Жизнь и приключения кота Васьки

Глава Первая
МАМА

   Сначала была мама. Он ее даже не видел, потому что родился слепым. Он ее чувствовал. У нее был теплый мягкий животик с маленькими отросточками, из которых он сосал молоко, упираясь лапками в пушистую шерсть. Мама лизала его своим ласковым язычком. Она облизывала его всего: ушки, лапки, спинку и даже под хвостиком. Она его любила, он это знал и хотел, чтобы она всегда была рядом. Но она иногда куда-то исчезала и уносила свой чудесный залах. Он терял ее и начинал плакать. Получался противный тоненький писк, но по-другому плакать он не умел. Он пытался искать ее. Но лапки не слушались и разъезжались в разные стороны. Он только тыкался мордочкой во что-то живое и тоже писклявое, но это была не мама.
Потом мама опять появлялась. Она ложилась рядом, лизала его и мурлыкала. Тогда он изо всех сил вцеплялся ей в сосок и сосал молочко, перебирая лапками от нежности. Так было долго. Но однажды глаза у него открылись, и он увидел ее. Она была такая большая, пушистая, мягкая и красивая, что он не мог оторвать от нее взгляда. Еще он увидел, что рядом на подстилке копошились такие же, как он, живые комочки - его братья и сестры. Он догадался, что это они пищали и отталкивали его от маминого живота. Он сидел, покачиваясь на своих слабых лапках и разглядывал их. Все они были такого же цвета, как мама. Он же был другой, совершенно другой. Он был абсолютно черным.
Мама любила их всех сразу. Она ласкала сереньких котят так же, как и черного. Лизала им ушки, спинки, лапки и даже под хвостиком. Из-за этого он захотел укусить кого-нибудь. Дотянулся до своего соседа и ухватил его за ухо. Но зубки у черного были еще такие маленькие, что не кусались как следует. Серенький брыкнул лапками черного и тоже стал жевать его ухо. Сверху на них навалился еще один. Получилась игра и стало весело. С тех пор они играли каждый день и иногда даже не плакали, когда мама уходила, забывая про теплый животик и сладкое молочко.
Жили они в большой картонной коробке. На дне коробки был постелен войлок. От него было уютно в кошачьем домике. Когда маме надо было отлучиться, она просто перепрыгивала через край коробки. Котята тоже пытались прыгать вслед за ней. Но ничего у них не получалось. Скребли острыми коготками картон и от досады пищали.
Но там, за пределами коробки, был какой-то другой большой мир. Черный котенок это знал . Очень часто над коробкой склонялись люди и говорили разные хорошие слова про котят.
Ах, какая прелесть! Какие все пушистенькие и славненькие! Вот только черненький короткошерстный.
Иногда его брали большие и сильные руки и поднимали вверх. Он пугался, фыркал, плевался и шипел. Ему было так страшно, что он ничего не успевал разглядеть. Потом, когда его клали обратно в коробку, он еще долга не мог успокоиться и дрожал от испуга,
Однажды хозяйка заглянула в коробку и сказала:
  - О, они уже совсем большие, пора их раздавать...
Что такое «раздавать», черный котенок не знал. Но с того самого дня котят в коробке становилось с каждым днем все меньше. Приходили люди, брали сереньких котят в руки, умилялись, восхищались и уносили их с собой. Черного в руки брали редко и мало им интересовались. Это было немножко обидно. Он почему-то изо всех сил старался понравиться. Перестал шипеть и фыркать. Прятал коготки, когда его брали в руки. Но напрасно . Вскоре в коробке остался только он один. Ему было скучно без сереньких братьев и сестер, зато мама сейчас принадлежала только ему. Она любила только его и только ему одному лизала ушки, спинку, лапки и даже под хвостиком.
Он уже совсем подрос и самостоятельно научился выбираться из коробки и даже есть из мисочки. Он гулял уже по всему дому, лежал у хозяйки на руках,когда она смотрела телевизор. Два раза уже подрался с собакой,которая вздумала понюхать,чем пахнет этот маленький черненький, так похожий на кота, но не совсем еще кот. Хозяйка вздыхала,гладя как он все еще ложится рядом с кошкой и сосет ее.
 - Надо бы дать объявление в газету, может найдется хозяин и нашему черненькому...
