была оккупирована германскими войсками, то после излечения в госпитале в уральском городе Медногорск и получив свидетельство об инвалидности я подался в Алма-Ату. Там я поступил в университет на факультет журналистики. 
        Вот так судьба меня свела с Валерией Лавровой - студенткой филологического факультета, моей будущей женой. А ее матерью и была смоленская Жанна Д’Aрк - Анна Александровна Лаврова , урожденная Лепешкина.  С Валерией мы познакомился  в студенческом общежитии, из окон которого были  видны заснеженные горы Ала-Тау. Поженились на скорую руку.
        Получив диплом журналиста, я решил посетить родные места, узнать судьбу родственников. И в 1945 году, после капитуляции  нацистской Германии, я вместе с беременной женой Валерией направился в Запорожье, хотя Валерии до завершения учебы на своем филологическом факультете оставалось еще 3 года.
        Послевоенная Украина голодала. Несмотря на то, что я устроился литсотрудником в запорожскую областную газету, моя семья жила трудно. Дневная пайка хлеба съедалась за один присест. Когда у нас родился сын, у Валерии пропало молоко и мне пришлось доставать его в детской комнате.
        Мои родители до войны жили на удице Декабриста Муравьева - в районе Зеленого Яра, что находится между новой и старой частями города. Мой отец Абрам Яковлевич Элькинсон был участником 1-й Мировой войны. Он считал немцев нормальными людьми. Но тогда это были другие немцы – не отравленные фашизмом. Германская армия наступала на Запорожье. Велся артобстрел с противоположного берега Днепра. Один снаряд разорвался в нашем саду. Отец и мать в это время почему-то обедали у окна. Осколок снаряда поразил сердце отца. Он успел сказать: «Хася, я готов!»  и свалился на руки мамы. Саму же ее , как и ее брата – жизнелюбивого, остроумного весельчака  Льва Равинского, ее младшую сестру Фейгу, как всех евреев города Запорожье согнали в гетто и через какое-то время все были расстреляны за чертой города. Обо всем этом рассказала тетя Леля, жена дяди Левы, бывшая балерина. Немцы оставили ее в живых потому, что она была руской. Фашистская селекция…
        Удивительное дело – я, мой брат и брат моей матери Михаил Равинский вернулись с войны живыми, хотя и с боевыми ранениями,  а небывшие на фронте родственники погибли.
        Здесь я должен сказать, что я был награжден орденом Славы. Этим солдатским орденом я всегда очень гордился и горжусь сейчас. Еще когда шла война   один тип в алма-атинской столовой для фронтовиков сказал мне, глумливо ухмыляясь: «Орденок, небось, на ташкетском базаре купил?» О чем можно говорить с подобными  отморозками? А ведь только звания Герой Советского Союза были удостоены 147 еврея-фронтовика. Из них трое - дважды. Какую же воинскую отвагу надо было проявлять этим людям, чтобы заслужить Золотую Звезду Героя?!
        Когда нашему сынишке исполнилось шесть месяцев,  Валерия вздумала закончить свое высшее образование и, оставив ребенка у меня на попечении, упорхнула из Запорожья в Алма-Ату. Пока младенца тетешкали соседка – жена дяди Миши и старенькая тетя Леля, я как-то управлялся. Но когда соседке надоело исполнять обязанности няньки, а тетя Леля по причине преклонного возраста стала в не в силах нести это бремя, передо мной во весь рост стала отцовская проблема. Мне не оставалось ничего другого, как уволиться из редакции, закинуть за спину торбу с нехитрыми пожитками и, взяв на руки 6-месячного ребенка, отправиться на самолете в Алма-Ату. Во время пересадки в Московском аэропорту сердобольные женщины в детской комнате перепеленали младенца.
        Через двое суток я оказался в родном студенческом общежитии. Разыскал Валерию, вручил ей нашего наследника. А она немедленно переправила его своей матери Анне Александровне!
