Весь Мир в котомке 12 и 14 глава

Глава 12. Византия, ночь с 10 на 11 декабря
Кровь покрывала мраморные ступени дворца.
Рабы испуганно жались,
прячась за античными статуями.
Грозно ступая по крови,
шагал навстречу ликующей толпе,
Я - новый император.
Иоанн Цимисхий.

Димур сражался, прикрывая главные ворота во дворец. Холодный ветер с моря, ранее непознанный им запах, щекотал ноздри, манил остановиться и не махать коротким мечом, который ему вручили.
Только эти, в блестящих шлемах, не давали остановиться, не давали отдыха, все лезли и лезли, принимая положение нижней атаки, когда верх прикрыт широким полукруглым щитом и тело принимает правый полуоборот. Тогда уязвимой становится лишь левая нога, голень которой защищена стальной пластиной. Однако, и Димур не лыком шит, каждый раз приходилось перед ударом пинать, сминая наголенник. Идущий стандартной атакой легионер пытался прикрыть больное место щитом, все ещё не веря, что можно пробить стальную пластину, закрывающую голень, простым сапогом. Опустившийся щит открывал его шею и правое плечо.
Димур рубил и пинал, хотя нога уже порядком устала, и скомкавшаяся в сапоге портянка изрядно терла большой палец. Пришлось отступить к дверям. Он выбросил ставший помехой меч и, отломив от какой-то статуи деталь, то ли руку, то ли ногу, бил наотмашь. Вычурные шлемы слетали вместе с кожей подбородков.
– Ремни расстегните,- хотел крикнуть Димур, испытывая острое чувство жалости к нападавшим. Однако не давали, все лезли и лезли.
Наконец прибежали с луками.
- Гой!.. - воскликнул Димур, обрадовавшись, что не надо больше калечить. Воины расположились полукругом, натянув тугие луки, тетивы заскрипели, десятники дисциплинированно скомандовали залп. Миг, когда тетивы луков перестали шуршать, натягиваясь, для Димура стал моментом истины, моментом, когда необходимо шагнуть в укрытие. Но и здесь он выжидал, и лишь когда отзвучал последний слог приказа: «За…лп!», он шагнул за колонну. Стрелы ушли в проем дверей. Стоны и звуки рвущейся при ударе стрел плоти заставили Дима оглянуться.
Те из защитников, которые толпились за его спиной, не решаясь вступить в схватку, приняли град стрел на себя.
- Эх, чо ж я про них-то не подумал… Дурак! - успел обругать себя Димур, прежде чем встретил бегущих по ступеням легионеров. Злясь на свою неопытность и глупость, Димур орудовал обломком, так что никто из нападавших пройти дальше третьей ступени не мог. Не этот раз его широкая спина служила щитом всем, кто уцелел после шквала стрел. Наконец все прекратилось, легионеры отхлынули, словно волна прибоя, не забыв прихватить раненых. Выучка имперских воинов сказывалась во всем, прелаты командовали верно и четко.
Из Дверей Капитолия вышел Димитрий Екимий, душеприказчик и постельничий самого Фоки. Он негромко спросил воинов, и Димура в том числе:
- Вы ли!.. Те, кто пойдет разрушать мир? Вы ли - те, кто против императора?..
Командир лучников вышел вперед и, обернувшись к легионерам, медленно произнес:
- Мы слушаем тебя, Димитрий!
Толпа атакующих оторопело смотрела на прелата. Димитрий отступил в сторону, пропуская кого-то на площадку портика. Наконец все увидели старца, стоявшего за его спиной. Старый священник, почитаемый дворцовой челядью за дурака при прежнем монархе, шел, неся в трясущейся руке простой деревянный крест. Старик дышал тяжело и надрывно, он словно рыдал, крест в его руке дрожал. Димур, видя страдания старого человека, шагнул и подхватил его под руку.
