Глава1 отражение мечты

Хочу у зеркала спросить…
А.Ахматова


Будильник тикал нервно и как-то вопросительно: - Вот как? Вот как? Вот как? Будильник был старый, с облезлой зеленой эмалью, размером с чайное блюдце.
Да и все в этой комнате было не новым, обшарпанным, если не сказать убогим. Минимум разнообразия и уюта. Будто время остановилось в далеких застойных. Дешевые, выцветшие обои, потерявшие и первоначальный цвет, и неброский рисунок. Продавленная, скрипучая тахта, письменный стол, заваленный книгами и тетрадками, две застекленных полки, опять же с книгами, на стене. Интерьер являл собой образец социалистического быта 1970-х, 80-х. Кажется единственная бытовая вещь, которую Анфиса приобрела сама, это электрический чайник с автоматическим отключением. Да и то после того, как старый эмалированный, сожгла до состояния не позволяющим им пользоваться.
На что не жалко было денег от скудной учительской зарплаты, которую и зарплатой трудно назвать, так это книги. Анфиса являлась образцом законченного книгоголика. Читала все подряд от бульварных романов до объявлений на остановочном павильоне. Чтиво единственное, что давало ей хоть какую-то иллюзию интереса к жизни.
Пожалуй, все-таки стоит признаться самой себе, что жизнь не удалась. Работа давно уже не радовала, да и что может радовать в ежедневном вдалбливании русской грамматики и проверки очередной стопки тетрадок. К тому же, не столько она учеников, сколько они ее учили. Стала замечать, что нахваталась от них словечек разных, а как по-другому то? Детям нужно объяснять на понятном им языке.
 Коллектив практически женский, даже физкультуру вела дама бальзаковского возраста с комплекцией бегемота, правда неуемного темпераметра. Интересно как она демонстрирует, например прыжки через «козла». Как в цирке подвязывает лонжу?
Единственный и неповторимый мужчина этого коллектива – отставной майор Георгий Яковлевич – военрук, который безвылазно сидел у себя в подвале и потихоньку спивался. В редкие свои вылазки на педсоветы, тихо сидел в уголке и дремал, являя собой скорее предмет интерьера, чем преподавателя.
Короче коллектив интереса не вызывал, но и не третировал. Серо…
Друзей - подруг кот наплакал. Все семейные, озабоченные воспитанием отпрысков и укреплением благосостояния. Наверное это были не настоящие друзья-подруги, если тоже не вызывали интереса, вернее интересы с годами становились все более разными.
Быт. А что быт? За счастье, что ей досталась маленькая квартирка от тетки, которая, кстати, ее и воспитала. Родителей Анфиса не помнила. Ей что-то около трех было, когда они погибли. Тетка – сестра отца, забрала ее к себе, так как своих детей не было, да и откуда им было взяться у старой девы. Елизавета Власьевна гордилась своим почти дворянским происхождением, ругала, на чем свет стоит советскую власть, которая лишила ее семьи и состояния. Боготворила бабушку, по материнской линии, по слухам сгинувшую в 37-ом, которая являла собой образец русской интеллигенции и нравственности. Тетка так и не вышла замуж, потому что по ее словам не нашла достойного претендента. Чувственные проявления считала вздором, и Анфису воспитывала в строгости. Никаких задержек после девяти вечера, танцы - это пошло, короткие юбки - неприлично, а мальчики, которые пытались ухаживать – кухаркины дети.
Нет, тетку Анфиса любила. Теткой звала, потому что Елизавета так, порой называла себя сама: «Ты слушай тетку…Тетка плохому не научит…».
В далеком детстве, пыталась называть мамой. Но получила яростный отпор: « Мать у человека одна. Должно чтить память того, кто дал тебе жизнь. И твоя тетка выполнит долг перед этой святой женщиной».
Замужем Анфиса все же побывала. По Елизаветиному настоянию вышла за сына ее подруги «...из очень приличной семьи...», но, как и следовало ожидать, ничего хорошего из этого не получилось. Муж - маменькин сынок, считал жену не приспособленной к жизни, плохой хозяйкой и не дотягивающей до пьедестала его мамочки километра два. Но как-то жили.… А когда тетка тяжело заболела и Фиса практически жила у нее, требовался постоянный уход, «лучшая подруга» быстренько нашла своему сыночку более достойную партию, чем никчемная учителка с ее жалкой зарплатой. Послушный сыночек не посмел перечить. Детей не нажили. Знойных чувств не было. Поэтому развод прошел безболезненно для обеих сторон. Тетка умерла, оставив все свое имущество племяннице. Все имущество состояло из однокомнатной квартирки с немудрящей мебелишкой и сберкнижкой на 10 000 рублей, которые в 91-м превратились в копейки.
А будильник  все тикал нервно и как-то вопросительно: - Вот как? Вот как? Вот как?
Ну, скажите на милость, с чего  ради, проснуться посреди ночи и сна ни в одном глазу?
Тени от тополя за окном, качали на потолке кружева.
Тишина. Тени… и « вот как?», «вот как?»
В углу слегка отсвечивает зеркало. По уверениям тетки венецианской работы, что, кажется, маловероятно. Хотя на вид действительно очень старое.
Пожалуй, зеркало – единственный достойный предмет меблировки из всего полученного наследства.
Большое, метра полтора высотой. Бронзовая витая рама, со следами былых канделябров по бокам, и с маленьким выдвижным ящичком, обитым, когда-то алым, бархатом внутри. В ящичке хранились «драгоценности» - дешевая бижутерия, пара серебряных колечек и кое-что из косметики, тюбик помады, тушь для ресниц и прочие мелочи. Над зеркалом фотография бабушки, уже пожелтевшая от времени.
«Образец русской интеллигенции и нравственности» смотрела несколько опустив голову, с загадочной полуулыбкой. На фотографии бабушке было, примерно столько же, сколько Фисе сейчас. Елизавета говорила,  похожи...
Поднявшись, как была, в ночной рубашке, разглядывая себя в зеркало, сквозь паутинку трещинок на амальгаме, Фиса подумала: « А ведь, что то есть… Если поднять волосы вот так…Плечи развернуть…Платье с высоким воротничком «под горлышко» и высокими буфами рукавов…на груди нитка жемчуга…жемчужины крупные, матово блескучие и тяжелые…Ух ты, даже дышать трудно стало…А дышать трудно стало потому, что стоя посреди комнаты, в этом темном тесном платье, глядела очумело на свое отражение… и нитка жемчуга… вот они бусины, с розовым отливом в свете фонаря с улицы, …ноги босые…ну да про обувьв зеркало не видно… та-а-ак… приехали что ли? Припомнить бы первые признаки шизофрении…»