        Анна Александровна проживала  на железнодорожной станции Бек-Карьер, что неподалеку от Алма-Аты.  Муж ее Елисей Васильевич Лавров работал директором местной начальной школы, а Анна Александровна преподавала в первых классах. Когда она вела уроки, за ребенком присматривали школьницы. Анна Александровна управлялась с большим хозяйством, включавшим корову, свинью, кур, уток. Наш научившийся говорить сын называл корову мамой.
        Вскоре после того, как Валерия определила нашего сына Анне Александровне, я получил направление в областную газету в город Кустанай, что на Севере Казахстана.
А через 3 года Валерия, закончив обучение и получив диплом, еще год проболталась в Алма-Ате, затем забрала нашего подросшего сына и заявилась в Кустанай. Таким образом у Анны Александровны мальчик воспитывался 4 года и он  не сразу освоился со мной, казавшимся ему «чужим дядей».
        К  этому времени я  уже стал заведовать отделом культуры кустанайской областной газеты, кстати, трижды менявшей свое название из-за политических пертурбаций, происходивших в стране.
        В Кустанае я услыхал события 1919 года, когда после поражения краснопартизанской армии под командованием А.Жиляева в ожесточенных боях с  войсками Колчака город пережил жестокую расправу белогвардейцев над сочувствовавшими партизанам. Жиляев, как и Василий Чапаев, происходил из крестьян.  Общение с выжившими участниками  тех событий  и рассказы Валерии о приключениях ее матери в молодости подвигли меня сочинить пьесу «Сибирский ураган». Союзный журнал «Театр» собирался ее напечатать.
        Когда я добился карьерного и творческого успеха, один из сотрудников редакции сочинил посвященую мне ехидную эпиграмму:

       А как он важен в кабинете,
       Когда за читкою полос
       Он тихо шепчет:
       Дети, дети,
       Я вас давненько перерос.

       Я сочинял рассказы, пьесы.
       Я кучу очерков создал.
       В Союз писателей пролезу
       И там устрою всем скандал.
       Широков я, широкий я
       И вы не стоите меня.

       В ту пору моим псевдонимом было «Яков Широков». А в Союз писателей я не «пролез» исключительно из-за злополучной 5-й графы анкеты. Но путь от литературного сотрудника до ответственного секретаря редакции я прошел.
       Семейная наша жизнь проходила поначалу более-менее благополучно и даже приятственно, но по прошествии некоторого времени сказался истинный норов Валерии. Возможно, на характере Валерии  отразилось то, что беременная ею мать, будучи партизанкой-мятежницей, с трехлинейкой в руках моталась по смоленским лесам. Так лил иначе Валерия была натурой страстной, гневной и вспыльчивой, неуравновешенной, беспокойной, взбалмошной, склонной к авантюрам и эскападам. Много пила, курила. В отличие от меня любила шумные веселые гульбища. Была распущенной. Она не скрывала, что не создана для семейной жизни, что семья ее тяготит. Тем не менее о разводе речи не заводила, а я терпел ее выходки. Терпел, наверно, по причине своей художественной натуры и из нежелания измараться в  унизительной грязи бракоразводного процесса. Из желания избежать беспокойств, связанных с проблемами квартирными. Не хотелось сиротить сына и прерывать творческую работу. И саму Валерию ее образ поведения приводил к моральным переживаниям – я часто замечал, что она по ночам плачет в своей постели.
       Когда же ее не терзали страсти-мордасти, в доме устанавливались мир и согласие. Я знакомил Валерию со своим только-что законченным рассказом или повестью. А она читала свои вирши. Вот, к примеру, одно из них:

       В этом мире мрачном и суровом,
       Дорого за все приходится платить –
       За любовь, за хлеб, за правду слова
       И за то, чтоб просто мирно жить.

       За это время произошло много событий. В Сибири  Александр Степанович Лепешкин по окончании ссылки весьма преуспел и скопил немалую сумму денег.
