Ещё раз о любви...

               
                Юрий Фельдман
               
                ЕЩЁ РАЗ О ЛЮБВИ…
                (явь и грёзы)

   Всех жаль, а мне кому поплакаться? На работе -  старые, больные. Дома тоже… Мама наколотая, ухоженная, постанывая,кажется спит. Бедная моя! Измучилась. А что у нас впереди? Нет, нет, расслабляться нельзя. Фенька, сытая котяра, угомонилась. Улеглась, красавица, на письменном столе, греется под лампой. Пёстрый клубочек дышит, лишь ухо торчит.  Ритка, родная душа,вчера отзвонилась. Опять дочка у Оскара ночует. Как то у неё сложится? Неужто, как у меня? Хотя грех  жаловаться, ведь я любила, нет,нет люблю, да и детство у меня совсем неплохое было! Детство….
  Спать почему то не хочется, снова тянет на воспоминания. А раз так, полистаю-ка я старые фотоальбомы.
  Присела на корточки перед сервантом, раскрыла дверцы. Вон они,альбомы в два ряда. Там застывшие страницы моей жизни, и всей нашей семьи. Возьму-ка пожалуй самый старый. Серовато-желтый тяжелый фолиант в крепком переплёте, плотные листы с прорезями для фиксации углов фотографий.

  Так. На первой странице, в коричневых тонах голенький ребятёнок на животике. Смотрит куда-то в сторону. Наверно, мама отвлекает чем-то интересным, вроде «ути-тути», и малыш доверчиво, беззубо улыбается. Не понять – мальчик или девочка. Говорят – это я. Не помню, поверим. А вот мама, наклонившись, держит меня за пальчики. На мне сарафанчик, причёска в два хвостика и улыбка на три зуба. Здесь уже ясно - девчонка. А на этой – родители, ещё тёмноволосые и кудрявые. Головы наклонены друг к другу, между ними я сижу. Платьице в ромашках, два бантика, три улыбки, одна семья. До сих пор жалею, нет ни братьев, ни сестёр нет, одна. Тайна тут какая-то, недоговорённость.  «Ты, Вика, - моя Виктория, моя победа!» - глядя влюблёнными глазами, восклицал отец. Эта его влюблённость, восхищения, «моя дочь - совершенство», и прочие глупости, как я сейчас понимаю, сыграли не лучшую роль во взрослой моей жизни. Вот ещё одна фотка, сияя глупо-довольной улыбкой, я отдаю салют у красного знамени. Меня приняли в пионерки, повязали мамой купленный треугольный красный галстук. Пай-девочка в белой блузочке при галстуке, черной юбке и черных лаковых туфельках!
  А это дачное. Прыгаю через верёвочку, а крутят её двоюродные братья Шурка и Марка. Лето в Зеленогорске.  Нас, детей родных и знакомых обязательно вывозили  из Питера летом за город, на дачу. Как же, ребятам необходим свежий воздух! Мы и дышали, играя в прятки и пятнашки, волейбол и бадминтон, купались в Финском заливе. А костры и шашлыки во дворе! Весело было, много смеялись. Тогда же начались шушуканья-хихиканья, записочки, кто в кого влюблён. Колькино фото.    Колька Лопухин, он первый терпеливо таскал мой портфель, ходил за мной как приклеенный. Люська Тютикова в «Однокласниках» написала, Коля сейчас в Штатах, профессор. Глупая была, почему его в девятом классе  оттолкнула?

  Что-то я сегодня воспоминаниями увлеклась. Пора прилечь, вдруг удастся вздремнуть, если наркотик, что  вколола маме, увеличив обычную дозу,  подействует. Альбомы лучше сейчас убрать, а то Фенька утром так нахозяйничает, мало не покажется. Ну, теперь, кажется, всё.
«Спокойной ночи», - пожелала любимому Андрюшеньке, и он ответил мне со стены неповторимой своей улыбкой. Сегодня пятница, как бы за выходные немного отдохнуть?….

…. Никак не уснуть. Не понимаю, зачем папа засунул меня в Железнодорожный? Мосты и туннели. Жуть. До сих пор становится худо от скуловоротных этих слов. Неужели не замечал прирождённую мою гуманитарность? Не видел, как я с детства зачаровывалась языками, стихами, мелодией слов? Его логика: «Ты со своим французским и английским в нищете промыкаешься, а с инженерным дипломом не пропадёшь». Нет, чтоб взбрыкнуться, подчинилась как послушная дурочка. Потом мучилась. Не моё это! Ещё в студенческие годы проводила экскурсии с иностранцами в Пушкине и Петергофе. И ничего, нравилось, даже зарабатывала. А сколько стихов знала! Надо было плюнуть и бросить этот железный-дорожный. Нет же, со скандалами, дотянула до диплома. Единственное, что грело девичье сердце – парней у нас больше, чем девиц, да только в основном так, провинция. А я, как папа уговаривал, «лучше всех»! Не влюблялась, хоть за мной и ухаживали. Ну пару коротких романчиков было, не святая же, правда это не всерьёз. В честь доползания до диплома,  папа устроил мне, как железнодорожный начальник, путёвку в горнолыжный их лагерь Адыл-су, под Эльбрусом. Вот этот Адыл-су, да Кавказ и разбередили мою, безмятежную до того душу….