Объявление было напечатано, и однажды в дверь постучались, и кто-то спросил детским голосом:
 - Простите, это вы давали объявление в газете, что продаете ангорского котенка?
 Черный котенок сразу понял, что пришли за ним, и сердце у него дрогнуло...
Глава вторая
Новая Мама
  Черный котенок сидел в своей большой коробке совершенно один, забившись в угол и прислушиваясь к разговору, который велся в прихожей. Он бы с удовольствием прижался сейчас к пушистой красавице-маме, но она еще утром ушла куда-то по своим кошачьим делам и до сих пор не возвратилась.

 - Остался только один, - говорила кому-то хозяйка,- может, он тебе не понравится. Иди, посмотри...
 Он услышал шаги возле коробки, а потом увидел, как на него сверху смотрит большеглазый мальчик лет тринадцати. Мальчик смотрел на котенка с улыбкой и нежностью, а котенок - с испугом и готовностью к сопротивлению. Мальчик нагнулся, протянул руки и вынул из коробки дрожащего от ужаса и упирающегося всеми четырьмя лапками котенка, и несмотря на то, что тот шипел, плевался и цеплялся за кожу острыми коготками, прижал к себе.
Мяу-у-у! - не своим голосом заорал черный котенок, что на кошачьем языке могло в данный момент означать только одно: «Мама-а-а!».
 Он даже сам удивился, откуда у него прорезался такой утробный отвратительный голос. Но было так страшно! Изо всех сил он вцепился когтями в свитер мальчику, оторвать от груди котенка теперь можно было только вместе с нитками от свитера. Мальчик бережно погладил испуганное животное по голове и, улыбнувшись, сказал:
- Я беру его. Вот деньги, возьмите, пожалуйста!
Хозяйка взяла деньги и сказала напутственно:
- Ну, прощай, малыш! Ничего не поделаешь, пора в большую жизнь. Хозяин, я вижу, тебе попался хороший...
Мальчик с котенком на руках вышел сначала во двор большого дома, где жили большие собаки, которые тут же учуяли котенка и принялись оглушительно и зло лаять; потом на улицу, где сновали огромные грохочущие ящики на колесах. Тысячи незнакомых запахов ударили котенку в нос и уши. Он еще сильнее вцепился в мальчика и от ужаса засунул ему голову за пазуху. Мальчик бережно погладил его по спинке и объяснил:
- Ты не бойся, это машины. Потерпи немного, скоро мы приедем домой.
Но котенок не хотел ничего ни слышать, ни видеть. Поэтому он не увидел, как мальчик спустился вниз в метро и сел в вагон. Он только заметил, что звуков стало меньше, и запахи стали другими, и чуть-чуть успокоился.. Вагонный стук колес не пугал так сильно, как уличный грохот. Он даже высунул голову из-за мальчиковой пазухи и открыл глаза. Вокруг сидели и стояли незнакомые люди.
  Кто-то слушая музыку, кто-то читал газету, а кто-то смотрел на мальчика с котенком и улыбался. « Я никого тут не знаю,- подумал котенок. - Вот только этого, кто держит меня. У него добрые глаза и ласковые руки и пахнет он так хорошо. Надо крепко его держать, а то убежит», - и еще теснее прижался к мальчику, на всякий случай запустив коготки поглубже в свитер. Усатую свою мордочку снова спрятал под мышку новому хозяину и вскоре задремал, к устав от страшных потрясений и 1 !/ убаюканный стуком вагонных колес.
  Проснулся котенок от грохота и шума улицы. Но он не хотел больше смотреть на вонючие железные чудовища. Он даже голову из-под мышки не высунул. Выл потихоньку в рукав мальчику. А мальчик тем временем зашел в большой многоэтажный дом, поднялся в лифте на двенадцатый этаж и зашел в свою квартиру.
  - Мама! - крикнул он. - Я принес его, иди посмотри! - и вытянул извивающийся, упирающийся и орущий черный комочек вместе с нитками из свитера.
 Котенок очутился на деревянном полу, лапки его разъехались в стороны. Он хотел сразу куда-то побежать и спрятаться подальше, но поскользнулся, упал и заорал свое противное «мяу-у-у!», которое на кошачьем языке означало в данный момент только одно: «мама-а-а!»