Аккинфий поднял на Димура взгляд мутных от старости и беспробудного пьянства глаз. Взгляд его уперся в фигуру варвара. Вся куртка Димура была забрызгана кровью и кусочками мозгов, из надбровья его все ещё сочилась кровь. А сам Димур был похож на бога войны, Аполлона - грозного бога войны. Взгляд старика просветлел лишь тогда, когда их глаза встретились.
- Не, мешай…. - словно бы поняв что-то, шепнули губы старика. Димур и не собирался мешать ему, он лишь хотел поддержать пошатнувшегося старца с нелепым, на его взгляд, крестом. Однако старик неожиданно твердо оттолкнул его руку и провозгласил. Голос его оказался светел и тверд.
- Империя жива, император жив, во имя Бога! Да здравствует император! Мы, слуги Единого призываем вас к миру! - обернувшись, он протянул костлявую руку с крестом, к Димуру.
Дим, в ответ, потянул ему окровавленную руку статуи Аполлона, сжимавшую обломок каменного копья.
 – Мир!.. - возопил Старик изо всех сил и, беспомощно согнувшись, упал на мраморные ступени.
 Димур подхватил его тело, и зарыдал, ему показалось, что все закончилось. Больше не надо никого бить. И может быть этот запах крови, готовый разбудить в нем зверя, скоро будет унесен восхитительным ветром, дующим с моря.
Димитрий Екимий, выдвинувшись вперёд, воскликнул: – Императору Иоанну Цимисхию слава!..
- Слава! - подхватила тысяча глоток.
 Так, закончилось правление Никфора Фоки, мудрого и дальновидного, но преданного самыми верными людьми. Так разрушился план свержения Христианства во всем мире, и в том числе на Руси, задуманный Калокиром и Святославом. Им еще предстояло идти в поход против Фракийцев, только вот поддерживать их в нем было уже некому. Иоанн добился власти, и все его честолюбивые помыслы были теперь связаны с Византией и её господством на Пиренеях. Руссы остались ни с чем.
Димур же просто занес бездыханное тело в каменный дом, каких он доселе не видывал, и положил его на возвышенность, не зная, что это был всего лишь поставец для обуви знатных патрициев.
 Вокруг него суетились какие-то люди, кричали, славя нового императора, бряцая оружием, пробегали стражи дворца, испуганные трясущиеся люди в дорогих одеждах, с залитыми слезами лицами. Кто-то пел, бряцая на струнных лютнях, кого-то закололи в суматохе и суете, где-то стонали насилуемые, легионеры не теряли времени даром. Придворных, особо приближенных Фоки, лизоблюдов, съехавшихся к нему на встречу, буквально резали как свиней, кровь стекала по ступеням и мраморным парапетам. Димура толкнул невысокий бородатый человек в желтом хитоне, он стремительно бежал к выходу, закутывая в тряпку золотое блюдо. Кто-то уже выкатывал бочонки с вином. Женщины визжали, стремясь спрятаться в углах дворца.
 Бездыханное тело императора все ещё лежало возле внутреннего бассейна с золотыми рыбами, и кровь его стекала в воду, а убийца уже принимал клятвы верности тех, кто предал Фоку, здесь, в его покоях.
 Димур все стоял, припав на одно колено возле бездыханного тела старца Акинфия, не понимая смысла происшедшего и тупо глядя на толпу. Кто-то положил ему руку на плечо. Это был воевода Димитрий, стареющий, но еще полный сил воевода, некогда командовавший городской полицией. Он негромко спросил:
- Откуда ты, сынок?
Димур вскинул глаза на воеводу и ответил: – Меня привез ваш набольший, по имени Иоанн, издалека. Он спас меня, теперь я дрался, защищая его.
- Хм…. Ну ладно, иди в казармы, тебя проводят, умойся и переоденься, теперь ты служишь новому великому императору Цимисхию. Один из стражей проводил Димура в казармы.