Будильник истерично звенел. Громко, воображая себя пионерским горном. Видимо его создатели считали, что именно под такие звуки должен просыпаться строитель коммунизма. Что бы ни возникало иллюзий – это утренняя побудка, а не приятные отзвуки сна.
 Как не хочется вставать. «Ах, ну и сон сегодня приснился: зеркало, жемчуг… Быстренько пастить зубы, расческа, привычный пучок на голове, чашка кофе на бегу между натягиванием колготок и упаковкой очередных перлов учеников в портфель. Надо пару раз мазнуть косметикой лицо…ящичек…» И чашка с недопитым кофе летит на пол…, значит это не сон! Вот она нитка жемчуга при свете еще более красивая. Бело-розовые капли, как будто живые, дышащие…Ну, да, сама ее сюда положила, после того как, чертыхаясь и путаясь в крючках, сняла платье…


Двери школы открыла одновременно со звонком. Директриса теперь не упустит возможности поучить жизни и дисциплине. Но Бог миловал, опоздание руководство не заметило, класс, за те пять минут, пока хватала журнал и сдергивала пальтишко, слишком расшалиться не успел и рабочий день прошел почти нормально, если не учитывать некоторые моменты заторможенности, никак из головы не шли мысли о ночном приключении.
Прибежала домой, и первым делом к «драгоценностям», вернее теперь без кавычек и с большой буквы, к Драгоценности. Жемчуг был на месте. Пятьдесят одна бусина величиной с крупную горошину. Одна чуть крупнее других, немного неправильной формы и как бы смятая. И что теперь?
Допоздна просидела перед зеркалом, пытаясь материализовать что-нибудь. Безрезультатно. Может слова какие нужны типа «Свет мой зеркальце, скажи…» или пассы или то и другое вместе…  Но ночью молчала, во всяком случае вслух ничего не произносила. Попыталась точно воспроизвести мысли и движения, результат ноль. Может время играет какую то роль? Сколько тогда было? Два? Три? На часы ведь не смотрела.