Вышла из другой комнаты женщина и сказала:
  - Господи! И это называется ангорский кот?! Шкилет какой-то! Шерсть
короткая, да еще и черный, как моя судьба, - на чертенка похож, а не на котенка. - Она склонилась над ним, рассматривая. - И блохи, поди, есть? - Женщина взяла черныша в руки и перевернула его животом вверх.
  - Ну вот, так я и знала. Блохастый! Мне в доме только блох не хватает, остальное все есть! Быстро снимай свитер и иди в ванную, а потом займемся твоим сокровищем!
  - Мам, он тебе нравится? - с надеждой в голосе спросил мальчик.
  - Я в восторге! -ответила женщина, уходя на кухню и оставив котенка одного на полу.
  Тот посидел, посидел, посмотрел вокруг. Тихо. Чисто. Диваны стоят. Из кухни пахнет чем-то чудесно вкусным. Осторожно, с опаской, вздрагивая от каждого звуку и шороха, поплелся обнюхивать окрестности. Женщина вышла из кухни и поставила перед ним блюдце с мелко нарезанной колбасой. Он вдохнул в себя колбасный запах, и вдруг в нем прорезался дикий зверь.
 - Мяу-у-у-у! - выл он, с жадностью набрасываясь на еду, что в данный момент на кошачьем языке могло означать только одно: « Мое. Никому не отдам, лучше не подходи!»,- потому что никогда в своей маленькой кошачьей жизни не ел он ничего вкуснее.
  После еды женщина отнесла котенка в ванную комнату, бесцеремонно сунула его под струю теплой воды, облила чем-то приторно-душистым и стала тереть его короткую шерстку. От такого грубого надругательства да еще на сытый желудок котенок совершенно ошалел. Он даже не мог сопротивляться. Смешно растопырив коротенькие лапки, он только орал свое противное «мяу-у-у-!»
 - Маму зовешь? - поняла его женщина, вытирая его полотенцем. - Я теперь тебе мамой буду, понял?
  Мальчик стоял рядом, смотрел как мама ловко управляется с котенком. Ему было жаль это маленькое мокрое существо, которое совсем не понимает, что с ним сейчас происходит хорошее, а не плохое. Черный котенок стал похож на крысу. Сквозь шерсть просвечивала белая кожа. Он дрожал в руках у мамы, пока она не завернула его в старое сухое полотенце.
  - Ну, вот. Теперь принеси коробку из-под обуви, постели там что- нибудь мягкое и положи его. Пусть у него будет свое место.
  Мальчик так и сделал. Только котенка в коробку не положил, сел на диван, прижал к себе сверток с мокрым котенком и стал смотреть телевизор, время от времени заглядывая внутрь свертка. Котенок перестал орать, видно, согрелся, и из полотенца, если прижать его к уху, было слышно тарахтение, как будто работает маленький электрический моторчик.
  - Мама, - сказал мальчик, - он мурлычет.
  - Я бы тоже мурлыкала, - ответила мама, - если бы меня покормили, помыли, завернули в сухое полотенце , а потом еще весь вечер держали на руках.
Вскоре пришел папа. Он заглянул в сверток и спросил у мальчика:
  - А посимпатичней там никого не было?
  - Нет. А что он тебе не нравится? - искренне удивился мальчик,- Он мурлычет, вот послушай.
  - Ну, если мурлычет, тогда это совсем другое дело, - улыбнулся он. - А то у нас тут мурлыкать совсем некому - И почему-то посмотрел на маму.
  - А как мы его назовем? Надо же имя ему придумать. Давайте назовем Джоном.
  Но тут мама опять встряла.
  - Да какой это Джон? У нас таких черных в деревнях всех Васьками называли. Вы как хотите, а я его Васькой звать буду.
  А черный котенок спал в полотенце и, конечно, всего этого не слышал. Он не слышал, как пришел папа, он не слышал, что сказал мальчик и он не знал, что у него уже есть имя. Ему снилась его настоящая мама, он лежал возле ее теплого животика и сосал сладкое молочко. Он переминал от нежности лапками ее шелковистую шерсть и тихонечко мурлыкал...


