Всё остается людям

К старости становишься фаталистом. И, будучи исследователем по профессии, я с интересом слежу за всеми метаморфозами в себе, фиксирую изменения и тенденции в своем мышлении и поведении. Хотя в этом интересного мало. Так Иван Петрович Павлов, умирая, производил записи этого неадекватного и нелепого с точки зрения нормальной психологии эксперимента, в котором ты и исследователь, и объект одновременно, причем и тот и дугой обречены. Что-то вроде репортажа с петлей на шее получается.

Так вот, я уже достаточно давно отправил на ваш суд свой скромный труд, касающийся очень важной темы. Ответственность гения. Или таланта, ибо гений ты или нет, не тебе судить. А талантливы, к счастью, многие из нас, иначе не наблюдали бы мы такого бурного нравственного и технологического прогресса в окружающем нас мире и в нас самих.
Вот хотя бы взять отрезок длиной в мою жизнь. Родился я в самый пик торжества идей В.И.Ульянова-Ленина, базовой из которых было сказанное им некогда в самоупоительном восторге и растиражированное потом в сотнях миллионов экземпляров на всех языках мира: «Насилие – повивальная бабка истории».
Все человечество за малым исключением так или иначе проникалось этой простой парадигмой. Убей всех плохих – и останутся одни хорошие, наступит Царство бесконечного счастья. Нужно только подавит в себе гнилую интеллигентскую жалость. И подавляли. Огромные армии утюжили танками землю, в страшных лагерях смерти истреблялись миллионы людей: мужчин, женщин, детей, стариков и младенцев. Вожди спускали вниз директивы с планами, сколько нужно закопать ежемесячно в расстрельные рвы. И чтобы та самая «гнилая» не мутила душу истинного капеэсэсмана или просто эсэсмана, устанавливалась кара за невыполнение этого дьявольского плана.
Мы, тогдашние малыши, рисовали в тетрадках танки со звездами и самолеты, сбрасывающие на головы тех, кто внизу, огромные бомбы. А чуть позднее зачитывались умопомрачительными повестями о том самом Царстве счастья, вроде «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова.
А техника была такая. Еще не надев пионерский галстук, я с упоением варил в старом эмалированном черпаке смесь из сурьмы, мышьяка и еще чего-то для того, чтобы сделать детектор. Для тех, кто родился позже: детектор применялся в детекторных радиоприемниках, позволяющих ловить только местную радиостанцию РВ-31, передающая антенна которой и до сих пор стоит в Иванове на улице Попова. Ламповые приемники только появились накануне войны, но в войну их сразу же отобрали, а после войны выдали не всем, и то в сильно изувеченном виде. Так что мы, пацаны, клепали детекторные. И высшим шиком считалось на уроке приложить одной рукой наушник от телефонной трубки к уху, а другой проводок антенны к батарее отопления. Место у стенки очень ценилось.

А теперь сравните. Сейчас «священная» идея «вождя мирового пролетариата» овладевает только разве что дикими и отсталыми народами Азии и Африки. А о технологиях и говорить нечего: компьютеры, Интернет, e-mail, который связывает вас с самым отдаленным уголком мира со скоростью света. Можно по «аське» болтать онлайн с приятелем в Париже. И расстояния не ощущаешь.
И это изменилось всего за время жизни среднестатистического человека. Родился при кошмаре с детектором, а концы отдал при Интернете и, худо-бедно, демократии.

Так о фатализме. Творение мое про ответственность гения долго не появлялось, и я принял для себя такое решение: если появится все же, и немногочисленные активные читатели не завалят не слишком вдумчивыми комментариями, то напишу вот это продолжение. Нет – ну, на нет и суда нет, как говорится в старом грузинском анекдоте.
По крайней мере, не отправлю, оставлю у себя на винчестере. Может, тот, кому мой старенький комп достанется, прочитает и расскажет другим, на что человек может быть способен.

Так вот о чем я собираюсь сказать. Смотрел сегодня по телевидению очень хороший фильм о Вольфе Мессинге. Ну, все вы знаете, дар у него был читать чужие мысли и угадывать будущее. Даже, оказывается, крах СССР предсказал. Такая вот аномалия в голове человека была.
И собираюсь я под впечатлением этого доложить вам, что пусть не такая глобальная, но была аномалия и у вашего покорного слуги.
Родился я со способностью несколько необычно воспринимать математические функции. Я их видел. Так, как видят другие зрительные образы: морскую гладь, волнующееся ржаное поле и т.п.
По мере моего знакомства с математикой, а я прилично владел самыми ее вершинами к окончанию школы, спасибо моему приемному отцу (родной погиб на фронте), известному ученому-металлургу, - образы эти становились все сложнее и сложнее. К моменту поступления в аспирантуру я уже мог решать в уме системы дифференциальных уравнений в частных производных. Математик меня поймет, а для нематематика скажу, что это многократно сложнее, чем в уме за минуту извлечь корень 21-й степени из числа «пи». Иногда показывают такой аттракцион.

