Штрихи к биографии Лидии Девель-Алексеевой

Я люблю севастопольского поэта и прозаика Вячеслава Шерешева, скучаю, когда долго не общаюсь с ним, но при коротких встречах он выводит меня из себя своей дотошностью, скрупулёзностью, - это в наш-то быстротекущий век! – выводит из себя теми самыми человеческими свойствами, от которых мы хотим избавиться в быстроистекающей жизни.
Слава Шерешев, - по многолетнему знакомству мне разрешается так его называть! – войдёт в поэтическую севастополиану стихотворением , которому журналист газеты «Слава Севастополя» Дмитрий Ткаченко,- да будет ему пухом каменистая земля крымская! – приладил песенные крылья , и я – тому единственный свидетель, как Дмитрий Ткаченко, подыгрывая себе на балалайке, старался сочинить и запомнить рождающуюся мелодию, - нот он не знал, - а Слава Шерешев подыскивал нужные слова. И слова, и мелодия этой песни, - с неё сегодня начинаются многие документальные фильмы о Севастополе и, которую поют до сих пор! – у многих севастопольцев, - и не только севастопольцев, на слуху:

Севастопольские розы
Розы, пахнущие морем, -
В них непролитые слёзы,
В них войны минувшей горе…

Песня, превратившаяся в гимн Севастополя! И пели эту песню-гимн не только на официальных мероприятиях, - её исполнял на официозах Ансамбль песни и пляски Черноморского флота! – но и крымских шалманах, и забегаловках, что говорит о её популярности больше, чем официальное признание.

А сейчас, когда я сказал несколько добрых слов о члене Союза писателей, - на его краснокожем билете всё ещё значится СССР! – Славе Шерешеве, перейду к собственной персоне, которая мне тоже более или менее знакома.
Много лет я занимаюсь «севастополианой», то есть, составляю «досье» на поэтов и прозаиков, в судьбе которых был Севастополь. И мне кажется, - какое идиотское самомнение! – что я знаю обо всех творческих личностях, кто хоть однажды побывал в нашем городе или писал о Севастополе, так что нового писателя, да ещё знаменитого, хоть и в «определённых кругах» , для пополнения этой «севастополианы» отыскать нелегко. А вот Слава Шерешев – вновь вернёмся к нему! – развеял мои иллюзии на этот счёт.
Однажды я посетил шерешевскую трёхкомнатную берлогу. А «берлогой» я её называю потому, что Слава, как медведь, проводит в ней дни и ночи. Но, в отличие от медведя, он и летом старается не высовывать носа. Славу редко можно увидеть в общественных местах, он кустарь-одиночка, книжный червь, поедающий печатную продукцию в огромном количестве, что мешает ему самому писать. Но, если применить спортивную терминологию, то его писательский рейтинг самый высокий. Только мы, рядом живущие, - сплошные гении! – понимаем это в последнюю очередь.
Так вот, этот «ведьмедь» своим скрипучим, вечно недовольным, голосом, продекламировал замечательные стихи, которые, могу поклясться, я слышал впервые:

Всё, во что мы верили,не верили, -
Уплывает, словно на конвейере,
С кровью сердца и с лица земли.

Или это мы летим неистово,
Или это нас волна несёт?
Так порою отплывают пристани,
А стоит идущий пароход.

