В луже облака

Иногда, чтобы понять загадку времени, достаточно одного дня. Пропахшего мокрой собачьей шерстью, радостно отряхивающегося каплями луж. Задумчиво погладить его растрёпанную башку, потрепать за ухом – беги уже, беги, отстраниться от шершавого солнечного языка, слепо вылизывающего твои щёки, увильнуть от ветра, хвостом разметающего подсушенные листья и радостно упёршегося тебе в грудь всеми передними лапами, – вот-вот опрокинет.  Спрятаться в авто, вжиться в тёплую нагретую за день кожу сидения и, осторожно откупоривая застывшую пробку времени, увидеть. Будущее и прошлое. Будущее – это человек, идущий навстречу, – в лобовое. Прошлое – его удаляющаяся спина в зеркальце бокового стекла. А настоящее – те несколько шагов, которые не видит никто.

Когда человек равняется с Богом – он становится невидим, а значит – всемогущ. Но это при условии, что у Бога хватит такта не высовываться, чтобы подсмотреть настоящее. Впрочем, какая-никакая преграда, пусть даже столь хрупкая как стекло, между нами должна существовать. А потому…


«Невидима и свободна»


– Но видит Бог! – девушка не договорила и, вскрикнув, растянулась на асфальте морской звёздочкой. Её спутница бросилась на помощь только что уверенной в своих словах, а теперь тихо поскуливающей  подруге, которая уже вскочила на ноги и пыталась оттереть кровь с ладоней, улыбнуться и не пошатнуться одновременно, а вместо того покачивалась и отчаянно клипала глазами.

– Нельзя же бояться своих мыслей! Никогда не думала, что ты настолько религиозна и понятие греха тебя так пугает, – твёрдо стоящая на ногах пыталась ободрить пролетевшую.

Та, кажется, не слышала никого и, уже справившись с равновесием, совладела и с улыбкой:

– Может, Бог и не видит, но всё слышит – рассмеялась летунья. А я совсем не боюсь. Ты не понимаешь. Ладно, идём дальше. Я немножко подвернула ногу, но могу продолжать, честно!


Мужчина щёлкнул кнопкой – и окно медленно поползло вниз. Он улыбнулся, выпустил колечко белого пара в тонкую щёлку, стремительно уменьшающую гам за окном в тишину. Облачко почти протиснулось на свободу и радостно пыхнуло, как неумолимый механизм прищемил ему хвост. Хвост упал на ладонь мужчины, скукожился и начал таять. В салоне запахло пломбиром и шоколадной крошкой.


Это было её любимое мороженое с детства. Можно было ещё полить его смородиновым вареньем и есть с серебряной ложечки, девушка вздрогнула от собственных мыслей и чуть не слетела с прозрачной ленты эскалатора. Лента спускалась прямо в брюхо подземного города, откуда доносилось сытое урчание разомлевших кафешек, лениво щурящих тёплые глаза-фонарики, и цокот вытянувших когти дамочек, манерно прогуливающихся у фонтанов. Девушка поёжилась и поспешно переключила кнопку – с зелёной на красную – лента недовольно зашуршала, но остановилась, – на голубую – и неохотно поползла вверх, оставляя за спиной  бурду из вкусного запаха кофе и безвкусных духов. Она стала поспешно подниматься, перепрыгивая ступеньки, проталкиваясь сквозь тучных пассажиров к тучам. В воздухе пахло грозой и разбитым первыми каплями дождя асфальтом.

До неба оставалось всего ничего – как змея эскалатора фыркнула, натопорщила чешуйки и, ловко поймав каблук между ними, пошелестела дальше. Безмолвное торжество бесшумного капкана. Девушка дёрнула ногой и замерла, завороженная.


Что есть выбор – как ни заранее приобретённый флаер на ту или иную продукцию? Когда Вы тщательно пережевали (или всё-таки с «и»?) все возможные варианты, выбрав наиболее приемлемый, наименее затратный (во всех смыслах и без них же), и ввели код карточки – «а мама/дядь Петя/соседка Люся//и муж Федя говорят, что» – в меру Вашей платёжеспособности и «качества» кредитки – с золотой, платиновой или обычной совестью (или любым другим абстрактным словом, отвечающим на секретный вопрос: «Девичья фамилия матери»). А потом, получив заветное, радостно вскрыли упаковку и, насладившись сполна, включили винчестер (то ли мозг, то ли ноут, а впрочем, часто они взаимозаменяемы) и вышли в мировую сеть, дабы не пропустить новые скидки на.