 Следующие три дня Димур и Вакула провели в казармах городской стражи недалеко от дворца. И здесь поначалу шла резня, убивали по приказу Цимисхия или его именем неугодных военачальников, приводили за высокий забор, огораживающий казармы и связанных кололи копьями, заткнув рты грязной тряпкой. Димур, впрочем, в этом не учувствовал, вместе с командиром настенной стражи он расставлял посты. Его приставили следить за собаками. Однако Димура ждала совершенно иная участь. Вакула отсиживался в небольшой комнатке – будке, где хранились копья. Друзья встречались только по вечерам. Легионеры, было, попытались устроить проверку варвару, пришедшему с новым императором, однако после пары сломанных челюстей и вывихнутого плеча попытки прекратились. Димура даже зауважали, за его немногословность и силу.
 В городе творилось нечто невообразимое - народ словно с цепи сорвался, сторонники Никифора Фоки отказывались верить в предательство императрицы. Смелые и благородные хватались за мечи и копья, однако быстро погибали, нашлись люди, заранее составившие списки неугодных и опасных. Были и такие, кто не спешил поклониться новой власти, но предпочел занять выжидательную позицию, иные же собрались в союз, поставивший своей целью свергнуть Цимисхия и отдать власть в руки Феофанно. Однако императрицы еще не было в городе, она торопилась вернуться из Фив и воссоединится со своим возлюбленным. Цимисхий же развлекался в покоях молодой Нубийской принцессы. Он уже взял власть в свои руки и что бы ни предпринимали заговорщики, войска были под его контролем. А в данное время в Византии армия в отличии от сената имела реальный шанс управлять всем, она, вдохновленная деньгами и обилием вина, поддержала смену власти. Тем более, Иоанн Цимисхий был одним из популярных полководцев, любимый армией и молодежью.
Фока в последние годы был непопулярен среди армии, его походы выигрывались путем договоров, а не путем схваток, и прелаты, в тайне надеявшиеся пограбить, с удовольствием отреклись от него. Слуги нового императора раздавали богатства прежних императорских чиновников по всей Византийской империи, разорялись дома наиболее преданных Никифору Фоке патрициев, их хозяйство и усадьбы щедро раздавалось новым чиновникам. Те же, кто успел заверить императора Иоанна в своей лояльности, уцелели. Некоторым удалось откупиться, иных казнили прямо на месте. Первая волна перемен покатилась по Византийской империи.
 Два раза Димура вызывал Димитрий, теперь он возглавлял всю охрану дворца и принадлежащих императору покоев. В первый раз Димуру поручили выставить караулы на городских стенах, проверяя его умение командовать, после самостоятельной расстановки караула Димура назначили десятником. Цимисхий использовал для охраны дворца только наемников северян, небольшим отрядом которых было поручено командовать Димуру. Во второй и третий раз, он охранял покои императрицы Феофанно уже после её благополучного возвращения.
Неискушенному в политических играх Димуру было многое непонятно и ново. Жизнь среди этих каменных многоэтажных домов, в которых обитали богатые люди, говорящие на странном языке, казалась ему сказкой, нелепой из-за жестокости и разврата, но все же удивительнее той, которую он встретил в славянских городках. Но природная смекалка и дисциплина, а также все, что довелось ему испытать, закалили его, сделав исполнительным и строгим командиром дворцовой стражи.

Так прошел месяц, почти ничем не примечательный для Димура и Вакулы. Поиски загадочной штуковины, испускающей магию, временно остановились. В городе было столько магии, так хитросплетены были магические приемы местных жрецов, гадателей и просто повивальных бабок, что ни о каком прямом поиске следа таинственного артефакта и речи быть не могло.
 Димитрий часто вызывал Димура к себе, терпеливо объясняя обстановку и некоторые обстоятельства, с которыми приходилось сталкиваться неискушенному варвару. Обучал его на своем примере многим вещам, которые город предоставляет дикому воину, от которых воин может ожидать опасности для себя и своей службы. Византий оказался странным местом, полным обмана и скрытого коварства, о котором Димур даже не подозревал. У него неоднократно срезали кошелек и даже пытались ограбить в темном переулке. Он встретил, как минимум, четырех подобных себе оборотней, притворяющихся благородными людьми, двух настоящих ведьм-кровопиток и одного старинного ворона, способного видеть будущее. В остальном же Димур исправно служил, распределял караулы, часами гонял на ристалище стражников, заставляя выполнять воинские упражнения, и лишь вечерами подолгу беседовал с Вакулой.