- Ничего не скажешь, стихи самой высокой пробы. Только почему ты мне их прочитал, Вячеслав Иванович?
Слава ухмыльнулся – ох уж эта мне улыбка всеядного Мефистофеля! Да я не только этих стихов не знаю, но и множество других! Незнанием в наш далекопродвинутый век, в век всеобщей грамотности и компьютеризации всего мира, трудно кого-либо удивить!
- Не злись, это как раз по твоей части. Имею сильное подозрение: пристань в стихах не просто поэтический образ, а конкретно наша севастопольская! Графская!
- ? – немая сцена из гоголевского «Ревизора».
- Не делай удивлённые глаза – Графская! Та самая, которая не однажды звучала в твоих рассказах и очерках!Стихи эти вышли из-под пера Лидии Алексеевой и в твоей «севастополиане» засверкают настоящим алмазом. Согласен?
- С алмазом – да! Но при чём здесь старые калоши?
- При том! Алексеева – псевдоним, настоящая её фамилия Девель. Говорит тебе что-нибудь эта фамилия?
И подлинная фамилия мне ни о чём не говорила. Если человек невежда, то это надолго. Почти навсегда. Слава пояснил:
- Лидия Девель до самого 1920 года жила в Севастополе, неподалеку от Графской пристани. Её отец – француз! Обрусевший француз! С генералом Врангелем на «ты». И должность при нём занимал не маленькую – полковник генерального штаба… Да ты, когда в своём документальном рассказе о Владимире Маяковском, рассказывал и о Врангеле! Неужто прошёл мимо этой фамилии? Так вот напоминаю то, о чём ты сам знаешь и о чём писал неоднократно: в кровавом ноябре 1920 года полковник генерального штаба со своей семьёй на на дрендоуте «ГЕНЕРАЛ КОРНИЛОВ» - на нём находился барон Пётр Николаевич Врангель и его свита – навсегда покинул Севастополь. А этот корабль, как тебе прекрасно известно, как раз и отошёл именно от Графской пристани. Понятно изъясняюсь?..
- Да уж куда понятней!..

А сейчас, когда я тоже далеко нахожусь от Графской пристани, я напомню сам себе, что я написал в своём невыдуманном рассказе о Маяковском, на который намекал Слава Шерешев . Это будет как раз уместно, что именно на французском погосте Сен-Женевьев дю-Буа лежит и сам барон Врангель с боевыми сподвижниками, а я недавно побывал во Франции, в славном городе Париже!

У Владимира Маяковского есть известная поэма “ХОРОШО”, - у нее еще есть подзаголовок “Октябрьская поэма”. Владимира Маяковского интересовала эвакуация врангелевских войск вот с этого дощатого , - он и в наши дни остался дощатым! – причала Графской пристани...
В шестнадцатой главе этой поэмы Маяковский пишет:
 
Мне
  рассказывал
тихий еврей,
  Павел Ильич Лавут:
“Только что
  вышел я
  из дверей,
  Вижу -
они плывут...”
... Глядя
на ноги,
шагом
резким
  шел
  Врангель
  в черной черкеске.
  Город бросили.
  На молу -
  голо.
  Лодка
  шестивесельная
  стоит
  у мола.
  И над белым тленом,
  как от пули падающий,
  на
  оба
  колена
  упал главнокомандующий.
  Трижды
землю
поцеловавши,
  трижды
  город
  перекрестил...

Честно пиша, я в сильном сомнении, что эту художественную картинку поэт увидел глазами “ тихого еврея”, - Павел Ильич Лавут никогда не был тихим ! - скорее всего, поражающую нас сегодня точными деталями, исторические факты он узнал от строителей-ремонтников Графской пристани.
Только они могли видеть, как упал на колени барон Петр Николаевич Врангель, как дрожащей рукой Главнокомандующий Русской армией крестил город, словно предвидя реки крови, которые должны пролиться, - и пролились! - в многострадальном Севастополе.
… Потомственные строители Графской пристани - а он с ними разговаривал после неудачного приезда в Севастополь в 1926 году, рассказали Владимиру Маяковскому о многом и, в частности, о Врангеле, с которым они имели счастье, - а,может, несчастье! - беседовать.