   В бессонном мозгу, который раз, прокручивается кино воспоминаний. Та ранняя весна, бело-синяя неправдоподобность гор и пронзительное счастье - мой Андрей. И зачем я вообще поехала, ведь лыжи не входили тогда в круг моих увлечений? За все свои 22 года каталась раз десять, и то по равнине, меня, как всех, заставляли на уроках физкультуры. Но соблазн приехать домой в марте загорелой на зависть бледнолицых питерских подруг? Потом Кавказ, наверно неплохо,романтика, подальше от родительских глаз. Бывалые рассказывали, там гоняться с гор вообще и не обязательно. Разве откажешься?
 
    Из дороги от аэропорта Нальчика в лагерь помнится лишь пьянящее чувство свободы и ожидание чуда. Прямиком из ленинградской слякоти в синеву и прозрачность горного воздуха, в скрип девственно белого снега. Неправдоподобно! Спортбаза, конечно, сама простота и неприхотливость. Деревянные корпуса, комнаты на четырёх, удобства для всех в конце коридора. Но кто обращает внимание на эти пустяки? Молодость, знакомства, суета, смех. После ужина разбивка по группам. Я записалась в отряд новичков. Объявили - нашего инструктора звать Андреем. Андрей так Андрей, - подумала, - не всё ли равно.

-   Давайте знакомиться, - голливудская улыбка на  загорелом лице. Копна светлых волос.Очередь дошла и до меня:
 
-  Виктория Рыбак? Интересно, почти однофамильцы. Я - Андрей Рыбаков. Кататься умеете? Нет? Тоже хорошо! Чего хорошего? Легче научить, чем переучивать. Можно ли не кататься?  Пожалуйста.  А Вы попробуйте, потом от лыж за уши не оттащишь. Железнодорожный кончаете? В Питере? А я Карабелку там еле отмучал. Оба, вроде, транспортники. Видите, как много общего, землячка.
   И одарил меня подкупающей белозубой улыбкой. Он и с другими новичками был вполне  доброжелателен. Симпатичный, - отметила. А сердце ёкнуло и как то насторожилось...

   Что помнится о тех трёх неделях? Ощущение нереальности и наполненности. Учебный склон за лагерем, упиравшийся в маленькое кладбище альпинистов, как намёк на коварство гор. Андрей и Наташа, инструкторы новичков, оба в алых спортивных костюмах. Наташа, почти ровесница, заметно неравнодушная к коллеге. Только тренеры они разные.  Андрей, из десяти новичков восьмерых научил кататься на горных, даже меня. У неё же кое-как научилось двое. Волнительное ощущение от его горячих ладоней, когда он вручную ставил ноги и тело. Учил, чтобы овладеть лыжами,надо не бояться. Скользить и не падать. Показалось, он неравнодушен ко мне, хотя старается не выделять. Это и девчонки из группы ревниво заметили. По вечерам собирались в одной из комнат, пели песни. Незабываемо! Андрей играл на гитаре. Голос у него хрипловатый, низкий, а песен знал море!
   Особенно нравился Юрий Визбор.  И сейчас волнуюсь, когда слышу:

      Лыжи у печки стоят, гаснет закат за горой
      Месяц кончается март, скоро нам ехать домой.
      Горное солнце прощай. Мы навсегда сохраним
      В сердце своём этот край….

   ...До сих пор кажется - эта песня обо мне и для меня.
 Когда нас научили пореже падать и не пугаться склонов, группу вывезли на Чегет. Вот это гора, тут крутизна нешуточная! Красота неописуемая, да ещё двугорбый пятитысячник Эльбрус напротив, как декорация горнолыжного праздника. И круглая стекляшка кафе «Ай» - луна по балкарски, у стен его, накатавшись, лыжники загорали под палючим горным солнцем. Ободряемая вниманием Андрея, я научилась почти без страха  скользить вниз. Но как он мчался, с каких обрывов летал, и девчонки нашей группы вздыхали о нём. А я влюбилась, душа моя пела от счастья! Тренерша Наташа, противная Наташка, пасла его, будто свою собственность. Незаметно подошел прощальный вечер. Закупили в посёлке, тоже с названием Эльбрус, вина и водки, немудрёной закуски. Пели нескладным хором:

     Милая моя, солнышко лесное
     Где, в каких краях
     Встретимся с тобою…

  До слёз не хотелось, чтоб сказка кончилась. Андрей, проходя мимо, шепнул:

-   Пойдём, Вика, погуляем.