 Енот поправился и растолстел, все чаще мелькал он в коридорах дворца, подслушивая и подглядывая. Слуги и дворцовая челядь почти не обращали внимания на странного зверька, принадлежащего командиру охраны. «Эти северные варвары имеют странные причуды, и порой безопаснее всего не замечать их»,- шептались они. Тем более, всякий знал суровый и непреклонный характер Димура, его силу. Еще свежа была в памяти придворных картина, когда этот гигант с обломком статуи в руке удерживал половину когорты в проеме дверей дворца. По мнению многих, новый командир, привезенный из Словении их императором, был предан Иоанну до гробовой доски.
 Сам Димур самозабвенно отдавался службе, ему начинал нравиться сказочный город, в котором он оказался. Постепенно он привык к странным обычаям людей, которые здесь жили, к разноголосой толпе второй столицы мира, то веселой, то агрессивной, но свежее свободолюбивой. Ему нравился Димитрий, немногословный и сильный, строгий, по отечески справедливый. Природа здешних мест отличалась покладистостью и теплотой. Даже в лютый по здешним меркам мороз можно было ходить раздетым, то есть никаких теплых, меховых одежд. «Не то, что у них за лесом, особенно у кривого ручья зимой, когда плюнешь белке в глаз и льдинкой убьешь», – думал Димур. Деревья здесь не сбрасывали листву, как на далекой родине, а женщины были более улыбчивы и доступны, и так стреляли глазами, что по коже бежали мурашки почище Вакулиных блох. Он получал жалованные десять золотых, четырнадцать серебренных и семь медных монет, которых с избытком хватало на мясо и лепешки, нечего говорить о фруктах, которые здесь были вовсе не в диковинку. Он мог бы покупать все, что желала душа, однако купил себе длинный, выкованный в Болгарии, меч и огромный лук из кости и роговых пластин. Такой лук не согнуть ни одному нормальному олимпийцу, как говорил продавец: - Из Тмутаракани привезли, как диковинку.
 - Мы с тобой, Вакула, в рай попали,- отваливаясь порой от стола, говаривал Димур еноту.
 - Только рай здешний, с зубами, длинными, как кинжалы персов,- зло обрывал его Вакула. - Ты, как был наивным дураком, так им и остался.
 - Почему?- удивился Димур. - Я, например, и при деле, и уважают меня легионеры, и вообще кому мы с тобой нужны. Из племени меня изгнали бы, кому нужен оборотень. Славяне вообще за демона приняли, сапогами в морду бить стали, другу голову отрубили. - Димур вздохнул, вспомнив Сафраила.
- А здесь? Если узнают о твоем оборотничестве, как ты думаешь, что с тобой сделают? - огрызнулся зло Вакула. – Нам надо еще штуковину магическую найти, забыл, зачем нас координатор отправил?
- Зачем?
- Хотя бы затем, чтобы снова человеком стать. Да и пред памятью Сафраила обязательства…. - вздохнул Вакула, вспомнив погибшего дракона. - Он нас в свою пещеру принял, куском делился, даже погиб, нас с тобой защищая. А штуковина эта уничтожена должна быть, от неё судьба мира зависит, такова воля Сафраила последняя, понял!..
Димур задумался.
 - Да, ты кругом прав, вот немного послужим Иоанну, долг отдадим, и в путь.
 - Какой долг… Ты сам подумай, не нужен ты ему, как и все, кто его поднял на трон. Использует он людей. Ох…. Глупец ты, Димур, доверчивый глупец,- енот обиженно отвернулся.
Служить у Цимисхия было легко и сытно, но, увы, как и все хорошее, продлилось это не долго. Вскоре Димура послали сопровождать опальную императрицу, но пока все было спокойно, Димур исправно нес службу, расставляя караулы и проверяя их. Один Вакула замечал, как в спину Димуру усмехались придворные. Варвар не умел пользоваться своим положением, тупой, доверчивый и преданный, такие не выживают в больших каменных городах.
