Исповедь Дэниела Кэмира

К сожалению, рассказ основан на реальных событиях. Мой Дэниел ещё с нами, но если он прочтёт это - его надежда умрёт раньше, чем он сам. Я писала этот рассказ для него, но знаю, что Дэни не должен его прочесть. Это рассказ об очень дорогом для меня человеке. Я хочу сохранить Дэни в памяти как можно дольше. Если о нём читают - значит он жив.

Ты никогда не умрёшь, друг.





12 февраля 1991

В сером холодном утре больше нет ничего хорошего. Всё, что было у меня хорошего – всё растаяло в этом проклятом сером тумане. К чёрту этот туман, к чёрту этот долбаный мир! Как же я ненавижу это всё, и сколько злобы я ощущаю в себе. Я, конечно, завёл этот дневник не для того, чтобы изливать в него всю свою ненависть. Но что осталось у меня кроме неё?

А завёл я этот дневник специально для того, чтобы, возможно, потом, после моей смерти, моя бедная мамочка издала его. Только на какие деньги она это сделает? Впрочем, если я умру раньше, чем она заплатит за операцию – то, пожалуй, мама его издаст. А если я останусь в живых – я уничтожу этот дневник, который стал теперь единственным собеседником, с которым я могу поговорить по душам. Итак, либо я останусь в живых, либо эту красную книженцию отправят в печать. Не очень сложный выбор, не правда ли?

Наверное, если я хочу о себе рассказать – надо начать с детства. Ну что ж, я не отличаюсь особым талантом писателя, так к чему изобретать велосипед?

Я родился в городе Миннеаполисе в 1971 году. Да какая, к чёрту, разница, где я родился? Вам достаточно знать, что там было херово и очень холодно. Кстати, я до сих пор никуда не выбрался из этой дыры. Так что могу дать совет всем туристам, которые мечтают поехать на север США, чтобы увидеть снег – езжайте и смотрите на свой обоссаный снег, но, ни в коем случае, ни при каких условиях, не заезжайте в Миннеаполис! Хотя, если у вас если лишние баксы и органы – милости просим.

Что же, если вы до сих пор читаете всю эту дребедень - думаю, вам интересно. Я рад, и, мне кажется, вы захотите узнать кое-какие подробности моего детства.

У меня всегда всё было прекрасно: «Счастливчик, – говорил я себе и остальным, - я просто счастливчик, и жизнь любит меня!» Теперь я понял, что не стоит проверять судьбу на прочность. Жаль, мне никто не сказал этого раньше.
 
Моё первое воспоминание – это голубая качеля. Красивая светло-голубая качеля и нежно-голубой шарик. Мама раскачивает меня на этой качеле, а шарик я держу в левой руке. Вот шарик уносит порывом ветра, и я тянусь к нему. Но качеля летит назад… Я падаю.

С тех пор я падал много раз. Падал со скейта, падал с гаража, падал с лестницы, пару раз падал с велика. И именно тогда, когда я в очередной раз упал, я понял: жизнь всегда кидает нас. Бросает, прямо как боксёр на ринге, и наваливается сверху. Судья считает до десяти. Но вот, в чём основная суть твоего падения: никто не поднимет тебя, вставать ты всегда должен сам.

Один.. Два.. Три...

Сейчас я лежу на своей кровати. Мой бой проигран. Нет, я могу встать. Ноги мои в полном порядке. Но мне не зачем вставать… Как жаль, что я так поздно завёл этот чёртов дневник. Я бы рассказал всё, что я чувствую, всё, что я пережил. Но, мне почему-то кажется, что у меня ничего не выйдет. Я не опускаю руки, но земля тянет их к себе. Тянет и меня. Я боюсь.

13 февраля 1991

Вчера вырубили свет. Дописать я ничего не успел. На самом деле, детство заняло много страниц моей жизни, и переписывать их сюда – всё равно, что писать биографию. А это мой дневник. Дневник моих мыслей и чувств. Не зачем его засорять. Если захотите узнать мою биографию – маякните мне на том свете, я вам лично расскажу. Дэниел Кэмир. Спросите ангелов у входа, они вкурсе.

Если в двух словах – детство у меня было кайфовое. Хорошие родители, крутая школа. И друзья  у меня были классные. Я помню, как мы в первый раз напились: это случилось на Дне Рождении Майка, мне было тогда не больше четырнадцати. Ну и блювал я тогда! Ха-ха! После такого родители не пускали его гулять с нами до окончания года! Правда, потом нам пришлось скидываться ему на новый ковёр.

