Таня - мрачная столичная зарисовка

— Треники. Мне нужны треники. Ну, спортивные штаны. Ваши почём?

— Триста рублей, — ответила торговка, широко улыбаясь.

Улыбка её была была адресована всем и никому, отчего лицо приобретало жутковатое выражение. Из глубины павильона доносился какой-то скрежет: вероятно, болталась на ветру какая-нибудь деталь этой наспех возведённой торговой точки. Таня задумчиво поглядела на треники грязно-голубого цвета.

— А чёрные у вас есть?

— Неее, может, в среду будут… В среду из крематория ещё привезут.

— Откуда? — Таня решила, что ослышалась. Под таким свинцовым небом и под этот унылый скрежет могло послышаться что угодно.

— Так из крематория же, — пояснила торговка — Мертвяков жгут, а чего добру пропадать?...

— Ааа, — Таня понимающе кивнула и незаметно отстранилась.

Идти до стадиона пешком было далеко и долго. Да и был ли смысл — раз спортивные штаны всё равно достать не удалось? Уже садясь в маршрутку, Таня поняла: смысла не было, ходить в этот кружок она не будет, и ничего, кроме отвратительной свиданки с прошлым её там не ждёт. Маршрутка ехала по длинному сумрачному тоннелю. Телефон зазвонил.

— Да. Нет. Через пять минут.

***

Прошлое стояло на остановке, кутаясь в широкое, не по размеру, пальто, и мрачно ухмылялось.

«Что у тебя с лицом?» — подумала Таня, адресуя это не то скверной кривой ухмылке, не то клочьям щетины и герпесу на его лице. Она поздоровалась. От поцелуев воздержались.

— Пойдём, двинем чаю, — она отвела взгляд от его лица и уставилась в асфальт под ногами, но теперь было видно его обувь: высокие, начищенные тяжёлые ботинки, страшно неудобные для такой погоды. Степан шёл, поминутно поскальзываясь и матерясь себе под нос. Руки утопли в карманах пальто почти по локоть.

«Зачем он выбрал эти ботинки?..» — думала Таня, глядя на его нетвёрдую походку — «Он знает, что я видела его в стариковских отсосных тапочках, зачем он передо мной выпендривается?...»

В том, что он выпендривался именно перед ней, сомнений не было: сам сказал, что никуда сегодня не идёт, сидит дома и готовится. «Готовиться» скорее всего означает «напиться и уснуть на подоконнике», но Таня отбросила эти мысли — она и так умирала от отвращения, представляя, как Степан, сидя на какой-нибудь низенькой табуретке и бормоча себе под нос, начищает ботинки старой щёткой с дореволюционным гуталином.