Причем количество пространственных измерений адаптировалось как-то само собой при помощи сечений. Сложно объяснить, а показать, увы, не могу. К сожалению, допросы и ожидания в коридорах вызова на них не способствуют развитию и сохранению гениальности. Как она приходит в мир, и когда его покидает, - увы, тайна. И сейчас я с трудом смог бы даже обложившись справочниками решить самое простенькое уравнение с двумя степенями свободы лаже на бумаге. А тогда мог. Диссертация вот осталась. Хотя степени лишили, ко двору строителям коммунизма не пришелся.

И что интересно, читаю сейчас свою же диссертацию, и осознаю, что не смог бы ее защитить сейчас. А тогда Совет ведущего столичного ВУЗа проголосовал единогласно. Потом преподавал в МГУ и МВТУ. Аж самому не верится.

Так вот, в фильме про Мессинга показано, что зная наперед дату своей смерти, он очень хотел рассказать людям, как это все ему удается, что он при этом ощущает. Правда, оставить свои способности людям он так и не смог. Приставленный к нему гебист имел задание использовать аномальные способности своего подследственного для военных целей. От Мессинга же утаить ничего невозможно, он мысли читал как мы букварь, и потому все, что этому великому человеку удалось, это перепрограммировать этого Сережу, зафиксировать тот самый конец СССР, и тем самым вынудить вождей отдать приказ уничтожить все записи с Мессингом.
Я, увы, а может быть к счастью, не Мессинг, и могу только ощущать, что годы мои на нашей бренной земле сочтены. И вот хочу передать людям, которые останутся после меня, информацию о той аномалии, которой я когда-то был награжден, и которую, к величайшему сожалению, историческая обстановка сохранить не позволила.
Это чтобы вы знали, что такое возможно. У человеческого сознания огромные резервы, которых мы, обычные люди, не используем и в самой малой степени.

Опишу как это происходило со мной. Чтобы я мог совершать любые действия с математическим выражением, мне было достаточно его увидеть написанным. Причем не важно, в каком виде давалось выражение: в виде формулы, векторного выражения или тензора (Боже, какие слова еще помню!). Сразу же появлялся цветной образ, очень похожий на пространственное представление функций, приводимое в качестве учебной иллюстрации в учебниках по высшей математике. И сам собой начинался анализ на особые точки (минимумы, максимумы, нули) и переходы из области реальных чисел в мнимую или комплексную. После этого происходил процесс собственно решения задачи. Как правило, находилось пересечение нескольких выражений и их сечений. Человек, увы, непосредственно своими органами чувств не может вообразить число степеней свободы более трех.
Все элементы отображались разными цветами, и я мог при желании их менять. При этом менялись цвета всей группы, относящейся к виду запроса. Толщина линий тоже была разной, но управлять ею я не мог, как не мог управлять ощущением размерности числовых осей.
Особые точки и границы переходов выглядели как мерцания, и по мере приближения к ним меня охватывала тревога, но если я переходил, она исчезала. По крайней мере, в комплексном пространстве я чувствовал себя не менее комфортно, чем будучи окруженным реальными величинами. Переход же границы был, наверное, не менее болезненным, чем переход госграницы в районе Батуми, в подготовке которого меня обвиняли господа из КГБ.

Вот все, что я помню. В отличие от Вольфа Мессинга ни к кому с просьбой изучить мое уродство не обращался. Отчасти потому, что тоже, как и он, боялся стать игрушкой в чужих руках и превратиться в такого же Андрюшу из моей повести. С чувством ответственности у меня все было в порядке, создавать технологии убийства я бы не согласился ни за какие коврижки. Спасибо моим замечательным родителям, отличать Бога от Дьявола, добро от зла они меня научили. Поэтому на опыты доцента Казарновского на нашей кафедре я не мог смотреть без содрогания. Он давил человеческие черепа на разрывной машине по заданию «органов». Строили графики прочности в зависимости от скорости нагружения и величины площади контакта. Я так понимаю, искали оптимальные параметры стрельбы.
Ну а самая большая причина моего пренебрежения к значимости своей персоны, несомненно, заключалась в моем возрасте. Тогда было мне меньше 27 лет. Столь юные особы склонны себя либо переоценивать, либо недооценивать, полагая все нормой.

Вот что, собственно, хотел я вам сказать. Не считайте задумавшегося математика чайником. Возможно, он в этот момент гоняет в своем черепке красно-синие облака.

Валентин Спицин.