Жестокий урок
- Не помешаю? – подойдя к присмотренной скамейке, спрашиваю я сидящего с краю мужичка одного возраста со мной и углубленно изучающего какую-то газету. На голове, в отличие от меня, сплошная лысина, нос картошечкой и без бровей, точнее, брови есть, но они настолько реденьки и настолько седеньки, что их не сразу разглядишь. Примечаю: несмотря на возраст, выглядит бодренько, чистенько, аккуратненько.
Мужичок отрывается от газеты, поднимает на меня глаза, секунду благожелательно смотрит и кивает.
- Извольте, - говорит он и вновь утыкается носом-картофелиной в газету.
Я – потрясен. Я, присаживаясь, мысленно восклицаю: «Не может быть, чтобы у мужчины были такие с бледно-зеленоватым отливом глаза! Женщин встречал, но мужчин – никогда».
Сижу минуту, другую и глазею на проходящих мимо длинноногих юных красавиц. Могу себе позволить и отвлечься от входа в магазин, потому что твердо знаю: минутка моей супруги равняется моему часу и никак не меньше. Стало быть, в запасе у меня много времени.
Скашиваю вправо глаза. Вижу, как сосед качает головой и тихо хмыкает. Понимаю: это он так реагирует на прочтенное только что. Из любопытства вытягиваю шею, чтобы разглядеть, что за газета у него в руках. Ага, ясно. Спрашиваю:
- Желтизной интересуетесь? – я имею в виду определенного сорта прессу, которой увлечен народ.
Сосед отрывает взгляд от страницы и несколько недоумевающе смотрит на меня.
- Простите, разве нынче есть иная пресса? – иронично спрашивает он, а в глазах мелькают искорки. – Что в этой газете, что во всякой другой – одно враньё, - он трясет газетой. – В ней, по крайней мере, есть хоть что-то от жизни.
Я, признаюсь, знаю ответ на его вопрос. Я, если честно, с ним полностью солидарен, однако для скрашивания скуки нуждаюсь в собеседнике. Чтобы тема не угасла и беседа не прервалась уже в самом начале, говорю:
- Например, региональное прогубернаторское издание, где…
Сосед взрывается и не дает мне закончить фразу.
- Ну и шуточки у вас!
Я, хоть и вяло, пытаюсь ему возразить
- Почему… Нет… Без шуток…
- Что там не читал?! Век бы не видеть этой сытой самодовольной хари, а в упомянутой вами газетёнке она красуется на каждой странице и во всяких ракурсах. Пару лет назад славили журналюги, облизывая со всех сторон одного местного вождя. Неожиданно для лизоблюдов (очевидно, думали, что тот воссел навечно) отправили на отсидку во всероссийскую богадельню. Предались горю, встретив нового назначенца кривыми ухмылками. Горе их оказалось недолгим: уже через месяц борзописцы с не меньшей лихостью принялись за облизывание нового вождя. Как будто прежнего их обожателя и не существовало, - скривившись, резюмировал. – Проститутки, короче.
Мужик в сердцах зашуршал газетой, переворачивая страницу, а потом вновь углубился в чтение, забыв о моем существовании.
Несколько минут прошло в нашем молчании. Но тут сосед, читая, захмыкал и закачал головой.
- Что-то, - спрашиваю, - интересное?
- Не то, чтобы… Скандал в звездной семейке… Муженек позволил себе левачок. Жена, прослышав о том, наставила в отместку ему ветвистые рога, - он положил рядом газету. – Знаете, не устаю удивляться…
- Чему именно? – несколько иронично спросил я.
Сосед, как я понял, иронии не заметил, поэтому серьезно ответил:
- Мстительности женщин, мстительности злобной и коварной.
- То, что жена, - говорю, - наставила мужу рога, - дело обычное и привычное.
- Ну… Я – вообще… Помните, бунт крестьянок в «Поднятой целине»? – я утвердительно кивнул. – С каким ожесточением бабы молотили Нагульнова! И, не моргнув глазом, забили бы, не приди на помощь однопартиец бедняжки.
- Притом, - вставляю я, - мужики шли в последних рядах и лишь своим улюлюканьем подогревали разъяренных баб.
- Беспредельная жестокость, - сосед вздохнул, - и не всегда обоснованная.
Я грустно усмехнулся.
- Хотите, - спрашиваю, - расскажу одну историю?
- На тему?..
- О том же самом.
- Анекдот?
- Нет.
- Говорите… Охотно послушаю.