Начались октябрьские праздники, а, следовательно, и каникулы. Хоть небольшая передышка от однообразных рабочих будней. Фиса решила, наконец, сделать генеральную уборку своего небольшого хозяйства. Книги рассортировать по авторам, те, что помещаются на полках, а те, что не помещаются хотя бы от пыли протереть. Давно собиралась купить небольшой книжный стеллаж, да все не хватало средств. Зарплату постоянно задерживают, а когда дадут, после раздачи долгов остаются крохи.
Ну, вот вроде малость прибралась. Труднее всего с книгами. Пока протираешь, хочется какой-нибудь вкусный кусочек перечитать, а там увлечешься и с «мясом» отрываешься от сюжета. Целый день с уборкой провозилась. Вот свет-зеркальце протереть и готово.
Прошло больше месяца после того ночного видения-явления и бессонных ночей в попытке повторить чудо. Но чудо больше не являлось. Жемчужное ожерелье – вот оно. Вполне материальное. И все.
Долго думала, может его как-то реализовать, ведь, наверное, дорогое. Вспомнился рассказ Конан Дойля, как некой даме раз в год присылали одну жемчужину, на что она могла прилично жить в течение года. Продавать по одной, и можно осуществить давнюю мечту: съездить куда-нибудь, на курорт, например или того круче за границу. Рим, Париж…заманчиво. Но, глядя на ожерелье, рука не поднималась его разъединять. Уж больно красивое. Светится изнутри. У Фисы ж никогда не было ничего по настоящему ценного. И до этого никогда не чувствовала она тяги к драгоценностям. Может, потому что их не было, алмазов-брильянтов то. Типа аппетит приходит во время еды.
Бусины так приятно перебирать пальцами, они теплые на ощупь, переливчатые, живые. Впервые с той ночи, она решилась его одеть.
Нет! Не зря они выдуманы  - дамские украшения. Даже старенький застиранный  голубой свитерок выглядит не так затрепано. А жемчуг из розоватого стал отливать сиреневым.
 Конечно вместо свитера, лучше элегантное платье, пусть тоже голубое, голубой блондинкам идет. Такое шикарное платье с открытыми плечами из струящегося тяжелого шелка и «рваным» подолом.

Получилось!!!!
Обалдело, глядя на себя такую шикарную. Что? Опять босиком? Ха-ха! В соседнем обувном салоне видела такие классные туфельки на высокой шпильке с маленькими золотыми бантиками, стоимостью полторы зарплаты. Оп-па! Опять получилось! Что там теперь? Прическа? Что-нибудь сложное, высокое, с легким локоном вдоль шеи на плечо.
А я ничего. Очень даже. Нет, не Голливудская красавица конечно, но что-то такое появилось, шик что ли. И глаза такие… глубокие, с огоньком.
Почему же раньше не получалось? Может ожерелье - ключ, а зеркало-замок? Похоже. Что ж, дура, раньше то не догадалась? А потому, что в первый раз без ожерелья как-то сработало. Оно же тоже из зазеркалья.
И что теперь пожелать? Ну, да, книжный стеллаж – слабо? Такой как я хотела, не широкий, но до потолка. Вот он, стоит как миленький. Еще бы «по щучьему велению» и книжки с пола сами на него составились. Ха! Классно! Я теперь Великий Гудвин! Великий и ужасный! Хотя почему это ужасный? Очень даже симпатичный!

Утром проснулась поздно. Как же всю то ночь развлекалась - наряды меняла, последнюю «красоту» из перьев со стразами, сил стягивать не было, так и уснула, вот туфельки правда аккуратно сняла и возле тахты поставила. Ну, что? Подведем итоги?
Проснулась в своем свитерке и «велосипедках» с китайского рынка. Перьев не было. А вот туфельки здесь, где поставила. Избирательно как-то. В первый раз тоже было избирательно: жемчуг остался, а платье исчезло. Может это потому что, то, что понравилось, я прибирала, или потому, что туфли я сняла раньше ожерелья? Надо будет поэкспериментировать. А может туфли взамен бус?
Рывком подскочила к заветному ящичку. Здесь они родимые. Надела. Уф! Поесть теперь чего. Голодная ж! Со вчерашнего обеда, если его можно так назвать, маковой росинки во рту не было. А вдруг свет-зеркальце и скатертью самобранкой работать будет? Что там белые люди на завтраки едят, хотя по времени, поди, уже обед? Мяса хочу! Красиво поджаренного с зеленью и картофель фри. На тарелочке с голубой каемочкой. Уложенного как в ресторане.
Хотя в ресторане, если честно ни разу не ела. Пока тетя жива была, потому что не прилично, а потом, потому что лишних денег не было, да и не с кем.
А мясо ничего сочное, в меру прожаренное, интересно, если я теперь только на зазеркальную еду перейду, я растолстею с пережора или умру от истощения? Сейчас я себя чувствовала очень даже сытой.