Приглашение к побегу

(Глава из романа «Золотая пещера» – второй книги приключенческой тетралогии «Попутчик»)

Долго после встречи с полковником Тукачевым Калуга ходил сам не свой. Все не шли из головы его слова, сказанные, когда Сергей ответил отказом на все предложения московского гостя:
 - Значит, не хочешь на свободу? Что же, это твое право - жить на нарах. Только мать бы пожалел.
 - У меня нет матери.
 - Ты говоришь о Татьяне Калуге? Ее действительно нет. Но та особа тебе была совершенно чужой. Настоящая мать – совсем другая женщина. Та, которая тебе жизнь подарила.
Сказанное полковником во след, заставило Сергея сильно хлопнуть дверью. Так, что едва не сорвалась с гвоздей, укрепленная на ней табличка «Заместитель начальника колонии по производству».
Выполняя распоряжение отрядного руководителя - капитана Ложкина, Сергей после возвращения их бригады из промышленной - в бытовую зону, все же пошел в административный корпус. Только не застал майора Шипулина - грубоватого на вид солдафона, зато честного со всеми, будь то начальство или последний зек. Зато увидел в его кабинете холеного полковника не в общевойсковой, как у всех офицеров системы ИТУ, а в милицейской форме.
 - Входи, входи парень, ты не ошибся, давно тебя жду - Радушно пригласил его незнакомец.
Его слова подтверждало угощение, приготовленное согласно моменту - бутерброды с колбасой и сыром были выложенные горкой на фаянсовых глубоких тарелках, стаканы в казенных подстаканниках стояли рядом с накрытым чистым полотенцем пузатым заварником. Обочь которого уже шумел от, закипавшей в нем воды, электрический чайник.
Несмотря на всю эту заманчивую снедь, все же Сергей предпочел оставаться у двери.
 - Осужденный Калуга Сергей Александрович, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения.
 - Знаю, знаю. - С той же добродушной улыбкой прервал полковник стандартную «молитву» лагерника, которую обязан тот произносить, являясь к начальству.
Полковник, видя, что парень не собирается подходить к столу, сам сделал несколько шагов навстречу:
 - Моя фамилия тебе ничего не скажет. Ну а зовут меня - Борисом Сергеевичем.
Не изменяя тона - властного, хотя и с оттенком снисходительности, полковник, взяв за плечо, увлек Калугу за собой в глубь кабинета. Усадил за стол:
 - Не хочешь чаю, можешь не пить. Вот, только, почему бы, тебе, не выслушать человека? Коли наша встреча уже состоялась.
Предложение, с которым обратился приехавший начальник, обладатель большего количества звезд на погонах, чем у самого старшего из здешних офицеров, могло заинтересовать любого, а не только пропитчика из «штрафной» бригады. Кому оставалось отбывать еще одиннадцать лет из двенадцати, назначенных судом.
 - Вот бумага и ручка. – Протянул незнакомец. - Пиши, сначала, заявление на пересмотр дела.
Он попытался привести вполне логичный аргумент своим словам:
 - В том, что это ходатайство удовлетворят, будь уверен. Гарантирую, в связи, со вновь открывшимися, обстоятельствами.
В продолжении, полковник достал из своей папки еще несколько чистых листков:
 - Писать придется много. В том числе, доверенность надежному адвокату, который будет вести твое дело во всех инстанциях.
Но его заманчивые предложения так и остались невостребованными, как и остывший чай на столе перед голодным работягой.
Встретив отрешенный взгляд осужденного, Борис Сергеевич оценил его, однако, по - своему.
 - Да ты не сомневайся. Это самый лучший адвокат в стране. Ему тебя вытащить отсюда - раз плюнуть.
И тут Калугу словно прорвало:
 - Меня не надо ниоткуда вытаскивать. Все что положено, отсижу от звонка, до звонка. А новоявленные защитники, кто бы они ни были, пусть катятся к черту! До свидания!
Сергей так стремительно поднялся со стула, будто он под ним накалился докрасна:
- Могу, наконец, идти в барак, или походатайствуете о месте в «Штрафном изоляторе»?
Не дожидаясь ответа, он сделал несколько шагов к выходу и уже распахнул дверь, когда услышал, прозвучавшие вдогонку слова, так смутившую душу Калуги.
Известный лагерный закон, сформулированный с абсолютной лаконичностью: «Не верь, не бойся, не проси», приучил Сергея полагаться во всем только на себя. И роль «стукача»,
обычно предлагался под видом досрочного освобождения, казалась абсолютно не приемлемой.
 - Кстати, о той, настоящей матери, которая ходила где – то по земле, заезжий вербовщик мог запросто узнать из протокола заседания суда, зафиксировавшим показания свидетельницы Смородской.
Однако разумом понимая это, в душе Сергей еще жил верой в то, что придет время, и он узнает все из своей родословной.
Так что семена сомнений, посеянные милицейским полковником, все же попали в благодатную почву.
Спустя несколько дней после этого разговора, сам того не ведая, Калуга понял, чего добивался от него Борис Сергеевич.
 - Ну и как тебе встреча с Тукачевым? Скоро он тебя отсюда вытащит? – Как – то, после вечернего развода, дружелюбно обратился к нему начальник отряда капитан Ложкин. – Наверное, рад такому знакомству. Он тут за тебя просил, мол, посодействуйте.
Явная подначка, так и сквозившая во всем облике капитана, на этот раз была оставлена Калугой без внимания:
 - Как, Вы говорите, фамилия? – Переспросил парень.
 - Чья? Полковника? Ну, ты даешь. - Удивился Ложкин. - Как будто сам не знаешь, что это был Тукачев. Большой начальник из Москвы.