    Мне стало жарко, сердце застучало часто-часто. Вышли на освещённую луной дорогу,  взялись за руки, и ток побежал…. Сине-фиолетовые тени гор, строй сосен и первозданная тишина окружали нас. Он признался, я ему нравлюсь, мы дурачились и целовались. Сводница луна  подмигивала нам. Потом зашли в его комнатку, там и случилось. Как было хорошо, боже,как хотелось чтоб это не кончалось! Андрей разбудил во мне женщину! Позже, вспоминал: «Ну и темперамент! Сначала боялся остаться без губ, потом опасался и за …! Смущал меня. Глупые слова, зачем они? Я знала, что пропала, за ним пойду хоть на край света…. С трудом оторвались друг от друга, надо возвращаться. Он записал телефон, обещал звонить, по приезде в Питер - встретиться.
 Утром автобус увозил нас в аэропорт. Тренеры провожали. Я не могла наглядеться, слёзы текли по щекам. Андрей казался сдержанным, Наташка, злюка, смотрела на меня с ненавистью.

...С тех пор прошло больше двадцати лет…

 Стон мамы оторвал меня от грёз на яву:
-   Болит, - прохрипела.
-   Что болит, мамочка?
-   Всё, дышать тяжело.
-   Укол сделаем?
-   Не знаю, худо мне…
   Я и сама видела, ей хуже. Дышала трудней вчерашнего, кожа бледная, влажная. Пульс слабый и частый. Надо что-то делать. Как назло, сегодня суббота. Участковая – фрау Гросс выходная. Придётся неотложку вызывать. А кто дежурит? Повезёт, если терапевт, а вдруг приедет подрабатывающий кожник или уролог, шире своей специальности медицины не ведающий?

Звоню:
-   Ambulanz?
Докладываю врачу симптомы.
 Через час приезжает усталая докторша, женщина лет пятидесяти. Везение: почти сразу улавливаю славянский акцент!
-  Вы говорите по-русски?
-  Да, что случилась?
Рассказываю. У мамы рак два года, с метастазами. Она выслушивает фонендоскопом, мерит давление, внимательно осматривает.
-    Вы ей кто?
-    Дочь. Вообще то я медсестра, здесь уже с инженеров переучивалась.
-  Тогда Вы должны понимать. Это финал. Сейчас сделаю ей сердечное, наркотик. Надеюсь, сегодняшний день переживёт, может и завтрашний...
-  А если в больницу?
-  Зачем, коллега, мать мучить. Лучше дома.

  Она права, мне просто страшно оставаться с ней. Доктор всё сделала и уехала.
После укола  мама задремала. Внутри у неё что-то булькало, хрипело...
Делать нечего. Села в кресло возле её кровати, Фенька, притулясь тёплым бочком, заурчала рядом, и снова погрузилась я в свои грёзы-воспоминания...

..Прилетела в Питер. Все ахают, девчонки завидуют: «ах, какой загар, ну ты и выглядишь!» А я почти не выхожу из дома, вроде готовлюсь к диплому, сама телефон гипнотизирую. И не рассказать никому. На третий день, -
-   Вика, это я, Андрей, узнаёшь?
-   Ой!Когда увидимся?
-  Ещё одна смена, потом дня три лагерь убирать. Первомай встретим вместе, если не передумаешь.
-   Так долго! Я тебя люблю!!
-   Серьёзно?
-   Да, да, да!
-   И ты мне очень понравилась. Попробую вырваться на пару дней раньше.
-    Постарайся, я без тебя не могу!
-    Телефон, Вика, в кабинете директора, всё, убегаю, до встречи!
-    Звони ещё!
-    Как скажешь…
Никогда, никогда так ужасно не тянулось время….

    Даже раньше мамы папа заметил, я брожу с дурацкой улыбкой по квартире, натыкаюсь на углы и не слышу, что мне говорят.
-    С тобой, доча, всё в порядке, случайно в горах не влюбилась?
-    Как догадался?
-    Поздравляю, и кто же наш принц?
-    Его зовут Андрей.
-    Уже хорошо. И когда познакомишь?
-    Не торопись, пап, успеется.
-    Всё понял. У дочки, наконец, появилась личная жизнь, куда другим нельзя, поздравляю….