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  Маленький котенок по кличке Васька, которого принес в квартиру на двенадцатом этаже мальчик Алеша, очень скоро забыл про свою пушистую красавицу-маму. Он быстро привык к новому жилищу и его обитателям. Утром он просыпался ни свет ни заря, выползал из своей коробки, служившей ему кроватью и, цепляясь за одеяло, карабкался на постель к Алеше. Первым делом он принимался щекотать своей лапкой алешкины пятки, которые всегда торчали у него из-под одеяла. Мальчик раздраженно брыкался, не понимая со сна, что происходит, но ноги пока под одеяло не убирал. Тогда Васька снова трогал его лапкой, чтобы Алешка спрятал ноги под ворсистым одеялом. И вот, когда тот убирал их, начиналось настоящее веселье. Васька высоко подскакивал на постели и с высоты камнем прыгал на два ворсистых холмика, которые только что были алешиными ногами. Он кусал их острыми зубками, впивался в них тонкими коготками, одновременно отталкивая их всеми четырьмя лапами. Алеша, уже просыпаясь, пытался сбросить котенка со своих ног, но не тут-то было - тот словно врастал в одеяло, и соскрести Ваську не было никакой возможности. Чем больше мальчик сопротивлялся, тем веселее становилось котенку. В конце концов Алеша так натягивал на себя одеяло, что подлезть под него становилось нельзя, и Васька временно отступал. На самом деле он только делал вид, что отстал от Алеши, занимая выжидательную позицию. Он ждал, с какого боку откроется одеяло, чтобы возобновить атаку. Алеша через некоторое время снова впадал в сон, ему становилось душно, и он откидывал с головы одеяло. Тогда Васька прыгал на подушку и начинал играть его волнистыми волосами, тихонечко покусывать мальчика за уши и за нос.
  - Мама! - кричал Алеша. - Убери, пожалуйста, котенка. Еще так рано, я спать хочу, а он не дает!
  Мама входила в комнату, бесцеремонно брала паршивца за шкирку, бросала его в ванную комнату и запирала дверь. "Мяу-уу!" - орал котенок за дверью, что на кошачьем языке означало только одно: выпустите меня, я больше не буду! Но мама отвечала из-за двери:
- Ничего, посиди там немного, успокойся, а заодно и все дела свои сделай.
  Васька маму хоть и не любил, навсегда запомнив, как она делала ему неприятно, намочив под краном в первый же день прибытия, но слушался. Посидев немного в раздумье, он играл сначала шторкой от ванны, потом терзал влажную губку, отрывая маленькими зубками мелкие кусочки. Потом пытался лизать мыло, и, наконец, ему надоедало сидеть взаперти - хотелось простору. Он забирался в пластмассовую коробку-горшок, где был насыпан песок для его больших и малых дел, начинал усердно рыть этот песок лапами, чтобы поудобнее сесть и сделать все как полагается. Но было как-то неловко. Он крутился на месте, подметая под себя особо нежные песчаные крупинки, находил подходящее положение, садился и замирал на минутку. И даже если мама неожиданно заходила в этот момент в ванную, он сидел как столбик, не, шевелясь, всем своим видом показывая, как он старается ей угодить. «Молодец!» - говорила мама, она всегда одобряла его за хорошие поступки. После этого она открывала ему дверь и прощала былые шалости. Мама шла на кухню, а черный котенок катился за ней, потому что знал, что его будут кормить.
  С утра он всегда был очень голоден и умирал от нетерпения, путаясь у мамы под ногами. Несколько раз она даже наступила на него, и было очень больно. Он выкрикивал свое «мяу-ууу!» таким голосом, что все понимали: на его языке это может означать только одно: «Смотреть же надо под ноги, так и раздавить можно!». Мама кормила всех, но его в первую очередь. И если она немного отвлекалась, Васька тут же напоминал об этом, карабкаясь по ней как по стволу дерева, чтобы забраться на плечо и посмотреть с высоты маминого роста, что такое вкусненькое она сегодня готовит на завтрак. Мама ходила по кухне с котенком на плече, как пират с попугаем, и все время боялась, что он когда-нибудь не удержится и плюхнется с верхотуры в горячий кофе или утонет в кастрюльке с борщом. Но Васька держался крепко, так впивался коготками в кожу, что плечо у мамы было покрыто царапинами. Вообще царапины были у всех, кроме папы. Папу Васька царапать не смел. Он просто цепенел в больших и крепких его ладонях, когда тот изредка брал его на руки. Честно говоря, перед папой он просто робел.
