Допрос в КГБ

                Приёмные экзамены

    Шёл 1965 г. Год назад у нас родился сын Митя. Мы уже жили в нашей первой собственной квартире. Она была небольшая, всего 22.8 кв.м, но главное, мы жили одни и были счастливы. Я уже второй год трудился в аспирантуре, получал, конечно, крохи и потому постоянно искал подработку. В основном это было репетиторство, и хотя деньги эти были небольшими, всё же пополняли наш скромный семейный бюджет.
Гидромелиоративный институт, на одной из кафедр которого я тогда трудился, готовился к августовским приёмным экзаменам. Как и в других ВУЗах здесь были организованы подготовительные курсы. Как-то я посетил математические курсы и был удивлён примитивности преподавания.
    - А чего ты хочешь? – сказал мне приятель, проводивший там занятия, - уровень знаний этих абитуриентов очень низкий. О «высоких материях» не может быть и речи. По своему опыту знаю, что половина из них получат неудовлетворительные оценки, сколько теперь с ними ни занимайся.
    - Откуда такой опыт?
    - Так ведь я уже второй год принимаю вступительные экзамены по математике. В этом году взялся везти эти занятия. Деньги, правда, небольшие, но всё-таки хорошее подспорье в нашей аспирантской жизни.
    Он, как и я работал над своей диссертацией, правда, уже на два года дольше меня.
    - А нельзя ли и мне принять участие в приёмных экзаменах? – спросил я  его, не надеясь, правда, на положительный ответ.
    - Сходи на кафедру математики, предложи свои услуги – всё может быть. Успехов тебе! – заключил мой приятель.
    В тот же день, не теряя времени, я отправился по указанному адресу. Ведь вступительные экзамены должны были начаться уже скоро, через 3 недели.
    - А у вас есть уже опыт работы? - спросил меня заведующий кафедрой математики.
    - Да, - ответил я ему, имея конечно в виду своё репетиторство.
Он меня, конечно, знал, но только, как аспиранта - ведь я заканчивал не этот ВУЗ, а Московский авиационный институт, и ещё добавил, что после МАИ поступил на механико-математический факультет МГУ (и это была чистая правда), правда, не сумел его закончить. Пояснил, что поступил в аспирантуру, и совмещать научную работу и учёбу в МГУ стало сложно. К тому же в прошлом году стал отцом семейства и потому нуждаюсь в дополнительном заработке. Короче, наплёл ему с три короба, но в основном всё это было правдой. Вероятно, я произвёл на заведующего неплохое впечатление, потому что он предложил мне написать заявление и заполнить анкету.
    - Должен вас, однако, предупредить, что у нас полный комплект преподавателей. Но может так случиться, что кто-то из них либо не сможет вовремя вернуться из отпуска, так бывало в прежние годы, либо, не дай Бог,  заболеть. Так что вы у нас будете в резерве.
Конечно же, я согласился, надеясь, что случится ни одно, так другое. И оказался прав: двое, из тех, кто должен был приехать, к 1 августа не явились, сославшись на какие-то обстоятельства. Так что мне предстояла большая работа.
    Три недели пронеслись быстро, и вот наступило 1 августа - начало вступительных экзаменов в большинстве московских ВУЗах. Первым была письменная математика. Стояла ещё летняя жара, и бедные абитуриенты парились в душной аудитории. На мой взгляд, предложенные им задачи были простыми, однако всё же требовали элементарных знаний. Забегая вперёд, скажу, что треть из тех, кто писали эту работу в то день, получили неудовлетворительные оценки. В основном это были приезжие с периферии молодые люди, уровень знаний которых был действительно довольно низким.
    По истечении 3-х часов письменные работы были собраны и зашифрованы. Мы - проверяющие, разложили их по вариантам и разделили между собой. Я думал, что придётся проверять работы в институте, но нам разрешили взять их домой, с тем, чтобы завтра рано утром всё было готово. Сказано – сделано. Весь вечер и часть ночи я трудился над этими письменными работами. Их было немало – около 60. На каждую полагалось 45 мин, а платили 1 рубль за час, так что за один вечер и половину ночи я заработал тогда чуть меньше половины своей аспирантской стипендии.
    Потом пошли экзамены устные. Согласно инструкции устный экзамен абитуриентов должен проводиться в присутствии двух преподавателей. Но на каждого абитуриента нормой было предусмотрено полчаса, т.е. по оплате каждому преподавателю засчитывались и оплачивались 15 мин. Поэтому, как правило, абитуриента опрашивал один преподаватель, ставил ему оценку и отправлял к коллеге за второй подписью. Начальство всё это, конечно, знало, но закрывало глаза. И так было на устных вступительных экзаменах во всех ВУЗах.
    Ещё шёл устный экзамен по математике, а ко мне уже пришли с кафедры физики и спросили, не могу ли я и там поучаствовать в приёмной комиссии. Ну, конечно же, я с радостью согласился. Так что за две недели, пока шли экзамены по математике и физике, я неплохо заработал и почувствовал себя «богачом».