   ...Мама, она же Соня, была настойчивей, но и ей многое не рассказала. Боялась сглазить, спугнуть  счастье. Андрей звонил ещё дважды. Узнала, живёт он с мамой в центре, в однокомнатной. С отцом отношений нет давно. С Наташкой уже год всё кончено, она же считает,- они просто поссорились. Сейчас, Вика, благодаря тебе, смог поставить точку….
Мне казалось, мы родные, друг друга хорошо понимающие люди.

     Прилетел Андрей в пятницу. Я встречала, он показался мне даже прекрасней, чем в горах. Из сумки извлёк букет ещё нераспустившихся рододендронов, тайно нарванных в горах. Они целый месяц распускались в вазе пышными белыми, розовыми и фиолетовыми цветами. Нам повезло: родители на выходные поехали на экскурсию в Ригу. Двое суток мы почти не вылезали из постели, собирались погулять, одевались и снова скидывали одежды…. В воскресенье вечером он уехал домой. Вскоре появились мои. Отец, взглянув на меня, приметливо определил: «Ага! Похоже, принц нарисовался?» Кстати, домашнее прозвище - «наш принц» надолго закрепилось за Андреем...

    Затем неделю не появлялся, я измучалась ревностью. Он, правда, звонил, уверял, что любит, но очень занят.  Кем и где работает, не рассказывал, а я стеснялась спрашивать. В выходной предложил пойти в Дом кино, на просмотр фильма Феллини «Сладкая жизнь». О нём столько писали, много говорили, да  мало кто видел. Конечно, согласилась. И в Доме кино я не бывала. Позже ещё два раза смотрела этот гениальный фильм, но тогда он меня просто поразил! Андрей, чувствовал себя там, как дома. После кино остались поужинать. Шампанское и коньяк, икра, какая-то горячая вкуснятина, мороженое, пирожные, кофе. Расплачиваясь, он достал пачку денег. «Терпеть не могу кошельков». Дал щедрые чаевые. Я смотрела на всё, растопырив глаза.
-    Ты что, в лотерею выиграл?
-    На сей раз в картишки, - ответил, довольно рассмеявшись.
  Не думала я, что это не шутка….
   Потом поехали к какому-то приятелю – хромому и весёлому Эдику, кинооператору. Много пили и курили. Полумрак, сизый дым, смех, музыка. Похоже на продолжение фильма Феллини. Там и заночевали. Плохо соображала, что происходит. Был праздник, карнавал, Андрей, и я его любила…

….Дома меня ждали смертельно бледные родители. На меня поглядели как на врага народа. Они ещё не ложились, но уже обзвонили все больницы и морги. Потом выложили, что они думают обо мне, легкомысленной, о моём «принце», и в данном случае пришлось согласиться….

    Время шло. Я познакомилась с мамой Андрея – Марьей Васильевной. Тихой, замученной бесконечными ночными дежурствами женщиной. Работала она медсестрой в областной больнице. Не думала, не гадала, что когда-то стану её коллегой, только не там и не так. С моими родителями Андрюша знакомиться не торопился. Узнала, он работает  тренером гребцов и мастером по ремонту лодок на Крестовском острове. Сейчас готовил гребцов и их судёнышки к летнему сезону. Год назад он ушёл из НИИ, где чертил подлодки. Не понравилось, бросил, и я его понимала. Меня ждал тот же кульман в Конструкторском бюро, который заранее ненавидела. За день до последнего экзамена мне стало плохо на улице, затошнило, едва добежала до ближайшей урны. Решила, перегрелась на солнце, пока он гонял по Неве своих байдарочников. Еле сдала госэкзамен, и вместо того, чтобы радоваться жизни, потащилась к врачу. Наша участковая, внимательная старая докторша, осмотрела, спросила про месячные. Я и забыла… Короче, послала к гинекологу, и определили,- беременность десять недель. Вот так! Ошарашенная, вызываю Андрея.

-    Что делать? - спросил раздумчиво. - Порядочные мужчины в таких случаях женятся.
-    Да? –  не совсем осознавая случившегося.
-    Конечно, и я на тебе женюсь.
-    Думаешь, мне это хочется?
-    А разве нет? –  замер от удивления.
-    Кажется, ты собираешься меня осчастливить?
Он догадался.
-    Викочка любимая, я прошу стать моей женой.
-    Уже лучше. Может и соглашусь. Когда придёшь знакомиться с моими родителями?
-    Так надо? Ну как скажешь. Вообще то я счастлив! Просто немного неожиданно…

     ... Знакомство прошло не слишком удачно, а виноват любимый мой папочка. Это он, после того как Андрей попросил у них отдать замуж за него дочь, то есть меня, задавал нескромные вопросы, кем Андрюша работает, про деньги, какие у него представления о семье, где мы собираемся жить? В ответ услышал, - самое главное для человека это - свобода, чтобы реализовать себя, а всё остальное приложится. Отец зачем-то начал спорить, горячиться. Пришлось мне вступиться. Заявила, люблю Андрюшу, какой он есть, и родители, наверняка, желают нам счастья. Мама с поджатыми губами помалкивала. Я настояла, чтоб он ночевал у меня. Ночью  всё обдумала и поняла, что жить под одной крышей не получится, надо срочно искать свою...