Обходясь в разговоре с Сергеем лишь именем и отчеством, полковник Тукачев интуитивно ограничился лишь этим. А если бы знал содержание магнитофонной пленки на кассете, безвозвратно испорченной пулей киллера, то не только не стал бы настаивать, но и всеми силами попытался бы избежать очной встречи с осужденным по делу об убийстве валютчика Фадюшина.
 - Тукачев! Тот самый, о котором Фадюшин говорил! - Лихорадочный блеск появился в глазах Сергея.
Одна мысль, что недавно, всего несколько дней назад, был рядом, на расстоянии вытянутой руки со своим главным обидчиком
и позволил ему уйти, завела его пуще оскорбления:
 - Так вот зачем все его уловки, мол, подавай на апелляцию. Этого моего срока ему мало. Хочет «вышку» повесить. - Про себя возмутился Сергей Калуга.
 - «По вновь открывшимся обстоятельствам». Как же. - С иронией к самому себе, передразнил заключенный предложение Тукачева.
Сергей теперь даже пожалел, что вовремя не спросил фамилию:
 - Там, в кабинете, между нами все бы и закончилось!
А так оставалось лишь ждать:
 - Какой новый ход предпримет, заочно знакомый по Новосибирску, шеф, загадочно погибшего, Валерия Фадюшина.
И перемены последовали. Правда, пока в лучшую сторону.
Интерес Тукачева к осужденному Калуге, а так же их, чуть ли не дружеская беседа, не осталась без внимания лагерного начальства.
Вначале Сергея перевели из пропитчиков креозотом на повышение - в ту самую ремонтную бригаду, что «светила» ему еще по прибытию в ИТУ.
Затем случилось событие и того удивительнее — с воли Калуге прислали посылку.
Идя за ней, извещенный об отправителе, Сергей теплым словом вспомнил старого таежника:
 - Смотри - ка, помнит еще Степан Маркелович обо мне. А я думал, что после суда он совсем махнет рукой на непутевого напарника.
Присланные гостинцы - теплая одежда, а также мешочек кедровых орехов, шмат сала, несколько копченых рыбин из их горной реки Кии, да полулитровая бутылка с кроваво - красным малиновым сиропом, были досконально подвержены досмотру – на «прокол» и на «просвет», прежде чем перекочевали в руки получателя.
 - Теперь и сладеньким, паря, побалуешься! - Балагурили в очереди, стоявшие следом за Калугой, такие же как он - счастливые получатели посылок с воли. - Малиновый сироп, небось, слаще сахара.
Шутки насчет бутылки, заткнутой простой капроновой пробкой с, уже опробованным охранниками, содержимым, были произнесены случайно. Но самого Сергея задели за живое. Только не их направленностью, а самим фактом такого гостинца:
 - Никак не мог старый лагерник – зек с довоенным стажем Степан Маркелович Кузьмин, собирая посылку, забыть о том, что сам же проповедовал, в долгие зимние вечера, делясь в их избушке воспоминаниями о пережитом. В том числе и лагерным опытом:
 - Хуже всего там стерпеть насмешку. Тогда уже ничем не отмоешься, ни силой, ни хитростью.
И вот - на тебе. Сам дал тому повод. Побаловал, как мальца какого, лакомством.
Что-то здесь не вязалось одно с другим.
Сергей решил проверить догадку, что сладкий подарок оказался в посылке неспроста.
Войдя в барак, где обитал со старыми знакомыми, хотя уже был переведен в другую бригаду, Калуга весело крикнул:
 - Налетай, братва, пировать будем.
Видя, как с довольным видом все потянулись за дармовым угощением, Сергей взял с тумбочки пустой графин:
 - А я пока схожу, морсу наведу.
Правда, вскоре расстроенным вернулся из умывальника, где были краны с холодной водой:
 - Кокнулась бутылка. Выскользнула из рук и об пол раскололась в мелкие дребезги.
Он сам тогда вытер с бетона липкую лужу. И, собирая осколки, обнаружил то, что и хотел ему передать дед Степан в своем рискованном послании - формой похожий на толстый цветной карандаш и длиной с мизинец руки алый кристалл.
 - Тот самый, из Афгана! - Сразу узнал Калуга.
Оглянувшись по сторонам и отметив, что никто не мог  видить его находку, быстро спрятал рубин в карман куртки.
Вечером, обдумывая все с ним произошедшее, Сергей удивился не тому, как ловко удалось Степану Маркеловичу подобрать цвет сиропа, чтобы в нем незаметно растворился алый камень. Такое было возможным. Но вот своевременность появления гостинца поражала:
 - Не иначе колдовство подсказало шаману, что мне пора делать ноги из  здешней лагерной жизни. И этот рубин - ключ к свободе.
На той же неделе состоялась встреча Калуги с лагерным авторитетом - вором в законе Максимовым по кличке "Кент".
Сергей подошел к нему в солнечный воскресный день, когда обитатели барака, где лучший угол был отведен Максимову, ушли смотреть футбольный матч между отрядами.
Тех, кто был рядом, Кент справадил сам. После чего предложил гостю табурет у своей кровати:
 - Садись, тезка, коли пришел. Я тебя знаю. Это ты Тыкву обидел? Ну да ладно, так ему и надо. Тогда он точно зарвался. Потому и сошло тебе с рук бузотерство.
 - Сергей Афанасьевич. - Вежливо, как и подобает просителю, обратился к нему Калуга. - Тот случай - дело прошлое, мелочное. А вот что я теперь хочу предложить, всякой драки поважнее будет.