Сейчас друзья редко заходят ко мне. Может, они переводят деньги на мой счёт в банке? Очень на это надеюсь. На самом деле, они хорошие. Не заходят они потому, что сейчас у меня карантин. Говорят, я могу сдохнуть от любой болезни, настолько мой организм стал слаб. Как жаль, скоро турнир по хоккею. Наша команда участвует. Нашли ли они нового нападающего?

Хотя я и так знаю, кого они взяли! Этого увальня Сэма. Как он отравлял мне жизнь своей ужасной рожей. Хорошо, что он ко мне ни разу не зашёл. Я бы ударил его, если бы он сунулся сюда, честно слово, ударил бы.

Но сейчас всё это кажется таким далёким и абсолютно неважным. Настоящее сейчас – это как замедленная плёнка, как сломанные часы, которые уронил маленький неаккуратный ребёнок. Часы, которые может починить только кто-то один. И я знаю, кто. Но я не могу думать о Нём. И я ещё не настолько отчаялся, чтобы учить библию и вымаливать прощение за все лучшие моменты в жизни.

25 февраля 1991

Сегодня Сьюзен подходила к моему окну. Она кинула камушек мне в окно, и я сразу понял, кто это. Это она - моя Сьюзен, я всегда узнаю её. Мы общаемся с ней с самого детства. Я люблю её. Мы никогда не будем вместе, и всё же я отдаю себе отчёт, что я люблю её. Я люблю её больше жизни. И согласился бы умереть сейчас, только за то, чтобы прикоснуться к её волосам. Ах, если бы вы знали, какие это волосы, вы бы тоже отдали всю свою никчёмную жизнь. Ставлю десятку, вы никогда не видели никого прекрасней. Она бы точно выиграла на конкурсе мисс-вселенная, даже не утруждая себя участием в нём. Хочу, чтобы она была рядом. Ещё хочется груш…

27 февраля 1991

Меня тошнит уже два дня, но всё равно всё ещё хочется груш. Сегодня пришёл результат моего обследования. Врачи так оперативны, не прошло даже месяца. В общем, начали готовить меня к операции. Мне ещё ничего не сказали, но я всё вижу. Мама сегодня была очень обеспокоена. Мне так жаль её. Хоть бы всё прошло хорошо. Когда всё закончится – я съем целую тонну груш. И ещё жареного сыра.

1 марта 1991

Сегодня началась весна. Я узнал об этом по календарю на стене. Заботливые медсёстры каждый день передвигают линеечку на день вперёд. Дженнифер, старушка из соседней палаты, дала мне библию. Что за глупость? Только кретины или абсолютно отчаявшиеся шизики станут читать эту муть.

3 март 1991

Мама передала мне новые ручки. Они красивого изумрудного цвета, как я люблю. Сегодня я чувствовал себя хуже. Я не сдаюсь, и знаю, что я вылечусь. Мама, слышишь меня? Всё будет хорошо. Я обещаю.

В больницу привезли радио. Это так здорово, я просто обожаю музыку! Как только я выпишусь – я обязательно соберу свою группу. И чем я занимался до этого? Мне стоило делать больше, потому что сейчас я ничего не могу. Спасибо ещё, что не хожу под себя, как Дженнифер. Кстати, книгу её я не выкинул. Пусть лежит.

Я уже придумываю название для музыкальной группы. Она будет очень крутой, я уверен, я стану лучшим гитаристом. В переходах для меня слишком холодно, но какая-нибудь большая сцена для меня вполне сойдёт. Как жаль, что в палату нельзя принести гитару. Я бы показал этим нытикам, что такое настоящая музыка!

Но, если честно, мне иногда так грустно. Я отгоняю от себя эти мысли, но что, если мне никогда больше не удастся сыграть ни одной ноты? Нельзя думать об этом. Скоро всё станет хорошо. Я знаю это, и я уже представляю толпы фанатов. И Сьюзен. Она будет ездить со мной на гастроли, и я буду играть только для неё. Поскорее бы.

7 марта 1991

Сегодня я видел сон. Я очень редко вижу сны, но сегодня это был именно он. Там были все мои родные и друзья. Они веселились и поздравляли меня с Днём Рождения. Всё было реально до невозможного, даже этот запах грушевого торта. Он был такой сладкий, как запах мёда и свежих цветов, только что сорванных с лужайки у дома. Аромат заполнял всю комнату, и я наслаждался им с таким удовольствием, что, будь я парфюмером, я бы выпустил новую линию духов – «Грушевый Торт». Пусть я был бы единственным покупателем, всё равно, эта линия ароматов стала бы моей самой любимой. Этот  сон – прекрасный подарок на мой День Рождения. С Днём Рождения тебя, Дэвид, сегодня тебе уже 20.