-   Мамочка, ты проснулась? Поесть хочешь? А пить? Хорошо. Давай попьём водички из поильничка. Вот так. Посмотри на меня. Никак? Боли есть, укольчик сделаем? Не надо? Сегодня выглядишь получше, отдыхай.
  Она и вправду выглядела чуть лучше, чем вчера. Даже заметны следы былой красоты. Исчезло страдальческое выражение, лицо разгладилось, только вздохи необычно редкие и трудные. Чайнс-Стоксовое дыхание, - вспомнила. Господи, - взмолилась я, - дыши, живи подольше, мне так страшно тебя потерять! Кажется, уснула. Пожевать чего-нибудь, или кофе сварить, аппетита никакого. Опять же Феньку надо покормить. Вон трётся о ногу, урчит котяра, в глаза заглядывает….

….Наверно самым успешным годом для нас был девяностый. Так получилось, многие впадали в нужду, а мы жили, поднимались. Риточке шел четвёртый год, водили в детсад напротив дома. Квартиру, конечно, с доплатой, поменяли на большую, трёхкомнатную. Мебель  купили, машина появилась – «жигули». И всё потому, что Андрюша, умница мой, бросил тренерскую работу, взял и организовал медицинский кооператив «Бодрость и здоровье». Вот уже два года в отремонтированном подвале работали с десяток врачей и массажистов. Первые месяцы было пустовато, когда дали рекламу по радио и в газетах, народ пошел. Специалисты там работали нестандартные. Двое иглотерапевтов, мануальщик, окулист, ставившая диагнозы по радужке, травница и гипнотизёр. К нему толпами ходили тётки мечтавшие легко худеть. Я бросила кульман и села там в подвал кассиром и телефонисткой. Популярность наша росла, вместе с ней и заработки. Бухгалтером взяли Таню Лисину.
  Это я сама, дура, её пригрела. Мы учились в одном классе и даже немного дружили. Женщина она симпатичная, неглупая, только с мужьями, вроде, не везло. Она тогда с третьим разошлась, говорила горюет, вот я её и устроила. Мы поначалу крепко кассу в руках держали, потому как заметили, мой благоверный увлёкся азартными играми, и всё на них,на деньги..

…. Прошло ещё пару лет и наше счастье оказалось миражом, рассыпалось, как карточный домик. Сначала заболел папа. Приватизация, кругом жульё, переживал. Результат – тяжелый инфаркт. Еле выходили, инвалидность, впал в тоску без работы. Потом рэкетиры обложили нашу «Бодрость» немалой податью. Обещали охранять от других бандитов. И государственных грабителей – исполком, фининспектора, пожарника, ещё кого-то приходилось подмазывать. Хотя пациентов меньше не становилось, особенно у гипнотизёра, доходы наши падали. Но не это было худшим. Танька Лисина, подруга, сучка рыжая, соблазнила Андрея...
  «Люди добрые» мне уши прожужжали, он врал неумело. И эта дрянь, имея доступ к общим деньгам, совала ему, а он их проигрывал! Разговоры, скандалы не помогали. «Выиграю и всё отдам». Андрей играл в карты, в расплодившихся «одноруких бандитов». Нашёл где-то рулетку, и там проигрывал. Поначалу мог остановиться, бывало, что-то выигрывал. Потом останавливался, лишь оставшись без копейки! Зараза какая-то, хуже пьянки, у тех хоть перерывы случаются, а тут сплошной кошмар! Надо было срочно что-то придумывать. И тогда, впервые, помогла моя национальность.

 Раньше евреи имели от этого лишь проблемы и горе. Теперь мои соплеменники косяком покидали страну. Появилась поговорка: еврей – не национальность, а средство передвижения! И я твёрдо решила уехать ради меня, него, моей семьи! Андрей отнёсся к этой идее безразлично, но бурной моей деятельности не мешал. Это я выбрала страну – Германию. Подали заявление в Консульство и через три месяца получили разрешение на нас и родителей.