       Прознав, что жизнь в Кустанае значительно дешевле, чем в Сибири, он заявился к нам собственной персоной и предложил нам якобы выгодную для нас с Валерией сделку. Он покупает на свое деньги дом, занимает в нем третью часть вместе со своей дочерью Катериной, а мы должны будем выплачивать ему в рассрочку две трети стоимости дома с процентами, как если бы заняли деньги в сберкассе. Несмотря на то, что Валерия  его внучка.
       Мы тогда жили на съемной квартире и я по молодости и неопытности я согласился на эти кабальные условия.
       На этом Александр Степанович  не успокоился. Он потребовал, чтобы мы платили ему за проход через его комнату и за  зачем-то дотошно подсчитанные им кирпичи в пристроенной к дому летней кухне с русской печью. В конце-концов нам пришлось пристраивать к нашей части дома отдельный  коридор для входа и отдельную кухню, а свою дверь в комнату Александра Степановича заделали наглухо.
       Несмотря на жестокие удары судьбы, крестьянский сын Александр Степанович Лепешкин, достигнув 90-летнего возраста, не утратил ни былой ямщицкой удали, ни донжуанских повадок.
       Его очередным увлечением стала 60-летняя смазливая Мария Федоровна из соседнего дома, куда бравый вдовец зачастил, чтобы переброситься в картишки. Ее 70-летний муж узрел нечто подозрительное в поведении Александра Степановича и из-за пожилой дульцинеи вспыхнул конфликт. Выяснение отношений состоялось на улице. К счастью обошлось без огнестрельного оружия. Но удары с обеих сторон наносились нешуточные. Оппоненты наскакивали один на другого со злостью двух бойцовских петухов. Что распотешило случайных зевак. С поля сражения каждый удалялся с ощущением личной победы. После этого происшествия Александр Степанович целую неделю залечивал раны на своем жестком топчане за печкой. Впоследствии он был замечен заглядывающим в щелочку в соседском заборе. Наверно, старался хотя бы одним глазом увидеть свою симпатию.
       Однажды в наш двор прибежал с перекошенным от волнения лицом супруг симпатичной Мариии Федоровны. День был воскресный и я читал чеховские рассказы в тени старой яблони.
       - И вас нет моей жены? – запыхавшись спросил он.
       - Нет, она к нам не заходила.
       Провожая взглядом семенящего к калитке ревнивца, я вспомнил строку и из пушкинского «Онегина»: «Любви все возрасти покорны». Как все-таки велика власть страстей над людьми!
       Так и жил Александр Степанович со своей дочерью Катериной в небольшой комнатушке с двумя окнами, служившей одновременно и столовой, и кухней, и спальней.  Спал он на топчане за русской печкой - словно таракан, а Катерина спала на койке в противоположном углу комнатки.
       Работала Катерина бухгалтером на кустанайской швейной фабрике «Большевичка».
В свое время в Москве высокопоставленный начальственный муж Катерины угодил  под всеохватную сталинскую ягодо-ежовско-бериевскую косилку - он был объявлен «врагом народа» и расстрелян.
       Катерина как жена «врага народа» была арестована, осуждена и сослана в карагандинский женский лагерь. Туда согнали жен многих объявленных «врагами народа»  высших командиров Красной армии, директоров крупных заводов, фабрик и строек, секретарей обкомов и райкомов партии.
       Я был юношей, когда в газете «Правда» печатались отчеты о «троцкистко-зиновьевских» судебных процессах. Я недоумевал, как можно объяснить чудовищное поведение подсудимых. Вместо того, чтобы хоть как-то защищаться, кажый из них говорил: «Я предатель! Я убийца! Я отравитель! Я шпион трех иностранных разведок!» И лишь когда началась так называемая «оттепель» стало известно, что подсудимых подвергали зверским пыткам. Постоянно избивали, не давали спать по трое суток, загоняли иголки под ногти, электротоком ранили половые органы. После подобных пыток
политические заключенные  приходили в такое состояние, что подписывали любые признательные показания и оговаривали себя на суде, чтобы ценой смерти покончить с невыносимыми физическими страданиями.
