Подвал

Полутемное подвальное помещение, в голом кирпиче, тертом и битом; сырость, плесень, запах дешевого табака в перегаре; монотонный стук капель с почерневшего потолка о дно алюминиевого тазика, в углу матрац, холщевое покрывало, рваное, прожженное, створка от лакированного шкафа на кирпиче, устеленная газетами, сверху: жестяные банки, обшарпанная посуда, бутыль с мутной жидкостью, куски хлеба и огарок свечи, медленно тлеющий без всяких причин; ближе к потолку три сплющенных окна, пыльных, разбитых, за которыми тысячи пар ухоженной обуви, стремительно снующих туда-сюда; автомобили, кареты, цепляя друг друга блеском золотых дисков и гербов; доходные дома, музыка реклам, парфюм, SPA-,VIP-, и свет, яркий свет, по какой-то причине слабо проникающий внутрь…
- Ну вот, мы и дома, – кашлянув, пыхнула сигаретой Жанетт.
Усаживаясь, она поправила юбку, достала зеркальце, прищурилась туда в своих интересах, резко захлопнула, небрежно швырнула на пол, и,  пристально посмотрев на собеседницу, хрипло произнесла:
- Погода дрянь, верно?!
- Да уж чего хорошего, - ответила та, настороженно оглядывая помещение.
- Значит,Марго,говоришь…
- Маргарита.
- Не плохо для начала. Какими ж ветрами в столь пренеприятнейшее положение?
- Так получилось.
- И все?
- А что говорить – история обычная.
- Так мы не в чопоре, нам о жизни всегда послушать любо. Ты не стесняйся – здесь, как говорится, все свои.
- Ха!..
- Чего?.. А хочешь, я? Девка ты симпатичная, стать у тебя есть…Думаю, бизнесом приличным владела…тусовки, шик, блеск, а потом – бац! – казино, и все в трубу. Ну как? Или наркота…
- Вот видишь, ничего особенного. Наркотиков, правда, не было. Вены вскрывала, но…
- Вены?! Ну, мать, такого добра у нас хватает. И не только. Вот, – она махнула головой на сидящую рядом с ней девушку, в печальной задумчивости сложившую белокурую голову на прижатые к груди колени, - глянь, какой образ! прям  васнецовский (ватник только скинуть). Любовь у нее приключилась, большая любовь, сначала светлая,небесная,а потом страдальческая, потому как кому-то ,видите ли, стало скучно – не одна она оказалась на белом свете…Думала Ева, а вышло мелким шрифтом в конце очередной страницы. Сердечко-то юное совсем –  вот и не устояло: по первому делу вены, потом петля, с моста бросалась, но…Господь миловал. Знать, не время еще. Я ее из-под машины вытащила, сама выходила…С памятью только не лады, не помнит ничего. Она мне теперь как сестра. У меня ведь…
Жанетт налила мутной жидкости, выпила залпом, снова закурила:
- Нет у меня никого…Точнее есть, но пути назад нет: список послужной уж больно неприглядный. Была у девки мечта, от чистого сердца и громадного размера, в голову не помещалась, через край текла. Школу закончила, копейки соскребла и в столицу: удивлять всех и вся своим непомерным талантом. Только не удивился никто. Провалила и в слезы. Очухалась, зубы сцепила, работенку кое-какую нашла, сняла комнату, ночами не спала, и снова провал, снова слезы, а когда узнала, что резанули по интересам, напилась вусмерть,башка раскололась, ориентир пропал – и в разгул: алкоголь, наркотики, мужики, канавы, так и скатилась до дешевой проститутки…Не хватила меня, духом была слаба, а теперь поздно…Да и бог с ним. Что я, вон Санька, - она махнула рукой на спящую на полу девушку, - с раннего детства по подвалам мыкается. Родителей нет, из детдома сбежала, полстраны объездила, где только не жила…Мужик один, в глуши лесной, пригрел, обласкал, души в нем не чаяла, как в отце родном, покуда он ночью порты не скинул – и на нее, она пальцем в глаз, да бежать в чем мать родила; солдат, срочник, подобрал, одел, накормил, денег дал; решила в Европу податься, – думала, коммунизм на все земле наступил, – погранцы поймали, надавали тумаков – и в подвал; бежала…Отчаянная девка! Но душа у нее красивая. А голос! – до слез пробирает (точно, Вертинский…)
- М-м, м-м. – промычала женщина в черном на полу в молитвенной позе.