На этом я и закончу своё лирическое отступление, вернусь к той Графской пристани от которой отправились на врангелевских кораблях в неизвестность творческие личности, - это для нас, современников, многое прояснилось!
Но, вернусь вновь в Севастополь , в шерешевскую «берлогу»…

Конечно, я многое знал… Знал, что, покидая «остров Крым», врангелевцы увели с собою два линкора, два крейсера, 10 эсминцев, четыре подводных лодки, 12 тральщиков, 119 транспортов и вспомогательных судов… И с этими кораблями ушла не только Лидия Алексеева-Девель, но и Владимир Смоленский, Ирина Кнорринг, Александр Вертинский, Гайто Газданов…
Если Александр Вертинский после многочисленных гастролей по всему, как бы сегодня сказали, дальнему зарубежью, вернулся на свою историческую родину, то остальные – только своими книгами.
Из четверых, названных Шерешевым, двух я «знал» хорошо: Александра Вертинского – встречался с ним в жизни, конечно, как рядовой зритель, и его неповторимый голос до сих пор звучит не только в моих ушах, но и доносится с долгоиграющих пластинок, ныне – с дискет!
Больше того, в альманахе « Крымский альбом» посмертные , неизвестные до сего времени, воспоминания и автографы великого лицедея Александра Вертинского и мой очерк напечатаны под одной шапкой - « МЫ УХОДИЛИ ЗА МОРЕ С ВРАНГЕЛЕМ» .
 Но тогда, в Севастополе, я об этом не знал. Да и вообще не знал, что такой сборник появится – горбачёвская перестройка ещё не наступила, а хрущёвская оттепель отморозила сознание, хотя уже кое-что появлялось. Об этом «кое-что» и вёлся разговор со Славой Шерешевым,

« Знаком» был и с Гайто Газдановым, вернее, с его произведениями. Мои друзья из Института марксизма-ленинизма тайком давали мне их читать, задолго до того, как в библиотеках появились томики его высокоталантливой прозы.
Гайто Газданова – этого великого осетина – некоторые критики ставят выше В. Сирина, известного сегодня нам под именем Владимира Набокова.

На минуту подумалось: как бы развился талант молодых поэтов и прозаиков, не уйди они на этих, - или других! – кораблях в чужедальние края?
Ответ, увы, напрашивается один: были бы расстреляны точно так же, как муж и друг Анны Ахматовой Николай Гумилёв, как тысячи других, поверивших на слово революционному командованию, обещавших, что ни один волос не упадёт с головы оставшихся. Была, была в Севастополе своя Варфоломеевская ночь!

Стоит ли говорить, что после шерешевского сообщения , вплотную занялся судьбою поэтов и прозаиков, знаменитых в зарубежье и неизвестных в СССР?!

Но сегодня, сидя за компьютером в Израиле и, перепечатывая свой же очерк для новой книги, я его не копирую , просто вынужденно и с болью сердечной, дрожащею рукою, вычёркиваю имена достойнейших по единственному принципу - связи их с Францией…
 Я пропускаю строки о прекрасной поэтессе Лидии Девель-Алексеевой, хотя и буду возращаться к её стихам, и перехожу, сразу к Ирине Кнорринг – когда она покидала Севастополь, была ещё Ирочкой, хотя и была несколько старше Лидии Девель-Алексеевой.

Нет, не поднимается рука для невольного сокращения - книга пишется не один день и появились новые для меня факты, которые мешают мне это сделать и, о которых я сообщу позднее!

И так – Лидия Девель-Алексеева.

Трудны оказалались эмигрантские дороги севастопольской девчонки, - было ей в ту тяжёлую пору всего одиннадцать лет! Пишу «трудны» больше не по привычке, а потому, что нелегко жить вдали от своей географической Родины, хоть и была та родина не матерью, а злой мачехой…

Дрендоут «Корнилов» отшвартовался в Константинополе, но не надолго – не нужна была им там орава голодных вооружённых из Совдепии, да и разместить их всех не было никакой возможности. «Корнилов» ушёл в Бизерту, а Девели остались в Константинополе. Но не задержались в этом шумном городе, он просто стал первым городом в эмигрантской жизни бывшего полковника генерального штаба. Уже вскорости Девели перебрались в Белград.
В этом городе они прожили достаточно долго. У меня нет данных – сколько!? Но достаточно для того, чтобы Лидия успела вырасти, закончить русско-сербскую гимназию, выйти замуж, окончить филологический факультет Белградского университета, поработать преподавателем сербского языка и быть участницей сразу нескольких литературных кружков, - «Нового Арзамаса» и «Национального Союза русской молодёжи»…