                Допрос на Лубянке

    Прошёл год, а может и два. Я вновь участвовал в работе приёмной комиссии и не только в своём ВУЗе, в соседней Сельскохозяйственной академии им.Тимирязева, где приёмные экзамены по математике проводились только при поступлении на экономический факультет. Меня даже приглашали работать почасовиком на кафедру математики. Но к этому времени надо было уже основательно заниматься научной работой, и ни на что другое времени не оставалось.
    И вдруг я получаю письмо с повесткой. В ней было сказано, что такого-то числа я должен явиться в Комитет госбезопасности в такую-то комнату. Первым моим чувством было удивление, потом – страх. И хотя я был «внутренним диссидентом», но взглядов своих публично не высказывал. Всё моё «диссидентство» заключалось в том, что слушал «вражеские» голоса, пробивавшиеся через яростное глушение, а потом обсуждал услышанное с близкими друзьями. Благодаря этим передачам, мы хорошо знали, что такое КГБ, знали уже и про «психушки». И ещё мы хорошо знали, что кругом есть добровольные агенты-осведомители этого печально известного ведомства. Поэтому я был просто «ошарашен» вызовом на Лубянку и ума не мог приложить, по какому поводу меня туда приглашали. На всякий случай, мы с Наташей никого не поставили в известность, чтобы заранее не волновать родственников.
    В назначенный день я поехал по указанному адресу, предъявил повестку, оформил пропуск. В кабинете меня встретил молодой человек, представившийся следователем по особо важным делам. Вид у него был вовсе не такой уж важный, но я понимал, что за такой внешностью может скрываться  какой-нибудь «Порфирий Петрович». Честно говоря, меня от страха немного знобило, но я, конечно, старался не подавать виду.
    Тем временем следователь разложил перед собой листки протокола допроса и предупредил насчёт дачи ложных показаний. Всё это не прибавило мне спокойствия, но я, как мог, держался.
    Начал «Порфирий» издалека. То да сё, кто отец, кто мать, есть ли семья, и чем я занимаюсь. Потом стал спрашивать, чем я занимаюсь помимо научной работы. Я ему честно рассказал, что время от времени занимаюсь репетиторством. Всё это мой визави старательно заносил в протокол.
    - А ни приходилось ли вам принимать вступительные экзамены? – вдруг
спросил он.
     «Вот оно в чём дело!» - понял я, наконец, причину вызова и облегчённо вздохнул. Никакого криминала за собой я не чувствовал. Правда, мне пару раз предлагали взятки, и, хотя деньги предлагали немалые, я от них сразу же и без всяких разговоров отказывался. Ни о чём таком, конечно же, я не стал рассказывать следователю. А он продолжал:
    - Мы сейчас проводим проверку многочисленных нарушений при приёме вступительных экзаменов в ВУЗы. Она показала, что многие из тех, кто был принят , после первой же сессии были за неуспеваемость отчислены. Что вы можете сказать по этому поводу?
    А что я мог сказать? Ну не сдали сессию и всё, а что же ещё? Примерно в этом духе я и ответил на поставленный «Порфирием» вопрос.
    -  А вам не приходило в голову о злоупотреблениях при приёме в ВУЗ? О том, что эти абитуриенты были совершенно не подготовлены к учёбе в высшем учебном заведении  и приняты были туда за взятки. У нас именно такая версия, и теперь она подкреплена признаниями части этих бывших студентов.
    Что в ВУЗы часто принимали за взятки я, конечно же, знал, это не было секретом. Но я-то здесь при чём? Взяток никогда не брал, да и Гидромелиоративный институт не был тем престижным ВУЗом, куда любвиобильные родители любым способом хотели бы устроить свои чада. В таком примерно духе я и ответил следователю.
    - Мы располагаем совсем другими сведениями. Как раз в вашем институте нами было зафиксировано много злоупотреблений. В целом ряде экзаменационных листов испытуемых, которые получили положительные оценки по математике, а после первой сессии отчислены, стоит ваша подпись.
    Сказав это, он вынул из папки несколько экзаменационных листов, на которых действительно стояла моя подпись. Здесь я, уж было успокоившись ходом нашей беседы, снова струхнул. Взяв несколько листов, я внимательно стал их разглядывать. Сначала обратил внимание на то, что все мои подписи были сделаны шариковой ручкой с красной тушью. «Я же специально купил такую ручку, чтобы проверять письменные работы»,- вспомнил я вдруг. Ещё и ещё раз вглядывался я в подписи, и вдруг меня осенило: всюду в предъявленных мне листах моя подпись была второй, т.е. явно стояла после подписи того, кто на самом деле принимал экзамен. Я перевёл дыхание и стал объяснять следователю порядок и практику проведения устных экзаменов. Следователь старательно записывал мои показания.
    - Выходит вы все нарушали инструкцию? - спросил он, закончив очередную страницу.
    - Выходит, что так.
    - Значит, вы заявляете, что ни у кого из этих лиц вы сами экзаменов не принимали, а только ставили свою вторую подпись?
    - Выходит так, - как "попка" повторил я.
    Он снова углубился в протокол, сам перечитал его мне, потом предложил самому внимательно с ним ознакомиться. Я прочел 4 или 5 страниц протокола. Всё было так, как я рассказывал. Только в интерпретации следователя изложение показались мне более стройными. Вероятно, сказывался большой опыт по части составления протоколов.  Закончив чтение, я поставил в конце свою подпись.
    - Нет, вы должны поставить подпись в конце каждой страницы, - он посмотрел на меня с сожалением: не знает, мол, элементарных вещей.
     Я подписал все листы. После этого он подписал мой пропуск, поднялся и, не подавая руки, стал прощаться.
    - Хорошо, мы ещё раз всё проверим и, если потребуется, вызовем вас
Не помню, как я покинул его кабинет и само здание КГБ. Помню только, что опрометью помчался к телефону-автомату звонить Наташе. Больше меня на Лубянку не вызывали.
                2004