Не сторож брату своему 4

Мэрги недоверчиво покачала головой. Неудивительно – я и сам бы на её месте усомнился в здравом рассудке доктора, отказывающегося от своих собственных записей. Но сейчас меня ещё и залило холодным потом, потому что будь на месте Кленчер Остин или Ли, они сделали бы укол, не переспрашивая, и сонный Холмс не воспротивился, даже не возразил бы после слов: «Доктор Уотсон назначил». Покорно получил бы инъекцию, заснул ещё крепче, избавившись от боли, и умер бы во сне примерно через полчаса – час, тихо и незаметно для себя.
- Вам нехорошо? – участливо спросила Мэрги. – Что-то вы побледнели. Голова всё болит?
- Да, мне нездоровится сегодня... – признался я, довольный, что хоть в этом лгать не пришлось. - Послушайте, мисс Кленчер, я вас прошу: проследите за этим пациентом, за Холмсом, особо, и мои назначения... обращайтесь за подтверждением всякий раз, хорошо? А другие... пусть они ничего не делают в этой палате, ладно? Я вас убедительно прошу.
- Вам, может быть, прилечь? – нахмурилась она.
- Прилягу, спасибо... Я ночевать здесь останусь, так что если понадоблюсь, будите.
Я отправился в свой кабинет и растянулся там на жёстком диване. Сон не шёл. Мне снова и снова вспоминался тот лёгкий беспорядок, который я заметил в своих бумагах. Неужели кто-то нарочно сделал записи в листе назначений, подделываясь под мой почерк? Но зачем? Дискредитировать меня или... убить Холмса?
Холмс пришёл сюда – вернее, был приведён полицейскими – в гриме. Его едва ли кто-то смог бы узнать – я сам узнал его не сразу. Я назвал его имя Мэрги Кленчер, и только. Сказала ли о нём кому-нибудь Мэрги Кленчер? Пожалуй, следовало спросить её об этом, но, взглянув на часы, я увидел, что уже очень поздно. Решив оставить головоломки до утра, я повернулся лицом к жёсткой клеёнчатой спинке и принялся считать про себя – так же, как Леонардо заставляет считать наших пациентов во время дачи наркоза. Несмотря на усталость, до тысячи я досчитать точно успел.
Меня разбудил на рассвете настойчивый стук. Старику, чей кишечник мы сшили новым способом, внезапно сделалось плохо.: вдруг поднялась температура и по всем признакам началось воспаление брюшины.
- Неужели несостоятельность швов?- поднывал побелевший от страха доктор Роксуэлл. – Это же дискредитация, это вся работа насмарку, да ещё проклятый Червиковер всё время крутится тут – того и гляди попадёшь с ним в историю.
- Живот мягкий, - неуверенно возразил я.
- Да бросьте, чего там «мягкий»! У стариков всегда живот мягкий. Вот, помню, года четыре тому назад - да, Лео?
Леонардо удручённо кивнул.
- Расшивать надо, - сказал четвёртый, не совсем правомочный член спонтанного консилиума – Вобла Мэртон.
- С вашей-то точки зрения, конечно, надо, - не то огрызнулся, не то пошутил Роксуэлл, - Как оно не обернётся, вы-то всё в выигрыше: пациента не спасём – так хоть музею вашему пополнение.
Леонардо поморщился – он ещё не привык к здешнему цинизму и, видимо, не понимал, что причина такого цинизма – чувство бессилия и вины, время от времени посещающее каждого оператора. Мы хватаемся за цинизм, как за соломинку в море отчаяния, в котором барахтается медицина в целом и каждый медик – в частности.
- Готовьте, - велел я Леонардо, безнадёжно махнув рукой. – Не торопитесь только. Час-другой ещё понаблюдаем. Согласны, коллега?
Роксуэлл кивнул:
- Другого и не остаётся, - буркнул он, пожав плечами.
Было около шести. Ложиться снова смысла не имело, и я отправился проведать Холмса.
У дверей палаты, как ей и предписывала инструкция, в плетёном полукресле расположилась сиделка Лиз Колверт.
- Что пациент? Спит? – спросил я её.
-У него тихо, - неопределённо ответила она.
Я приоткрыл дверь и тотчас гневно обернулся к ней:
- Вы заглядывали в палату?
- Он же не звонил, - пожала плечами мисс Колверт. – Зачем бы я стала его тревожить?
- Так загляните, сделайте одолжение! – рявкнул я.
Холмс бледный, как смерть, обливался крупным потом. Зубы оскалены, глаза зажмурены от нестерпимой боли. Правая рука вкогтилась в плечо левой выше повязки. Полагаю, он и кричал бы, если бы ему не перехватило горло. Повязка выглядела странно – словно заржавела пятнами.
- Господи боже! – ахнула Лиз.
- Мисс Колверт, быстро сюда ножницы, перекись, воду и лоток. Да, и фельдшера Кленчер! – а потом Холмсу: - И почему же вы никого не позвали, безумец?