 Ох, как папа не хотел! «В Германию, к фашистам, ты что!?» Но меня уже ничто удержать не могло. Срочно продавала квартиры и за бесценок всё нажитое. За месяц до отъезда во сне умер папа. Наверно, моё решение ускорило его конец. У меня ни сил ни времени горевать не было, только седина в черных волосах заблестела. Казалось, дом горит, пожар, я одна спасаю семью! Надо срочно переоформить документы, менять деньги, доставать билеты, собрать самое необходимое в дорогу. И всё я, я, я одна!  Дочка заброшена, мама в трауре, мужу на всё плевать. А мы пакуемся, уезжаем,  бежим, бежим!

…. Здравствуй, Андрюша, здравствуй родной мой! Я знаю, ты всегда появишься, когда мне невмоготу, стоит лишь о тебе подумать, позвать. Посиди рядышком, помолчим. Сам понимаешь, как тяжело сейчас с мамой, видеть затухание, и никак не продлить её жизнь. Мне страшно. Я задремала, едва подумала, а ты уже тут. Слышу, слышу, как шепчешь,- «Викуша, черныш, галчонок мой!» Какой же черныш, это в молодости у меня были тёмные и волнистые волосы, а нынче совсем белые. В сердце твоём я остаюсь галчонком? Да? Рада слышать. Давай поговорим. Вспоминаю, как приехали в Германию, и начались твои муки с языком. Мне то что, я гуманитарий, английский и французский знала, через три месяца по-немецки заговорила. А у тебя язык не пошёл, и всё. Как ты маялся в той деревне! Твоя кипучая энергия не находила выхода. Ну, отогнал пару машин в Россию, продал. И кто видел эти деньги? Ты здоровый, как бык, даже болеть начал. Сколько доктор Зенф вскрыл на тебе фурункулов? Десять? У нас, женщин, всегда есть дела, заботы по дому. А мужику что делать без языка?  Риточкой, в основном, мама  занималась, да и особых проблем с ней, слава Богу, не было. Помнишь, - купили компьютер, ты его в момент освоил, но не увлёкся, как другие. Потом начал бегать по часу, кидал камни в лесу, подтягивался. Снова оброс мускулами. А концерты  туристических песен в общежитии? Помню, когда ты исчез на всю ночь, явился с фингалом и распухшими кулаками?  И перегаром несло за версту. С кем подрался, где, не знаю. Но все проблемы были бы терпимыми, если б не та экскурсия в Баден-Баден. Когда нас привели в казино, и ты увидел рулетки, карточные столы, игровые автоматы, всю обстановку, я испугалась, заметив проклятый азартный блеск твоих глаз. Не сказано было ни слова, но сердце моё упало…

   От нашего общежития до игрового вертепа меньше ста километров. Ты прыгал в  раздолбанный  опель и исчезал. А вместе с тобой за пару недель исчезли все наши деньги. В отчаянии я обратилась к доктору Зенфу. Он свой, переехал из ГДР. Даже по-русски немного говорил. Тот первый объяснил, - безудержное влечение к играм, Spiеlsucht - по-немецки, тяжкая болезнь, как алкоголизм и наркомания. Тоже трудноизлечимая, но есть специалисты, которые пытаются помочь, только необходим язык и желание. Я обрадовалась, предложила ездить с тобой. Врач покачал головой, лечение у психолога через переводчика невозможно. А тебе и в магазине толком не объясниться. В глаза смотреть стыдился, а с собой не справился. Болезнь.
    ...Вот беда-то. Вот так. Да знаю, милый, что любишь, слышала не раз, «дорогая-золотая», а помочь-то тебе не смогла. Всё, пока-пока Андрюшенька, пора открывать глаза. Мама проснулась, стонет.
 
  ...Не пьёт. И почти не реагирует, даже не понимаю, в сознании она или нет. Хорошо, врач капельницу прописал. Подключу, пусть хоть жидкость получает. Кап-кап. Фенька внимательно смотрит, что я делаю, мурлычит, наверно одобряет.