Глава 14. Феофанно
Её глаза он будет помнить всегда,
даже через много-много лет,
на смертном одре,
он будет вглядываться в лица женщин,
ища в них её черты.
(Служанка императрицы София)

Императрица возвратилась в столицу в начале весны. Вместе с ней пришла греческая когорта и три сотни верных варваров, северян, тех, что сами по себе отказались уезжать в Киликию, а решили попытать счастье в Византии.
 Иоанн Цимисхий, к тому времени полноправный император Византии, укрепившийся среди знати и любимый чернью, как все новые политики, которые, как известно, всегда лучше старых, по крайней мере, вначале, вопреки её ожиданиям встретил Феофанно весьма сдержанно. Пришедший благодаря её стараниям к власти, любимый человек внезапно охладел к ней. Это был не тот Иоанн, который уехал с войском полгода назад в Болгарию. Тогда он был просто полководцем, пылким любовником императрицы, теперь же пред ней предстал император, вкусивший плод победы - самый сладкий плод полноправной власти.
 В зале, где он принял её, было необыкновенно светло, горели тысячи светильников по старым традициям, воскурялся пахучий фимиам. Десятки придворных льстивыми ухмылками, щедро расточаемыми комплиментами услаждали слух нового господина, нового божества. Цимисхию даже казалось порой, что он бог древности, такой же бессмертный и всемогущий. Он только что подписал ряд приказов, относящих земли убитых им заговорщиков в пользу империи. В эти дни он даже не вспоминал о своем христианском долге, твердя себе в редкие минуты одиночества: «Потом отмолю все, потом и покаюсь, пусть пока реки крови проливаются, все во имя империи все для благо народа…»
 Цимисхий возлежал за накрытым яствами столом в окружении сонма придворных и слуг, его лицо покрывала косметика, а суровое одеяние воина, которое он предпочитал раньше, сменил праздничный позолоченный хитон и мягкие сандалии. Придворные открыто ухмылялись, глядя на то, как вдовствующая императрица идет по коридорам дворца. Даже рабы опускали лукавые глаза в пол и делали неприличные жесты за её спиной. Двадцать дней назад в местечке Фесалика, в доме одного из патрициев, когда её эскорт остановился переночевать по дороге в Аркадиополь, ей доложили, что у Цимисхия появилась любовница, юная нубийка, бывшая рабыня, подаренная богатым Римским купцом. Тогда она просто не поверила, что её любимый может предать, отринуть ту, которая рискнула всем, ту, которая фактически подарила ему власть. Не может быть!.. Цимисхий самый благородный, самый лучший, Цимисхий её единственная любовь…- думала Феофанно. Он ждет её, он прислал за ней своего полководца…
 Никифор Фока был мертв, империя принадлежала Цимисхию. А кому принадлежала она? Она, которая все еще любила, невзирая на то, что он не послал за ней сразу, не позвал во дворец, когда пришел к власти, чтобы разделить триумф вместе. Может быть, он боялся за неё? Может быть, ей угрожала опасность? Византий огромен, и в нем все еще могут скрываться тайные сторонники Фоки, которые попытаются отомстить ей за гибель своего монарха.
 Феофанно терзали сомнения. По прибытии в столицу она сразу велела проводить её к императору, однако её вежливо, но настойчиво, попросили отдохнуть с дороги. Якобы у императора послы Фракийцев, и он не может принять её сразу. Тогда она попыталась сама, ночью, явиться в его покои. Её попросту не выпустили из северной половины дворца. Феофанно сделалось дурно, и она потеряла сознание.
Цимисхий принял её лишь в полдень следующего дня. Истомленная ожиданием императрица велела принести свое лучшее платье и украшения и теперь шла по залу прямо к столу Иоанна Цимисхия – императора византийского. Ей даже не предложили скамейку, никто из присутствовавших лизоблюдов даже не встал, чтобы её поприветствовать. Цимисхий улыбался какой-то темноволосой синегубой женщине возлежавшей по правую руку от него. Губы Феофанно задрожали, а глаза наполнились слезами, она не могла поверить в то, что видела. Все в глазах её поплыло, и Феофанно чуть вновь не потеряла сознание.