Он не ответил. Впрочем, может быть, потому и не позвал – задыхался от боли и не мог говорить.
Лиз вернулась с инструментами для перевязки и с Мэрги Кленчер.
-Что происходит? – спросила та резко и испуганно.
- Хотел бы я знать. Ножницы!
Я срезал повязку, при этом она буквально расползалась в моих руках. Холмс замычал и попытался сопротивляться. Едва ли он контролировал себя.
Рана выглядела отвратительно: раневой канал под чёрным струпом, закупоривающим его, как пробка бутылку, кожа вокруг разъедена, отёк, пузыри с мутным содержимым.
- Боже... - прошептала Мэрги. – Как это сделано?
- Морфий внутривенно, - велел я. - Усыпите его.
Кленчер сделала инъекцию, с трудом распрямив согнутую руку пациента – казалось, все мышцы Холмса сведены болевой судорогой. Но, к счастью, подействовал морфий быстро – очевидно, потенцированный всё ещё не выведенным до конца сетроналом. Тело Холмса медленно расслабилось и, так и не открыв глаз и не сказав ни слова, он с видимым облегчением вытянулся на спине без сознания.
Очистить рану было не так просто – бурая крошковатая масса заполнила раневой канал, мышца ползла под инструментом, как гнилая тряпка, отовсюду сочилась мутная сукровица. Я потратил почти полчаса на то, чтобы привести её в надлежащий вид.
- Не надо повязки, - сквозь зубы сказал я Мэрги, уже приготовившейся бинтовать. – Прикройте марлей в несколько слоёв, закрепите булавкой. Никаких циркулярных витков.
Она молча кивнула и молча выполнила свою работу, но в её глазах я видел предстоящий разговор. Что ж, мне самому хотелось поговорить – у меня руки тряслись от злости, и хорошо ещё, что трястись они начали уже после того, как я закончил.
- Полагаете, и это я сделал? – прямо спросил я. – Вы ведь не поверили мне насчёт лауданума?
- Действительно, не поверила, - согласилась она, собирая грязный инструмент в лоток. – Вы выглядели очень усталым вчера – я подумала, что вы напутали в листах по рассеянности и не хотите в этом признаться даже самому себе. Но вот такое по рассеянности не сделаешь...
- Судя по всему, - заметил я, - какое-то едкое вещество специально ввели под повязку или в повязку, пока пациент спал. Это его не разбудило – сон был медикаментозным, крепким. Времени, пока эта дрянь просочилась сквозь марлю и оказала своё действие, как раз хватило, чтобы мерзавец смог не спеша убраться подальше. А потом Холмс проснулся от боли – такой сильной, что она его полностью дезориентировала – он даже позвать на помощь не смог, насколько я понял. И самое гнусное, что всё это над ним проделали здесь, где, как я полагал, он будет в покое и безопасности. Так что теперь уж я хочу во что бы то ни стало дознаться... Что это вы делаете?
Мэрги взяла из лотка лохмотья срезанной повязки и зачем-то поднесла к лицу.
- Знаю, что это такое, - помедлив, уверенно сказала она. – Это концентрат для приготовления раствора, которым чистят металлические наконечники. У него специфический запах – можете сами понюхать. Флакон стоит в кладовке под лестницей, доступ к нему совершенно свободный, а между тем это очень едкая жидкость, и она не обжигает, как кислота, а, скорее, разъедает, проникая вглубь. В прошлом месяце я нечаянно капнула себе на руку – было жутко больно, рука распухла, и образовалась язва. Я знаю, что Сен-Син разводит её со всеми предосторожностями и непременно в толстых перчатках. Бедный мистер Холмс!
- Кто же мог это проделать? – вслух задумался я. – Понятно, что едкая жидкость была введена не слишком давно, не то мы застали бы его в худшем состоянии. Где-нибудь четверть часа – не больше. Мисс Колверт, кто-нибудь заходил в палату за последний час?
- Кроме вас, никого. Но ведь я отлучалась на пару минут. Правда, это было больше часу назад – примерно полтора. Ума не приложу, что всё это значит.
- У мистера Холмса есть недоброжелатели, - спокойно сказала Мэрги Кленчер. – Разумнее в первую очередь подумать на них.
- Конечно, у него есть недоброжелатели, - не мог не согласиться я. – но ведь здесь не проходной двор. В такой час двери ещё заперты, и Сен-Син вряд ли бы впустил постороннего. Что ж, возможно, Холмс сам  сможет подсказать ответ, когда очнётся. А пока ему понадобится болеутоляющее, мисс Кленчер, и я сам останусь здесь, с ним, если, конечно, срочно не понадоблюсь Роксуэллу. Если это произойдёт, я позвоню, и вы смените меня – без всяких двухминутных отлучек. И вот ещё что: постарайтесь не распространяться ни об инциденте, ни вообще о том, что здесь лежит мистер Холмс, хорошо? Это моя личная просьба.
Обе женщины с готовностью кивнули, но я прекрасно знал, что цена этим кивкам – разная.