- Что, мой милый, водички? – улыбнулась Жанетт.
Та сверкнула безумным взглядом и расплылась в восторженной кривой улыбке.
- Знакомься, - сказала Жанетт Маргарите, наливая воды в глиняную чашку, - Варвара, наша гениальная сумасшедшая, наш храм! Посмотри в ее глаза: в них всегда отражается небо и всегда голубое, как здесь, – она подняла палец над головой, указывая на приклеенный к стене пожелтевший кусок бумаги с изображением святой Ксении Петербуржской. - И если бы не один удивительный человек, который взял да и отрезал ей язык, то перед нами восседала бы личность вселенского масштаба. Безумный мир не принял ее безумных идей, потому что они оказались безумнее его. Прошло время, идеи всплыли, поселились в других умах, назвались их именами и воплотились в жизнь. Такова природа нашего мира – он дурно пахнет, воняет, как этот подвал. Одним словом, дерьмо. Не так ли?
- Это эмоции, - возразила Маргарита. – Они вполне объяснимы вашей нелегкой судьбой, к тому же вы пьяны.
- Как интересно…Убедительно и на вы. Может, у тебя – простите, у вас – есть другое мнение?
- Не стоит иронизировать. Все, что происходит с нами, зависит только от нас самих.
- Ну да,конечно,спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Закон джунглей. Зачем тогда, позвольте спросить, надо было назваться разумными?
- Вы преувеличиваете, мир все-таки не без добрых людей. Все вполне можно изменить.
- Желаете опротестовать! Слышь, корнет, - толкнула она укутанную в шинель молодую женщину, - у тебя, кажется, появился сторонник!
- Отстань, - отмахнулась та, не меняя задумчивой  отвернувшейся к стене позы.
- Лихая баба, идейная, но…глупая, - продолжила Жанетт. -  Забила свою наивную голову всякой дурью, бросила отчий дом, учебу и хочет с помощью пафосных листовок и плакатов изменить мир. Знаем,что из этого может выйти: одна правда сменит другую, зальет все кровью и будет заботливо указывать. А изменить суть – это даже Христу оказалось не по силам.
- Свой обывательский взгляд можешь оставить при себе, он не имеет ничего общего с истиной, - хрипло буркнул корнет.
- Истиной?! Что это – зеленый лук в борще? О чем ты? Может об этом, - она указала на сгорбленную фигуру за мольбертом. - Посмотри, что у нас там: сморщенное лицо да лохмотья!
- Хватит, Жанетт, не цепляй Рейну. Она…ее труд останется на века, пройдет время, и потомки, я уверена, сделают правильные выводы.
- Точно, потомки! Они у нас суд божий, Фемида, всех рассортируют - для них родных стараемся! Отшкрябают, отлачат и развесят по музеям, гостиницам да офисам, будут ходить, щелкать, важничать, курить сигары и вести пошлые беседы. «О, какой очаровательный кирпичный цвет!..» « А это что – отпечатки пальцев?!!» «Замрите, я слышу дыхание!..» Потом на трамвай и мыть посуду. Какое им дело до этого заблудшего отрока! Покаяние и всепрощение…Она малюет его уже второй год…Зачем? Зачем вообще все это?! Если ты никому не нужна, здесь и сейчас никому не нужна, сдохнешь – никто и не вспомнит… Все попрется дальше, набивать свое брюхо и сладко спать. В чем суть? – в имени, большими буквами на каждом заборе, если повезет…Да и повезет – ей-то что до этого, какая польза?!
- Польза в труде и неоценимом вкладе в развитие общества,- определил корнет.
- И все?
- Разве этого мало?
- Кому, имени?
- Дело не в имени, дело в человеке, в его будущем, в том, каким оно будет.
- Опять! Да нет там ничего хорошего: ни рая, ни ада…кругом одни маски, за которыми…за которыми сплошная серость…в собственном соку…трахая друг друга… и пьянея от дури…возня…тараканы…
Жанетт чиркнула спичкой и, повернув замутненный взгляд на Маргариту, выдержала долгую паузу.
Свеча колыхнулась, погасла и снова загорелась.
(Холодно.)

                10.08.09