- А, это вы, Феофанно! Мне сказали, что ты больна,- бросил он, сделав вид, словно только что заметил её. Императрица чуть опять не упала в обморок. С трудом удержавшись, чтобы не рухнуть, она оперлась о плечо своей служанки Софии. Она не в силах была произнести ни слова, язык словно отнялся, и только взгляд вмиг понявшей все женщины, до последнего момента отказывавшейся верить в чудовищное предательство, молил, кричал, разрывал душу.
 - Как вы себя чувствуете? - холодно спросил, но по-прежнему поглядывая на нубийку. Получалось так, словно он говорит с ней, а не с Феофанно. – Да вы, я вижу, не совсем здоровы,- сделав паузу, снова констатировал он. - Пусть вас осмотрят лекари. К тому же прошел слух, что где-то между Фессалией и Византом опять были случаи оспы. Мы примем вас позже…
Служанки подхватили её под руки, повлекли вон из зала. Иоанн произнес ей вслед:
- Мы поговорим, когда вы выздоровеете. Пошлите целителей! Вы видите, что Императрице нездоровится.
Феофанно увлекли в её покои, где она с трудом пришла в себя и куда затем пришел Каджи-Мюрат. Он один из лекарей решился навестить опальную Феофанно.
 - Что! Что случилось? - спрашивала она старого царедворца, отказываясь верить увиденному.
 - Все кончено, моя госпожа. Вы не нужны Иоанну, при нынешнем дворе запрещено даже шептаться о вашей прежней связи с ним,- тихо прошептал Каджи. - Более того, он больше не примет вас. Отныне вы подозреваетесь в заговоре против императора Цимисхия. Это приказ.
 Феофанно зарыдала, упав на подушки. Каджи-Мюрат стоял и смотрел на неё, и в его глазах мелькнула жалость.
 - Что же мне делать? - воскликнула императрица, садясь на кровати. - Как быть мне? И зачем теперь жить!..
 - Не говорите так, моя госпожа, вы еще молоды, богаты. Да, милость монархов - это всего лишь прихоть, увлечения Иоанна временны и быстротечны. Может быть, вам стоит переждать, мы подыщем вам надежное укрытие невдалеке от столицы. И может быть….
- Ох…. - из груди Императрицы вырвался надрывный стон. Теперь ей казалось, что ничего уже не вернешь, что жизнь кончена. Её любимый прогнал, прогнал, даже не выслушав, не удосужившись объяснить!..
 - Оставьте меня, Каджи. Простонала она. - Оставьте меня одну!..
Каджи-Мюрат вышел из покоев, низко кланяясь, на смену ему в спальню императрицы вошли рабыни. Сам же колдун заспешил в покои Иоанна.
 Цимисхий принял его в оружейном зале. В его облике, казалось, не осталось и капли прежнего, неистового воина-полководца, за которым шли на смерть имперские когорты. Он прохаживался вдоль стеллажей, на которых лежало лучшее оружие мира и которое собирали все византийские полководцы. Иоанн лениво рассматривал мечи и щиты древних героев Эллады и Рима.
 - Ну, что ты скажешь, Каджи? - спросил он низко склонившегося мага.
 - Мой император,- начал вкрадчивым голосом Колдун. – Императрица все еще не может прийти в себя.
Иоанн нетерпеливо махнул рукой.
 - Потом! Она не способна что-либо предпринять?.. Есть ли у неё ёще союзники?
 - Нет, мой император, она безопасна, мы удалили всех, кто кричал о ваших с ней взаимоотношениях, а те, кто остался, предпочтут забыть всякие слухи. Она предательница, но её мотивы для народа иные, нежели связь с вами.
 - Хорошо, черт с ней, пусть её задушат… а теперь, расскажи-ка мне, Каджи, о некоем артефакте, который ты так надежно прячешь? - Цимисхий склонился и посмотрел прямо в глаза мага.