  Каждое утро Алеша должен был уходить в школу. Котенок не мог дождаться, когда же он, наконец, проснется, выйдет из своей комнаты. Поднадоев маме на кухне, он ложился под его дверью и прислушивался к каждому шороху. И как только Алеша открывал дверь, Васька вероломно нападал на него сзади и вцеплялся в ногу. Сонный мальчик, прихрамывая, плелся в ванную, а на его штанине неизменно висел черный взъерошенный котенок. Когда Алешка чистил зубы и склонялся над раковиной, Васька ловко взбирался по штанине на туалетный столик и настойчиво лез прямо к зубной щетке. Ему ужасно нравился запах мяты. Алешка, заметив это, не раз давал ему лизнуть свой палец, выдавив из тюбика немного душистой массы. Алеша умывался, а черный маленький смешной котенок внимательно наблюдал, как мальчик моет свое лицо и тут же на столике начинал усердно возить лохматой лапкой по своей усатой мордочке. Раньше его мыла та, старая мама. Она облизывала его по утрам с головы до ног и даже под хвостиком, мыла шершавым своим язычком, новая же мама лизать его не хотела, а только лила на него воду, когда он пачкался. Это было ужасно неприятно, поэтому котенок научился лизать себя сам, как это делала его прежняя мама. Пока это плохо получалось, и Алеша всегда смеялся над ним.
Потом Алеша завтракал, а Васька к нему приставал, потому что ему ужасно хотелось играть с мальчиком. Он пытался допрыгнуть до скатерти, чтобы по ней забраться на стол и посмотреть, что он кушает на завтрак. Лапки у Васьки еще не выросли как следует, и он все время промахивался, не доставая до скатерти. Тогда он опять вцеплялся в алешину штанину и по ней добирался до колен. Мама не позволяла мальчику за завтраком играть с котенком, и вскоре Васька выдворялся из кухни, и мама вновь запирала его в ванной, чтобы Алеша поскорее съел свой завтрак и не опоздал в школу. От обиды котенок орал под дверью свое "мяу", которое могло означать в этот момент только одно: "Выпустите меня! Выпустите меня! Я буду хорошим!" Но дверь ему открывалась после того, как мальчик уходил в школу.
  Некоторое время он бродил по квартире и обнюхивал каждый уголок, надеясь на то, что Алеша не ушел, а только спрятался. Но мальчика нигде не было. Ваське становилось очень грустно, и на некоторое время он садился в свою коробку-кровать и затихал. Но хватало его не надолго, долго грустить он еще не умел.
  Он и сам не понимал, почему ему очень быстро становилось весело. Он бежал в прихожую, забирался в большой папин ботинок и воображал себе, что сидит в большой лодке, а шнурки это весла, и надо куда- то плыть. Но весла не двигались, корабль стоял на месте, и Васька выпрыгивал из судна, хватал лапками шнурки: давайте, шевелитесь, шевелитесь скорей, пора плыть, пора! Но лодка плыть не хотела. Тогда Васька воображал, что лодка дырявая и он сейчас пойдет ко дну. Стремглав он переплывал большую комнату-океан и добирался до спасительных скал. Скалами обычно служили шторы из красивого немецкого тюля. Одним махом, как самый ловкий матрос, взбирался он по шторам до самого потолка. Ура, спасен!
  Но, когда котенок смотрел вниз с головокружительных скал, ему тотчас становилось страшно. Оказывается, он очень боялся высоты, к тому же забираться он научился быстро, а вот спускаться не умел совсем. Каким отчаянным и диким воплем становилось его "мяу"! В переводе с кошачьего языка это означало только одно: "Мама, мама, мамочка - спаси!". Прибегала из другой комнаты мама, ставила к окну стул, снимала со штор котенка и говорила: "За что мне такое божье наказание? На окнах уже сплошные лохмотья висят! Уймешься ты когда-нибудь, чертенок ты эдакий!" Совсем не нравились Ваське, только что пережившему такие ужасы, ругательные мамины слова. Не любил он слушать, когда мама ругается. Он семенил всеми четырьмя лапками в комнату, неся морковкой свой хвостик и ложился в коробку.