    Звонок в дверь. Кого ещё несёт? Открыла. Соседка Ольга. Широкая, румяная, жизнерадостная. Передник, руки и даже лицо в муке, -
-   Соседушка, яйца не одолжишь? Степан пирог с капустой заказал, одного яичка не хватило.Ты чо такая бледная? Как мамаша? Совсем плохо?  Ладно, пирог спеку, принесу. Негоже человеку в таком положении одному. И дочки нет? Спасибо, выручила, я быстро.
  Ольга со Степаном пенсионеры, окружены многочисленной роднёй. Будучи хлебосольными, привечают своих чуть не каждый выходной. А те, наевшись-напившись и накричавшись частушек под гармонь, дружно выходят на балкон покурить. Дым, по законам подлости, как пылесос, втягивается в нашу квартиру. Приходится терпеть, ведь Шмидты всегда готовы помочь, рукасты, что в безмужнем нашем существовании совсем нелишне, да и Феньку они балуют.…

   Как я люблю кофе! Меня волнует даже это слово. Когда я подхожу к моей примитивной старой кофеварке, нос щекочет исходящий от него тонкий кофейный дух. Бережно засыпаю в фильтр две полные ложки молотого, стараясь ни крошки не просыпать мимо. Мне нравится, как эта машинка урчит и кухня наполняется волнительным ароматом. Сначала наливаю полчашечки, любуюсь на тёмно-коричневую жидкость, запах щекочет ноздри, и только тогда делаю первый глоток. Ну, и конечно, вкус. Горьковатый, терпкий, бодрящий. Не стоит портить его ни молоком, ни сахаром. Нельзя еду запивать кофе. Им надо наслаждаться отдельно….
      
    Кап-кап, капли капают, значит, капельница не засорилась. Мама задышала ровнее. Я заварила кофе. Как всегда, с удовольствием выпила полчашечки, налила ещё. Затолкала в себя йогурт. И снова уплыла в страну воспоминаний…

   Проиграв все наши деньги, Андрей вдруг стал суетиться, мол, пора слетать в Петербург. Кооператив то не продан, а лишь временно передан бухгалтеру. При этом имя Таньки не упоминалось. Я была так сердита, что и не возражала. Пусть катится куда хочет! Он улетел. На следующий день позвонил, что «В Бодрости бардак, надо разбираться, живу у мамы, по вам, родные мои девочки, скучаю»...

 ...И начался странный пятилетний телефонный роман. Андрюша звонил тогда не реже двух раз в неделю. Был в курсе всего, объяснялся в любви, иногда присылал деньги, а бывало, просил выслать ему. Понимала, он очередной раз проигрался. За это время мы переехали в большой город. Я окончила медицинское училище, и начала работать медсестрой, что подходило моей душе больше, чем инженером. Риточка перешла в гимназию. Мама старела, ей прочищали сосуды сердца, за мной начал ухаживать Саша Колкер, соученик по медучилищу. Его первая специальность учителя химии Германии не понадобилась. Неплохой парень, полноватый. Весьма неглуп, тихий и упорный, коллега опять же. Организовал своё бюро по уходу за стариками на дому. Любитель читать, одновременно ковыряясь в ушах, носу, теребя остатки волос. Мама уговаривала: « идеальный муж, чего ещё надо?» А я продолжала любить и жалеть Андрея...

  Свалился на нас он неожиданно. Очередное «приключение». В него стреляли, ранили в бедро, рана в России не заживала, приехал лечиться ко мне, в Германию. Дочка, путавшая уже русский с немецким, от него отвыкла, дичилась. Мать косилась. Я радовалась, будто и не расставались, все обиды забылись! О своей жизни рассказывал скупо, кто его ранил – молчал. Но то, что с Танькой расстался, а кооператив совсем развалился, доложил. Сейчас у него какие-то новые, непонятные мне занятия. Часто отвернувшись, звонил куда-то, а залечив рану, месяца через два, заторопился, «дела-дела!». Упрашивала: «оставайся, вдруг они в тебя опять стрельнут?» Андрей как-то странно усмехнулся: «он ни в кого больше не выстрелит». Перед отбытием мы провели три упоительных дня в Альпах. Словно бог гор мчался он с любых склонов, я не поспевала. Как был хорош он днём и ночью. Ах, ночи-ноченьки! Пообещал скоро вернуться, и, поселив тревогу в сердце моём, улетел….

   В это время, заставив вынырнуть из грёз, снова позвонили в дверь. Пришла Ольга. Уже без передника, во фланелевом, похоже российском, платье. Принесла тарелку горкой нарезанных пирогов. Фенька, унюхав вкусный запах, задирала голову и требовательно мявкала. Надо ставить чайник, Ольга кофе не пила, пришлось заваривать чай. На цыпочках подошла к маме, покачала головой.
-    Все там будем, поешь-ка пирожка, тёплый ещё.
 Есть не хотелось, но она же не отвяжется.
-    А дочура где?
-    Она звонила.
-    Вот такая нынче молодежь. Тут должна быть,тут при матери!
-    Зачем? Я справляюсь.
-   Бабушка помирает, а ей гулянки. Мы их балуем, потом удивляемся, почему они только о себе, - высказала педагогические осуждения бездетная соседка. Я промолчала.
-    Ты батюшку или раввина вашего для причащения приглашала?
-    Не религиозные мы.
-    И то верно. А если не причастить, душа ейная в гиене огненной корчиться будет. Что тогда?
-    Оля, она живая, вдруг выкарабкается, а ты как о покойнице.
-   Ваше дело. Чай допью и пойду, ты пирога ещё поешь, голодать негоже. Если что, звякни, враз поможем, не чужие, соседи.