 Каджи-Мюрат даже не удивился той легкости, с которой Иоанн распорядился судьбой женщины, даровавшей ему трон, взамен за лживую любовь. Цимисхий встретил иную любовь, и имя её было – Абсолютная ВЛАСТЬ…
Каджи-Мюрат с притворным испугом отпрянул.
 - Как я могу скрывать от вас… Мой император,- негромко и явным страхом ответил он молодому императору. Колени колдуна подломились, и он пал ниц пред взглядом Цимисхия.
Цимисхий поднял вверх руку, как бы собираясь позвать стражников, однако остановился, смакуя момент унижения Каджи, некогда так любимого Фокой.
- Я расскажу, расскажу все, мой император! Пощади! - почти простонал старик.
Цимисхий повернулся. Тут же, вбежавший раб поднес ему кубок, Иоанн кивнул на кубок и приказал Каджи:
- Пей!
Маг встал и трясущейся рукой взял кубок из рук раба. Тот наполнил кубок из кувшина. Каджи мысленно прочел заклинание, позволившее нейтрализовать любой яд, на случай, если он был в кувшине. Вино было молодым и сладким, немного терпким на вкус. Прошло две минуты. Только потом из кувшина наполнили кубок Императора. Каджи, уже оправившийся от первого испуга, притворно вздохнул, изображая облегчение.
 - Рассказывай,- бросил Иоанн, садясь в принесенное рабами кресло.
 - Мой император, кристалл, о котором вы только что сказали, всего лишь камень, полудрагоценный и не стоит больших денег, а магические свойства, предписываемые ему некоторыми безграмотными колдунами - миф, всего лишь миф, созданный вашим покорным слугой…
 -Тем не менее, им так дорожил Фока. Ходили слухи, будто бы с его помощью он управлял? Он, действительно, похож на крупный бриллиант?
 -Увы, мой господин. Это не так. Это всего лишь камень, обладающий некими лечебными свойствами, а бриллиант… – Каджи льстиво осклабился. – Это тоже слух, призванный придать значимости и ареола таинственности.
 - Вели принести его… Быстро! А пока рассказывай,- Иоанн усмехнулся.
 - Камень, действительно, некогда мог влиять на людей, некоторым способом, я бы сказал, он продлевал действия некоторых заклятий. Но, увы, теперь его магия исчерпана, с помощью него невозможно даже остановить кровь из разбитого носа. Мой господин… - дрожащим голосом объяснял Каджи.
 В эту минуту внесли поднос, на котором стоял простой деревянный ларец. Каджи тут же заспешил к нему и открыл. На дне ларца лежал кусок камня, напоминающий морскую гальку, такой же овальный, величиной с голову ребенка. От простого валуна его отличало лишь тусклое свечение в глубине. Каджи удивленно вскинул брови, однако успел прошептать отводящее глаза заклятье, прежде чем поднес камень к глазам Иоанна. Хитрый колдун понял, что камень вновь просыпается. На миг прикрыв глаза, он увидел как в тонком, невидимом непосвященным людям, мире от камня тянутся незримых нити, качающие, словно вены, энергию магических начал.
 - Камень как камень,- прошептал Цимисхий, склонившись над ним. По его немому приказу молодой чернокожий раб взял в руки камень и подал императору. Покрутив камень в руке, Цимисхий кинул его магу.
 - Что в нем такого? - спросил он колдуна еще раз.
 - Ничего, мой господин. Как я уже говорил, он исчерпал себя, и годится лишь для мостовой.
 - Так зачем же ты хранишь его?
 - О, мой господин, я льщу себя надеждой сделать открытие, теперь, когда магия этого явления природы умерла, есть возможность подробно изучить его.
 - Ерунда…. - утратив интерес, сказал Иоанн.- Теперь об императрице.
 - Она в отчаянье,- начал Каджи. Цимисхий сморщился.
 - Я думаю, мой господин, вам следует как можно быстрее отделаться от неё.
 - Убить, задушить или отравить?