  Он устал, ему хотелось спать, ведь он был совсем еще маленьким котенком. По возрастным человеческим меркам ему было года два, не больше...
  Он здорово вырос за три месяца, этот маленький черный разбойник по имени Васька. От хорошей и сытой жизни он поправился, оброс довольно густой шерстью. Спал он по-прежнему в своей картонной коробке, которую ему когда-то приладил вместо постельки мальчик Алеша, но теперь он в ней помещался с трудом, и лапы смешно торчали наружу. Коробка растянулась по бокам, потеряла форму, а в один прекрасный день и вовсе лопнула под тяжестью Васькиного тела. Мама эту коробку выбросила и вместо нее поставила для котенка прекрасную корзину из ивовых прутьев, положив в нее старую подстилку из бывшей постельки. Надо сказать, что характер у котенка был не то чтобы очень вредный, но упрямый, это уж точно. Он влез в корзинку, брезгливо ее обнюхал со всех сторон, нервно дернул хвостом и стремглав умчался прочь из комнаты. На кошачьем языке это могло означать только одно: «Ну уж дудки, спать я в вашей корзине ни за что не буду!». И действительно, не спал. С тех пор, как мама выбросила коробку в мусоропровод, котенок Васька стал вести кочевой образ жизни. Он спал то на диване, то в алешиной комнате, то уходил к маме в спальню, то забирался в шкаф, а однажды Алеша застал его спящим на телевизоре и свесившим хвост прямо на экран. Он позвал маму, и она сфотографировала его в такой позе. Васька уже не спал, а только притворялся спящим, давая возможность маме с Алешей насладиться его позой.
  Еще через пару месяцев Васька превратился в настоящего взрослого красивого черного кота. Шерсть у него была гладкой и блестящей. Ваське всегда было приятно слушать про себя хорошие слова Когда кто-нибудь посторонний заходил в квартиру, Васька, чем бы он ни занимался в это время, тут же появлялся перед гостями и обязательно говорил им «мяу». «Ой, он у вас здороваться умеет», - удивлялись они, и тогда кот милостиво подставлял спину, позволяя погладить себя в знак благодарности за то, что его понимают. Откуда у него появилась такая сивсем не кошачья манера - приветствовать всяк входящего, никто не знал. Скорее всего, один раз у него это получилось совсем случайно, а когда он услышал, что это вызывает умиление, то начал проделывать такие штучки регулярно и незаметно втянулся так, что это вошло у него в привычку.
  И вообще Васька был очень разговорчивым котом. Он постоянно беседовал с мамой. Алеша заметил, что с самого утра, как только мама появится в большой комнате, Васька, еще сонный, потягиваясь во весь рост на диване, говорит ей длинное «мяу», что на кошачьем языке может означать только одно: «Доброе утро, мамочка!», а когда она уходит на кухню, он стремглав несется за нею и мяучит отрывисто и часто. Это означает уже совсем другое: «Скорее кушать! Кушать! Кушать!». Мама отлично его понимает. «Да погоди ты! - сердится она. - Не крутись под ногами, я же упасть могу или тебе наступить на хвост!». Иногда он просто встревает в разговор, чтобы мама больше ни на кого не отвлекалась, а занималась бы только им. Особенно, если к маме заходит подруга, и они садятся поболтать на кухне. Тут уж Васька непременно «нарисуется» и начнет нудить свое «мяу». И миска у него полная корма, и водичка есть, а он привязывается так, что не дает поговорить. Маме надоедает, она хватается за полотенце: «Не перебивай, я тебе сказала! Уходи немедленно отсюда!». Полотенца Васька боится. Со всех ног он убегает прочь и при этом все равно орет «мяу». Это уже от обиды, которой, правда хватает ненадолго. Минут через пять он появляется на кухне и повторяет тот же самый номер.
  Больше всего на свете кот любит Алешу. Мама заметила, что минут за десять до прихода Алеши из школы Васька садится у входной двери. Он весь замирает, словно слышит, что Алеша сейчас идет по направлению к дому. И когда Алеша входит в квартиру, он трется спиной об его ноги, рассыпаясь в благодарностях. Алеша берет его на руки, и Васька лижет ему нос, щеки и даже уши, что на кошачьем языке может означать только одно: «Как же я скучаю-то по тебе, Господи!»