       И хотя Катерина не подвергалась пыткам, кошмары лагерного режима и  унижения со стороны вертухаев она испытала по полной программе.
Каторжный труд надломил богатырское здоровье Катерины, унаследованное ею от отца, и в последние годы ее разбил паралич.
       И моральные страдания - после ее ареста крохотного сына Владимира отдали на усыновление дальним родственникам. Он так никогда не узнал о своей матери – после выхода на свободу и реабилитации Катерина побоялась связаться с сыном. Она опасалась, что это повредит карьере преуспевающего молодого лейтенанта.
Страх не оставлял Катерину до самой кончины. Она всерьез боялась, что в любой момент за ней могут прийти и арестовать.
       Так была искалечена и физически, и морально жизнь и судьба ни в чем не повинной женщины. Как и у миллионов соотечественнком.
       Однажды, не помню точно сколько лет прошло после того, как я обосновался в  Кустанае, на крылечке нашей пристройки появилась Анна Александровна с узелком в руках. Она произнесла несколько слов, смысл которых был в том, чтобы я с Валерией приютили ее: «Разрешите брязнуться у вас в уголочке!» Мы согласились.
       Анна Александровна пожаловалась, что сбежала от Елисея Васильевича оттого, что он доконал ее своим пьянством.
       Кстати, она поведела, что Курганская область, куда в начальную школу (опять же директом) направили Елисея Васильевича, покрыта вековыми хвойными лесами и свой очередной отпуск я решил провести именно там. Рассказы Анны Александровны о пьянстве мужа были на тот момент подтвердились только отчасти. Елисей Васильевич был пьющим человеком, но тихим. Днем он исполнял с грехом пополам свои директорские обязанности, а после трудов праведных выпивал медленно граненый стакан главного российского исторического традиционной напитка, закусывал растолчеными в ступе перьями зеленого лука и укладывался почивать до утра. В воскресный день он проделывал эту же процедуру,  перемежая выпивку с почиванием. Из всего хозяйства у  него остались только куры. После бегства Анны Александровны  он продал корову и кабана. Так что питался чем попало. А я, между прочим,  не жалел, что провел отпуск в тех краях, дышал свежим сосновым воздухом и собирал народный фольклор.
       Поначалу Анна Александровна была тише воды, ниже травы, но вскоре она тайком начала вести подрывную работу. Прежде всего она занялась вдалбливанием в отроческую головушку нашего сына навязчивого мнения, что мы плохие родителя, думающие только о себе и своих удовольствиях, что мы совешенно не заботимся о нем, что если кто и любит его, то только она – которая воспитывала его с младенчества и в настоящее время только и думает о его благополучии.
       Также она стала настраивать Валерию против меня, а меня - против Валерии.
Сама Анна Александровна была склонна к гастрономическим удовольствиям - она  до глубокой старости охотно варила наваристые борщи и супы, жарила котлеты и картошку, пекла пироги и пирожки.
       Вообще, возможно, я не имею права судить Анну Александровну. Ведь у каждого человека в его длинной или короткой жизни найдется немало такого, что можно поставить ему в вину. Как говорится, пусть Бог будет ей судьей.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

       Часто можно слышать пословицу: «А мертвых либо хорошо, либо ничего». По-моему, ее придумали власть имущие. При жизни они заставляют восхвалять себя. Им хотелось, чтобы и после  смерти их либо не критиковали, либо замалчивали. Но справедливее все же и при жизни, и после нее каждому воздавать по заслугам. Отмечая достоинства, не  умалчивать о грехах. Так что, излагая семейную сагу я старался соблюдать объективность. Насколько это удалось, судить не мне. Елисей Васильевич Лавров, Александр Степанович Лепешкин, Анна Александровна Лаврова, Катерина Александровна и Валерия Лаврова ушли в мир иной. Я четверть века счастливо прожил со своей любимой женой Верой Викторовной.
       В настоящее время я ступил на финишную горнию тропу,  уповая исключительно на милосердие Божие.
КАРМИЭЛЬ   2011 г.