 - Не сразу, мой император, и не здесь, не в Константинополе. В столице её все еще любят. К тому же, волнения… У ней еще много сторонников, не все верят в божественную справедливость, приведшую вас к власти.
 - Ладно, что ты предлагаешь?
 - Ссылку, мой государь. Я предлагаю отправить Императрицу в городок Иконий, или еще южнее. Подальше от столицы, по крайней мере, пока не решиться вопрос на востоке. На юге, как я помню, она была не слишком популярна.
 - Ты думаешь о Фракийцах? - в голосе Цимисхия послышалась тревога.
 - Да, и о Руссах,- ответил Каджи. На его лице уже не было и тени недавнего страха. Теперь он изображал озабоченного политика, способного решить вопросы, связанные с восточной политикой.
 Цимисхий откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, в его голове созрел план. Феофанно нельзя было оставлять в столице. Её необходимо было как можно скорее убрать. Лучше всего было бы просто отравить, но это вызвало бы недовольство охлоса. А сейчас, когда на носу великая компания на западе, когда необходимо отправить наибольшее число войск, волнения в столицы вызвали бы крах. Поэтому колдун прав. Цимисхий, наконец, сказал:
 - Пусть её…, в Афины.
 - Осмелюсь предложить себя в качестве сопровождающего,- с поклоном прошептал Каджи.
 - Почему?
 - Мой император, если что… рядом Феофанно будет человек…. - колдун намекающее посмотрел на кувшин с вином. Император кивнул и улыбнулся.
 - Отправлю с ней и этого варвара, как его, Димура, пусть развеется. Признаться, он надоел мне своими преданными глазами. Он считает себя обязанным мне, что ж, пусть послужит как следует.

 Так решилась судьба великой императрицы Феофанно, женщины, предавшей своего мужа, Никифора Фоку. На следующее утро императрицу усадили в возок, больше похожий на домик на огромных колесах и с небольшим количеством охраны выслали из столицы. Охраной командовал Димур. Вместе с малочисленной свитой Феофанно, состоящей из наиболее близких рабынь, поехал и объявленный опальным лекарем Каджи-Мюрат.
 Димуру объявили о поездке вечером. Димитрий очень жалел, что придется расстаться с одним из лучших командиров, как он считал. Старый вояка успел привязаться к спокойному и в тоже время грозному варвару, терпеливо несущему службу. Однако это был приказ его императора, и он не мог противиться.
 И вот Димур и Вакула скакали на коне впереди запряженного восьмеркой серых жеребцов возка с императрицей, по пыльной дороге, на запад, в сторону Эгейского моря.
 - Вот и подходит наша с тобой сытая и спокойная жизнь к концу,- сказал Вакула на одном из привалов.
- Почему?
- Потому что императрицу изгнали, а вместе с ней и нас. Неужели ты не понял?
- Но Димитрий говорил, что мы вернемся, как только проводим императрицу,- недоумевая, ответил Димур.
- Эх, пожил ты среди людей, да еще каких, а так ничего и не понял,- махнув лапой, ответил Вакула. – Это тебе не племя твое, примитивное, тут интриги кругом, борьба за власть. Императрицу сослали подальше от двора, чтобы не мешала Иоанну править.
 - А как же любовь, я слышал, что она любила его. А легионеры шептались, что именно она помогла свергнуть старого вождя.
 - Любовь это не для таких людей, как Иоанн, ему главное править.
 - Странно, а мне он показался человеком справедливым, ведь он спас меня и помог похоронить Сафраила.
- Не во всем и не для всех, Димур. Монархи не чувствуют, они властвуют над такими дураками, как ты,- зло проворчал Вакула.
 Димур задумался, до вечера он больше ни сказал не слова, изредка с тоской смотрел на возок императрицы Феофанно, видимо жалея бедную женщину. Вакула тоже не говорил. Он вообще крутился возле Каджи–Мюрата, все вынюхивал и выведывал.
 Тринадцать дней длилась поездка возка с императрицей. До места назначения оставалось добираться еще неделю. Погода стояла жаркая. Лето на Пиренейском полуострове наступает рано.