Глава III

Дипломная работа моя была посвященна Лермонтову. Я послелися в библиотеке  и даже, помнится, в день перед сдачей переночевал там, забившись за автомат, выдающий вне зависимости от суток ароматный несладкий кофе. Врмени катастрофически нехватало, а все вот почему — пообещав в предисловии своим читателям неизвестные дононе стихотворения, я отправился в Посад к женщине, обещавшей показать альбомы своей пра-пра  с до сих пор неопубликованными отрывками. Представьте же мои ужас и  раздасадованность, когда вместо неоткрытых жемчужных раковин я попал на плантацию моллюсок — об их клешнях напоминали сухие старушачьи руки, сжимавшие посеревшие листы с отрывками, кажется «Демона» - произведения, читаемого задолго до моего рождения.
Я просидел в библиотеке до закрытия. Чем ниже опускалось солнце, тем сильнее было ощущение отчаяния. Переписывать все было поздно, и я уже был уверен, что пробкой вылечу с последнего курса института, когда в моей голове сами собой родились строки:
                «Когда туман седые горы
                Обьемля, скроет от меня...»
Полного стихотворения не вспомню, да и вряд ли оно заинтересует вас — главное, что вы уже догадались о том, что я сделал. Да, я сочинил  четверостишие и вписал его в свою работу,  прибавив, что оно передовалось из поколения в поколение и до нас дошло лишь в устной форме.
Теперь вы знаете, как началась история самого великого обмана столетия, а я отправляюсь пережевывать овсянку. Если закрыть нос во время приема пищи, то и во рту вкусовые обаяния пропадут — этим правилом я пользуюсь во время обеда вот уже три недели  - да, три недели назад мне орендавали скрипучую кровать около параши, и скорее всего в это же время начались аресты моих бывших друзей по всему миру — от них ничего не слышно, а, право, некоторым стоило лишь пальцем пошевелить — и я был бы свободен ползти куда пожелаю. Нынешнее положение дел говорит лишь об одном — и на сильных мира сего нашлась управа.
Закрыв глаза, я вижу перед собой бесконечные туманы Айовы. Патрик Эдвард Роуз ведет машину, весело болтая на местном диалекте. Британский английский - мое credo, и произношение dear Peter непритяно режет слух. Я стараюсь говорить на британском, и он, как и большинство жителей кукурузного штата, плохо меня понимает. Патрик Эдвард имеет красивое лицо и добрые, голубые с серыми прожилками глаза — с него можно было бы писать портерет средневекового рыцаря, пересевшего в железном веке на механического коня, но не утратившего любви к развивающему волосы утреннему ветру... Видите, как я могу быть поэтичен!
Город Эймс расположился в самой середине штата. Популяция свиней здесь превышает популяцию людей  в отношении три к одному, поэтому самая популярная конфета называется "Свиной навоз". Ими угощает меня Энн — к ней я спешил со своими рукописями, свернутыми в свитер на дне чемодана. Это — новая история высадки Колумба, и мы сидим в дешевом баре и правим грамматические ошибки в документе, который спустя месяц потрясет весь мир.
Как мне пришло в голову переписывать историю? Боже мой, да разве я первый? История — сказка, верь чему пожелаешь, а правды все не найдешь.
Итак, на самом деле никакого Колумба и не существовало вовсе — была одинокая торговая шхуна Колумбия, сбившаяся с пути и приставшая к неизвестным берегам. Суденышко разбилось о прибрежные скалы, и его команда была принужденна приспосабливаться к жизни на берегу, чем они и занялись весьма успешно — создали поселение, породнились с туземцами и доныне в жилах колумбийцев течет смешенная английская и индейская кровь — так, пересказывая языком обывателя, звучала наша теория.
Поверите ли, что спустя совсем немного врмемени некий безвестный археолог обьявил, что нашел обломки Колумбии — именно там, где я указал на них! Наша жизнь — не чудо ли?