Глава 3. Деревня в Подмосковье. 1944 год

 
 "КРУГ". СЕЛО ВОЗДВИЖЕНСКОЕ. ДЕРЕВНЯ ВЛАДИМИРОВКА,
 Бабушка Антонина Никаноровна встретила нас буднично – доброжелательно, так, как будто внуки без матерей объявляются у неё ежедневно. Чуть позже пришла с работы тётя Кланя (Клавдия Владимировна), как всегда оживлённая, весёлая, насмешливая. И очень заинтересованно расспрашивала она о подробностях моего путешествия из Орска вообще и нашего с Генкой марш – броска из Фроловского во Владимировку в частности.

 Наутро Генка ушёл домой. Больше ни разу в жизни я с ним не встречался. Через много лет я узнал, что большой кусок его жизни прошёл сравнительно недалеко от меня – в Сухуми, где он работал стеклодувом в филиале Акустического института АН СССР.

 Так началась для меня новая, деревенская жизнь. Бабушке и тёте Клане повезло больше, чем семье тёти Нади. Потеряв свой, сожжённый немцами, дом в Воздвиженском, они смогли вселиться в пустовавший дом в деревне Владимировка.

 Это был небольшой бревенчатый сруб размером примерно четыре на четыре метра с двумя небольшими окошками, глядевшими на деревенскую улицу. Почти половину дома занимала русская печь, стоявшая вблизи задней и боковой стен так, что между печью и стенами оставался только узкий проход.

 Небольшой закуток между передней стеной с одним окошком и печью использовался как кухня. Здесь стоял кухонный стол и здесь же находилась крышка подполья. Это подполье, в моих глазах, было главной ценностью дома. Когда впервые при мне бабушка открыла крышку в полу, я испытал настоящее радостное потрясение. И было чему радоваться.

 Подполье - в феврале! - почти до самого пола было заполнено «продуктами»: картофелем, свёклой, луком, морковью, капустой, брюквой, (по местному - бушмой). Был небольшой бочонок мочёной брусники. Картофель, как я узнал, был получен на «трудодни» тёти Клани, а все остальные овощи вырастила бабушка Тоня на участке земли, примыкавшем к дому.

 Кроме «подпольных» запасов было ещё немного молока от козы, и почему – то совсем немного яиц от кур. В деревне, как и в городе, совсем не было сахара, очень мало было соли, поэтому ни варений, ни солений в доме не было.

 Правда, иногда бабушка пыталась делать «повидло» - из смеси проваренных, растолчённых и перемешанных овощей (свёклы, моркови, бушмы) с добавкой раздавленной мочёной брусники. Я с удовольствием ел этот продукт.

 Большие проблемы были в деревне с хлебом. Колхозникам карточек на хлеб, как и на другие продукты, не полагалось. Хлеб они должны были печь сами из муки, которую они должны были намолоть сами из зерна, которое они сами должны были заработать на трудодни в колхозе.

 Но зерна (ржи) в подмосковных колхозах на трудодень выдавалось мизерное количество, поэтому муки было очень мало. И мололи рожь на ручных мельницах, которые стояли в каждом деревенском доме. О мельницах речь ещё впереди.

 И вот поскольку муки было очень мало, в тесто для будущего хлеба намешивали и картофель, и свёклу, и  всякое прочее… На хлеб это изделие было похоже только по форме. И всё – таки с едой в деревне проблем было намного меньше, чем в городе. Здесь всё же было что – то, что можно есть.

 Тяжелейшей проблемой деревни тех лет было почти полное отсутствие мужчин трудоспособного возраста. Так в 28 дворах, то есть в 28 семействах Владимировки было только двое мужчин. И, строго говоря, оба были не вполне трудоспособны.

 Одним из них был председатель колхоза Данилович, освобождённый от воинской повинности по возрасту. Ему было около 60 лет, и примерно 30 – летний горбун, муж счастливой женщины и отец счастливого семейства. Это был буквально тот самый случай, о котором говорят: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!»

 Остальные 26 семейств возглавляли женщины, их мужчины были в армии. В колхозе не было никакой техники. В результате редкой изворотливости Даниловича в колхозе имелось 8 молодых, ещё не вошедших в полную силу лошадей (немного больше одной лошади на четыре семейства). В соседних деревнях не было и этого: лошади, как и мужчины, были призваны в армию. Отсюда и появилась горькая женская частушка тех лет:

                Я и баба, я и бык,
                Я и лошадь и мужик.
 
 Все 28 дворов Владимировки выстроились в один порядок на обширной поляне, со всех четырёх сторон окружённой лесом. Большую часть поляны занимала пашня, меньшую - луг. Самый отдалённый от деревни лес начинался примерно метров за 500 от неё, самый ближний - в 30 - 40 метрах.

 Слабо наезженная по снегу дорога шла через поле к лесу и примерно через полтора километра выходила из леса на более оживлённую дорогу, соединяющую село  Воздвиженское и деревню Александрово, где находился барский дом усадьбы князей Меншиковых. Чтобы идти в Воздвиженское, на этом перекрёстке нужно было повернуть налево.

 С февраля до июня я с другими школьниками из Владимировки ежедневно, кроме воскресенья, ходил по этой дороге в школу: три километра туда и три обратно. В деревне Александрово  дорога начиналась от бывшего барского дома, а в Воздвиженском она упиралась в «царские ворота» красивой просторной церкви с высокой колокольней.

 В декабре 41–го в колокольню попал снаряд, и половина её обрушилась по вертикали от верхушки и почти до фундамента. Сама церковь в 1944 году выглядела совершенно неповреждённой. (Именно в этой церкви с 1901 по 1929 годы служил сначала псаломщиком, а затем дьяконом мой дед Владимир Аркадьевич Петропавловский.)