  Так бы и жили все дружно в любви и согласии, если бы в конце зимы в Ваську не вселился какой-то бес. Он стал кричать на всю квартиру неприятным утробным голосом, потерял аппетит и сон. Особенно докучал всем по ночам. Посреди ночи мама с папой и Алеша просыпались от Васькиных душераздирающих воплей. Алеша вставал с постели и пытался успокоить чем-то расстроенного кота. Но тот ерошился, рвался из рук и сердился даже на Алешу. Мама сказала, что он зовет подругу. Потом он вдруг сделал лужу на входном коврике, чего с ним никогда не случалось. Утром разъяренная мама взяла его за шкирку и натыкала носом прямо в эту лужу. Васька затаил обиду и в следующий раз сделал это прямо в спальне на покрывале. Состоялся семейный совет, где выступал в основном папа, который говорил, что выбросит бессовестного кота прямо 1 на улицу или в крайнем случае отнесет его в близлежащий парк. Алеша горько плакал. Побитый и пристыженный кот сидел в углу у порога и ждал окончательного приговора. Иногда он длинно и протяжно выл, что на кошачьем языке означало: «Убейте меня, но я сам не пойму, как это могло случиться!». И быть бы ему на улице, если бы мама, только что сама же наказавшая кота, не заступилась за него. «Тогда выбрось и меня заодно! - сказала она папе. - Это несчастное рвотное не может побороть свой инстинкт, как бы его ни били. Надо сделать ему операцию!».
  О, Васька был поражен бесстрашием мамы, вступившей из-за него в конфликт , с большим и усатым папой. Он слышал все! Но слово «операция» так напугало его, что в этот вечер он сидел под кроватью так тихо, словно в доме вообще не было кота. »
  Утром Алеша залез под кровать, вытащил оттуда упирающегося Ваську, завернул его в одеяло, а потом вместе с мамой они запихали его в большую сумку и закрыли ее на «молнию», оставив лишь маленькую дырочку для воздуха, в которую кот мог просунуть только пол мордочки.

  Алеша с мамой вышли из дома вместе с сумкой, в которой протяжно и безнадежно стонал кот, и сели в машину. Запах машин Васька помнил с самых ранних дней: он наводил на него ужас. Папа сидел в машине за рулем и молчал. Алеша часто склонялся над сумкой и говорил в дырочку какие-то ласковые слова, но Васька от страха совсем перестал понимать человеческий язык и думал только об одном: его сейчас где-то выбросят. Потом машина остановилась, его опять куда-то понесли, а когда открыли сумку и кот высунул оттуда голову, оказалось, что его привезли в больницу. Какая- то очень старая тетка посмотрела на него, погладила его сухой своей ручкой и сказала: «Хорошо, оставьте его здесь. Я завтра позвоню». Алеша опять всплакнул, но мама взяла его за руку и решительно направилась к двери. Васька остался один
на один со старухой в белом халате, отвратительно пахнущей лекарствами. Она взяла его и понесла в комнату, где стояло множество клеток, и в каждой сидели коты и кошки, а из соседней, точно такой же комнаты доносился собачий лай - там сидели собаки. «Боже, - подумал убитый горем Васька, - сколько же здесь брошенных животных! Наверное, они тоже плохо себя вели, поэтому их оставили у этой противной старухи...»
  А противная старуха открыла клетку и сунула туда Ваську. Она даже хотела погладить бедного кота, но тот шарахнулся от нее, как от чумы. «Не бойся, мальчик, - сказала старуха скрипучим голосом, - я сделаю тебе маленькую операцию. Ты опять станешь хорошим, и все тебя снова будут любить». Но Васька ей не верил. «Ложь. Она хочет сделать со мной что-то страшное», - подумал он и от этой мысли задрожал всем телом. Он сидел в углу клетки, вспоминал мальчика Алешу, которого так любил, маму, что «колдует» на кухне и всегда так чудесно пахнет чем-то обворожительно вкусным, и даже сердитого папу, перед которым он всегда робел. «Они отказались от меня, они меня бросили!» - вдруг пришло ему в голову, и он горько и протяжно завыл от горя...