Глава II

26. Мне 26 лет, примерно столько же зубов насчитывается у меня во рту. Меня впервые избили — жестко, быстро и не церемонясь. Пошатываясь, по дороге домой я ищу причину внезапному нападению — и не нахожу в своем растерзанном дипломате  новой статьи, подготовленной для журнала.
Жизнь - дерьмо.
Я работаю в крупном издательстве... впрочем, я уже в нем не работаю — так проорал мне в ухо человекоподобный мопс, брызгая слюной на свой галстук. Я учился на журфаке, название которого мы ненапрасно сокращали до «фака». Моих однокурсников не ждала звездная судьба — нам на роду написанно было сдохнуть под прессом сканера, и каждый, вкладывая душу по самые пятки в свой опус, мог смело сказать-
«Жизнь — дерьмо!»
Впрочем разгребать отходы этого человеческого обезьянника до конца дней своих мне не позволило бы честолюбие. Я чувствовал в себе брожение сил — и, если в окружающих мечты юности гасли, как маслянной фитиль при слабом дуновении ветра, во мне они бродили и становились лишь крепче, как хорошее вино.
Я пробовал писать сам — у меня ничего не вышло. Желаете ли знать, как это было? Отвечаю  за вас — да. Унижение, пережитое мною, так велико, что я и сейчас не могу с ним смириться — но я обманул их всех, заставил дорого заплатить за свои слова, пусть они и не знают об этом. Я прославил себя много позже, и даже благодарен тем, кто посмеялся над моими.. стыдно сказать! - стихами. Редактор искренне веселился, и его смех напоминал хлюпонье крови в перерезанном горле поросенка — между тем как это меня, а не его, отдали закалывать.
У меня отвлеченный слог, а вы просили фактов — что бы найти их, вам придется прочитать все, что я напишу о вас. Я и сейчас, сидя на скрепучей кровати рядом с парашей, заставляю вас слушать меня — вот признак моей силы, хотя я куда слабее вас и даже ручка подчас не слушается меня. Но для такого я заставлю ее, ради этого поднимится моя отяжелевшая кисть — и горе вам тогда! В умах поколений вы останетесь прахом, мне будут завидовать и подражать, а вас воспринимать не серьезнее, чем  муравья в штатине, пятно кетчупа на белоснежной скатерти — и не более.
Но я отвлекся. Итак, я был молод и дерзок, неокрепшими еще после побоев зубами я покушался на кусок,  который никому и в голову не приходило откусить. Да! Это то, чего вы ждете!  Но я не могу рассказать вам всего, даже если бы захотел. Лишь один человек спобоен был оценить красоту замысла — и как жестоко он поступил со мной!