10 марта 1991

Вот, я точно спятил. Я сошёл с ума, и это очевидно. Вчера я потерял сознание прямо в туалете, а сегодня, знаете, что произошло? Я открыл эту чёртову книгу. Да, я открыл эту чёртову книгу и начал читать. Я не могу точно сказать, что заставило меня сделать это. Может, при падении я сильно стукнулся головой?  На мой вкус, написана она странно, но в целом читать можно. В ней говориться о том, как Бог спасает людей от Самого Себя, принеся в жертву Самого Себя Самому Себе. Очень увлекательная книга, я давно так хорошо не высыпался.

И я подумал, почему бы мне не написать свою книгу? Я бы назвал её «Чудесное исцеление Дэниела». Многие больные раком вылечились бы, подбадриваемые моим примером. Крутая идея! Осталось только перестать употреблять всякие нецензурные словечки. Или просто не писать их в книге. Но ведь тогда это будет уже не моя книга, верно? Так что ладно, я напишу её так, как умею. А цензоры пусть постараются собрать из моей ругани предложения. Им за это платят.

11 марта 1991

Они все ходят как призраки! Как я ненавижу и презираю это место и этих людей! Все выглядят так, как будто их уже сверху заколотили крышкой. Это просто ходячие мертвецы. И мой сосед, которого подселили вчера – ночью он ревел, как девчонка. Может, предложить ему эту чёртову книжку, что дала мне Дженнифер? Кстати, вчера она ушла от нас. Скончалась. Протянула ноги. Дала дуба. Отбросила коньки. Сыграла в ящик. Склеила ласты. В общем, она умерла. И я заметил на лицах людей, окружавших меня, странное чувство – это был страх. Он был  везде: в дрожащих руках, в полуоткрытых губах. Он шёл из их расширенных глаз, из их блуждающих мыслей. Это был такой понятный мне, и, в то же время, такой животный необузданный страх. Не знаю, жалели ли они её. Все люди такие эгоисты. Я жалел. Так было написано в Библии. И я жалел.

15 марта 1991

Завтра мне будут делать операцию. Говорят, это крайний срок и откладывать больше нельзя. Я боюсь. Мне страшно. Если это мой последний день – почему я не могу даже встать? Почему я не могу увидеть моих друзей? Сьюзен? Где вы все, мне так не хватает вас. Я совсем один. Стены давят на меня. Они приближаются, и я вижу кого-то рядом, помимо этих стен. Вокруг ходят медсёстры, они все улыбаются и подбадривают меня. Знали бы они, каково это – ходить под себя! Я совсем не мог сходить под себя. Психологически не мог. Мне ужасно хотелось, но я не мог заставить себя сделать это. Но до разрыва мочевого пузыря дело не дошло. Это ужасно, не представляю, что делать, когда я захочу отложить позади себя кладку – может, позвать медсестру?

Я так устал от этой постоянной тошноты. Он этих болей. Я знаю, что, когда мне сделаю операцию, всё пройдёт. В любом случае, я избавлюсь от этих мучений. Но я настраиваю себя на лучшее и знаю, что всё будет хорошо. Я не умру.

16 марта 1991

Вчера я весь день читал Библию. И ночью тоже. Врач говорил, что мне надо выспаться. Но когда ты знаешь, что скоро конец – разве ты можешь уснуть? Я понял много нового сегодня.

Я понял, что светит солнце. Оно прокралось в комнату утром, и я сперва почувствовал его, а затем увидел. Мне кажется, это Он так говорил со мной. Я знаю, Он будет рядом со мной во время операции и не даст мне умереть.

Я понял, что земля вертится. Время остановилось лишь для меня одного. Я понял это, когда услышал, как мимо проезжал весёлый фургончик с мороженым. Ничего не стоит на месте: зиму сменила весна, и ненависть в моей душе сменило спокойствие.

Сегодня я опять видел сон. Во сне я был здоров, и я видел маму и Сьюзен. Я уже говорил вам, какие у неё прекрасные волосы? Ещё я видел Дженнифер. Она спросила, нравится ли мне её книга. Я сказал, что она лучше и интересней, чем может показаться на первый взгляд. Кажется, она была спокойна и довольна. У неё всё хорошо. Я рад за неё, ведь я помню, как тяжело она уходила от нас.

Я понял, что я многое не успел сделать и не могу сказать наверняка, сделаю ли. Но я буду стараться. Я люблю тебя, мама. Ты слышишь меня? Я люблю тебя, и скоро я вернусь домой.