Пишу, и рука дрожит. Дело в том, что я теоретически познакомился с литературными кружками зарубежья, - их десятки в одном городе, и многие – для молодых начинающих поэтов и прозаиков. А Севастопольское городское литобъединение, единственное объединение всевозрастное, основанное в 1938 году Алексеем Новиковым-Прибоем и Иосифом Уткиным, не имеет своего помещения и влачит жалкое существование. И спасибо библиотеке имени Льва Толстого за то, что приютила бедных литераторов под своим гостеприимным крылом.
Но это крик души, просто отклонение от темы и к Лидии Девель-Алексеевой отношения не имеет. Просто гложет зависть, хотя зависть чувство и не хорошее!..

Выделенные фразы, увы, принадлежат тоже мне. Сегодня я, находясь почти в тех же условиях, что и Лидия Девель, не стал бы завидовать множеству литературных объединений – их в сегодняшнем Израиле, где я нахожусь, тоже предостаточно! Я и сам руковожу литературным объединением «Рыжий дельфин», что в Хайфе. Но от количества литобъединений больше поэтов плюс прозаиков «хороших и разных» не становится! Вот один из тех случаев, когда количество не переходит в качество!

В сорок четвёртом году пути-дороги привели Лидию Девель в Австрию, и там её интернировали. Долгих пять лет девушка мыкалась по австрийским лагерям для перемещённых лиц, пока ей не разрешили въезд в страну разноязычных свободных людей – в Америку. И Девель, взявшая себе фамилию Алексеева, прибывает в Нью-Йорк. Временно! Но, нет ничего прочнее и долговечнее, чем временное! Лидия Девель-Алексеева прожила и проработала несколько десятков лет, до самой смерти.
Умерла Лидия Девель-Алексеева 27 октября 1989 года и похоронена на русском кладбище Новое Дивеево в окрестностях Нью-Йорка – где только не обнаруживаются могилы севастопольцев!

Сегодня я бы написал: россиян. Бывших россиян!

Стихи Лидия Алексеева писала всю свою сознательную жизнь. Вячеслав Шерешев выдвинул даже версию, что Лидия Девель и Анна Ахматова ( в то время Анечка Горенко!) встречались и читали друг другу стихи. Во всяком случае, родство душ просматривается.
Вот на последней фразе я задержусь.

 Дело в том, что подготавливая этот очерк для печати в «Галилее», главный редактор Марк Азов «созвонился» с очень уважаемым мною и им критиком-литературоведом и дал прочесть мой очерк. Критик – литературовед рекомендал убрать связь Анны Ахматовой с Лидочкой Девель, дескать, разница по возрасту!
Мы с Азовым – люди законопослушные, не прошла версия и не надо! Вычеркнули её как класс! Но сегодня я так бы не поступил и у меня есть доказательства, увы, не мною добытые, но тем не менее… Их я «накопал» в превосходном очерке Ирины Петровой «ДВА ПОЭТА ИЗ РОДА ГОРЕНКО». В нём есть и прямое указание на меня:
 
 « Впервые на родство душ двух поэтов, не зная , судя по всему, об их…родстве, указал на страницах «Крымского альбома 1996» (Феодосия-Москва. Издательский дом «Коктебель»), Михаил Лезинский в работе «Прощальные гудки над Графской пристанью».

 Ирина Петрова совершила ещё один настоящий подвиг – издала книгу Лидии Алексеевой «Солнцем позолоченное детство» за свой счёт! Мы то, пишущие, знаем, какой «свой счёт» может быть у литератора, занимающегося исследованием, стиранием белых пятен Истории!
Когда выйдет моя книжка, над которой я сейчас тружусь и, которая будет называться «Запоздалое открытие Европы» - и тоже выпущенная за свой счёт! – я непременно пошлю то, что выйдет из-под моего пера, талантливому человеку Ирине Петровой с благодарностью за невольную поддержку!..

Нет в живых моего друга Славы Шерешева  , нет в живых и Ирины Петровой , - вечная им память и благодарность .