И дело даже не в том, что ваша лапа может перегреться и взвыть всеми турбинами, требуя безвыборности ноутбукам, а в том, что даже в тихом – охлаждённом режиме – Вам рано или поздно осточертеет эта просчитанность и оправданность, и тогда Вы окажетесь на той злополучной ленте эскалатора. Тихо переваривающей Ваш каблук, пока Вы думаете, что. Ну, это девушки.

А мужчины. А мужчины, попавшие на неё, сразу теряют всю статусность и превращаются в отучливых пингвинов, хватко вцепившихся в поручни и терпеливо ждущих конца (какая ирония судьбы), что неизменно выпрямится (я же говорила) из неровных ступенек (но не о том) в прямую и, мигнув жёлтой полоской, пихнёт незадачливого пернатого прямо в дыру выхода.
А девушкам ничего не остаётся как...


Она сбросила опостылевшие каблуки и на цыпочках бросилась за удаляющейся спиной. Вернее, за рукой. По которой плавно змеились три стрелочки от локтя и вниз: питоном обнимающая вздувшиеся вены – часовая, ехидно впивающаяся в запястье гадюка – минутная, и беззаботный ужик секундной стрелки, волчком крутящийся у локтя. Кажется, это был первый человек не побоявшийся выпустить их из своего циферблата Пандоры, даже не замедлив при этом шаг, чтобы дать ужику отдышаться. Выбора не было, можно было только идти за ним или остаться в лапах ленты, так и не выбравшись из капкана. Впрочем, можно было ещё попросить о помощи или выпить шипучку для сердца (сердце, и вправду, колотилось в стенки покруче ужа и готово было сорваться по перилам вниз, увлекая свою нерадивую хозяйку за собой). Но что-то не давало ей сделать этого – то ли родовая память об Орфее, то ли самоутешение (не факт, что он вообще остановился, не дойди она до неба сама), то ли…


То был уже настоящий ливень, а не какой-то там дождь, моментально обдавший лицо (потому что запрокинутое), пушистые волосы, грудь, руки и всё-всё тело приятной газировкой с запахом мокрого асфальта и чего-то дико цветущего вопреки времени года. Лента кончилась и началось ровное-ровное место, на котором не грех было и упасть (по старой доброй привычке), но девушка только споткнулась и влетела в глубокую иссиня тёплую лужу. Укоритель времени обернулся и совершенно неожиданно протянул ей – нет, не спасительную палочку и даже не руку, а тонкий, ещё горячий багет. «Будешь? А то сейчас намокнет!» Более нелепое зрелище вряд ли кто-то мог наблюдать за всё future in the past: посреди ровного места, по колене в луже, у самого неба – он предлагал ей тёплый хлеб, а она, неожиданно рассмеявшись, отламывала хвостики – себе и ему, и смущённо похрустывала, сделав глубокий реверанс и разволновав тем самым обитателей лужи до самого донышка. Багет был вкусный и колкий. Пролетавшая рядом машина ласково моргнула фарами и исчезла за куполами Владимирского. Стало тихо и темно. И только еле уловимые всплески и смех осыпающихся крошек тихо падали в замирающем дыхании.


Автомобиль набирал скорость и нёсся прямиком к Михайловскому, минуя воздушные ямы. На этот раз облако улыбки успешно выбралось на волю и, перебирая всеми лапами, полепетало наутёк. Мужчина улыбнулся и открыл дверь. Резкий скрип тормозов звонко ударился о стены собора, отэшился в колоколах и разбился на тысячи осколков. Мужчина ступил на землю и подошёл к фонтанчику желаний. Там, поблёскивая серебряным боком, крепко держалась одна монетка в две копейки. “Будь, что будет” – в который раз улыбнулся мужчина и осторожно отклеил монетку, подбрасывая желание во влажное небо. На этот раз тишину не нарушило ничто – только белоснежное пёрышко орла неслышно упало на радужку арки Дружбы народов. Автомобиль тихо зарычал, распахнул двери и исчез в сгустившейся темноте.


Не столь важно видит ли настоящее кто-то кроме тебя самого. Важно – кем ты проходишь эти несколько шагов. Или даже пролетаешь – на брюхе. Это неправда, что боги не падают.
Боги не выбирают.




5 октября, 17-18 декабря 2011 года


___

фото: Aditya Prasad ©