…Какой день сегодня? Ах, да, воскресенье. Как завтра на работу идти, на кого её оставить? Фенька на колени забралась, урчит, зелёным глазом понимающе поглядывает, сочувствует.
В капельнице жидкости  ещё полбутылки, можно подремать….

 … Дона Флора и её два  мужа. Прочитала роман Жоржи Амаду. Бразильские страсти. Похоже на мою жизнь, да не очень. Наш принц исчез, и полгода от него ни весточки. Потом объявился, - работал в Анголе. Какой ветер его в Африку занёс? Разве расскажет? Я истерзалась тогда ревностью и, желая отомстить, или ещё почему, уступила терпеливо дожидавшемуся Саше Колкеру. Он смотрел собачьими глазами, старался угодить. Маме с Риточкой он нравился. Ещё бы! Одной поставил русское телевидение, другой велосипед подарил. А мне - не очень то. Обыкновенный, пресный, не более. Его попытки съехаться я пресекала, ждала. Мать подзуживала, Андрея оговаривала.  Через полгода, звонок:
-    Вика, я из франкфуртского аэропорта, сажусь в поезд. Оркестра не надо, часика через два встречайте дома.

Срочно звоню Сашке, чтоб не звонил и не появлялся. Он догадался:
-    Так, так...Герой объявился?
    Бросила трубку. Разве поймёт? Заметалась между холодильником, плитой и зеркалом. Успела борщ любимый его сварить, и себя в порядок привести. Явился худой, с африканским загаром, в полувоенной форме, со здоровенным баулом. Честно говоря, - по чувствам, с которыми его встречали мама с Риткой и я, разница весьма заметная... А у меня от радости просто крыша поехала…. Мы до неприличия быстро уединились. Едва утолив острый любовный голод, зашептал в ухо, у него серьёзный разговор:
-   Тебе нравится эта квартира?
-    Удобная, но - хороша Маша, да не наша.
-    А купить её хочешь?
-    Не смешно, на какие шиши?
Он залез в баул и из чрева его достал толстенную пачку денег.
-  Здесь достаточно. Бери, выкупи квартиру. Всё равно проиграю, ты ж знаешь.
И через пару недель счастья исчез, как испарился. Вот так и стали мы квартировладельцами.

    ...Осточертев обоим, роман с Сашей тянулся лет пять. Расстались. Говорят, он женился. Риточка, умница, радость моя, выросла, уже в университете. У неё своя жизнь. Андрюша за десять незаметно пролетевших лет врывался метеором четыре раза. Африканский однозубый божок, рядом с твоим фото, лихим и улыбающимся, скалится со стены. Да, да, ты звонил, то из Анголы, из Лас-Вегаса или Колумбии, кажется из Чечни, мы подолгу разговаривали...
 
...Вот уже три года и два месяца, как слышала твой голос последний раз ….   
   Я понимаю – карты, горы, опасность, новое дело, азарт – твоя стихия. Ну, не годен ты для семейной рутины. Пусть! Андрюшенька - праздник и принц мой, скажи, если любишь, скажи, сколько ещё ждать? Жив ли, что с тобой, дай знать! Не нужна – отпусти,ну не мучай! Мне скоро сорок пять, когда кончится наваждение, я уже не  хочу и не могу больше так жить!
 
     Кто царапается и бьёт чем-то по лицу? Конечно, Фенька. Чего беспокоится? Разлепила глаза, вижу, спрыгнула и зовёт к маминой кровати, мявкает. Непривычная тишина, хрипов не слышно. Подбежала. А мама  не дышит, рот открыт. Всё, отмучалась... Колени подкосились, чуть не рухнула мимо кресла. Надо бы заплакать, да слёз нет, и сил тоже, пустота. Боже! Что делать? Что? Наверно, нужно сообщить Рите. Дотянулась до телефона, а тут звонок. Радостный голосок дочери:
-   Мамочка, прислали результат анализа. Я буду мамой, ты - бабушкой. Ура-а! Оскар тоже рад, сделал мне предложение. Чего молчишь? Говори! Соня не дышит? Да? Держись родненькая, мы сейчас приедем!

      И слёзы горести и радости, слёзы облегчения, наконец, прорвались…. 
               
                Март 2010 – июнь 2021  Штутгарт