- Это было на закате советской власти: более двадцати лет назад. Я приехал в один из райцентров на севере Урала и там познакомился с героем истории. Это был водитель райкомовского «УАЗика»: он вез меня в глухую и отдаленную деревеньку. Дорога – ухабистая, а потому длинная. От скуки взял да и поинтересовался, задав банальнейший вопрос: «Всю жизнь за баранкой?» Тот, глядя внимательно на дорогу, ловко маневрируя между выбоинами, ответил, но не сразу, а лишь после того, как закурил: «Как ведь сказать… Вообще говоря, любил и люблю это дело… Ну, то есть рулить… До недавнего времени в охотку водил персональную машину, а сейчас, вот, вынужден переквалифицироваться в профессионалы». Я переспросил: «По нужде? А что за нужда такая?» Он хмыкнул, выбросив в окно сигаретный окурок, как мне показалось, с ехидцей ответил: «Да вот такая… Жизнь-то не всегда катится ровненько… Поскользнулся, короче… Причем, на сухом и ровном месте». Я был заинтригован, да и профессиональная привычка дала о себе знать, особенно обострила мое чутье его оговорка насчет персональной машины. Я невольно подумал: «Тут что-то не так». Поэтому спросил: «А кто вы по основной профессии?». Он ответил: «Юрист, - после небольшой паузы уточнил. – Пять лет назад прокурором этого района был и, как мне казалось тогда, неплохим». Я опять спросил: «Тогда, а сейчас изменили, что ли, мнение?» Бывший районный прокурор зло сплюнул в полуоткрытую створку: «Дураком был, полным дураком!» Я непонимающе покачал головой, думая про себя: «Что могло случиться такого, чтобы из элиты, пусть и районного масштаба, очутиться в шоферах?».
- Я, пожалуй, знаю, - догадливо усмехнулся сосед по лавочке. – Залез в казну. Советская элита тоже ведь была не чиста на руку и только так гребла под себя.
- Бывало, конечно, - согласился я, - но в данном случае беда крылась в другом. Вот его история. Как-то раз, под конец рабочего дня Матвей Семенович сидел в кабинете и просматривал бумаги, одни подписывая, другие, по которым у прокурора были вопросы, – откладывая в сторону. И тут он услышал, как скрипнула дверь. Он поднял голову и увидел, что входит женщина. Нет, секретарша была, мимо которой и мышь не проскочит, но в тот момент секретарша отпросилась пораньше. Сказала, что хотела бы пробежаться по магазинам. Посетительница, притворив за собой дверь, остановилась. «К вам можно?» - нерешительно спросила она. «Ну… Вообще-то сегодня не приемный день, но если уж вошли, то… Проходите, присаживайтесь», - ответил прокурор, показав рукой на один из стульев. Женщина, присев, ладонью поправила волосы…
- Ясно! – воскликнул сосед по лавочке. – Сгорел на бабе.
Я возразил:
- И так, и не так.
- Как это? – сосед удивленно вперился в меня.
- А вы дослушайте до конца… Это была обычная посетительница, у которой недавно был осужден муж, и за которого она пришла хлопотать. «Вы, - сказала она, - можете, - опротестовать, как сказали знающие люди, незаконно вынесенный судом приговор». «Могу, - заявил Матвей Семенович, - но для этого необходимы веские основания. На суде поддерживал обвинение, как я понимаю, представитель прокуратуры, и, насколько помню, он не видит причин для подачи кассационного протеста на приговор». Посетительница воскликнула на это: «Мужика ни за что осудили, поймите же!» «Ни за что, говорите? – высокомерно переспросил прокурор и сам же ответил. – У нас в стране ни за что никого не осуждают!»
«И вы?..» Прокурор решительно заявил: «Ничем помочь не могу. Вы – свободны, гражданка». Посетительница встала и горестно посмотрела в глаза прокурора: «Вы уверены в том, что заявили только что?» «Абсолютно! – воскликнул прокурор. – И повторю: ни за что в Советском Союзе не сажают!» «Вы – счастливый человек», - сказала женщина и вышла. Уже на другой день Матвей Семенович и не думал о вчерашней посетительнице.
- И это все!? – удивившись, спросил сосед по скамейке.
- Если бы… Посетительница была у прокурора в мае, а в июле Матвей Семенович выехал в село Осипово, на встречу (это тогда широко практиковалось) с трудящимися. День, по словам прокурора, обещал быть безоблачным и душным. Впрочем, и предыдущие дни были нестерпимо жаркими, поэтому брезентовый верх машины был снят. Кстати, штатный водитель находился в отпуске. Из райцентра выехал ранним утром, как говорится, по холодку, однако солнце уже припекало. Впрочем, по выезде из райцентра ухабистая дорога шла по густому лесу и жара не донимала. Проехав пять или шесть километров, сосновый бор оборвался, машина прокурора выскочила на простор, в колхозные поля: слева – начала колоситься рожь, справа – забурел скошенный и подсохший клевер, в полукилометре от проселочной дороги колхозники сгребали его и копнили. Прокурор, как он помнит, еще подумал: «Не заскочить ли к мужикам, не пообщаться ли?» Решил, что заскочит на обратном пути: поле большое и до вечера не успеют его убрать. И тут он увидел одиноко стоящую и голосующую на обочине женщину. Он взглянул на наручные часы: рейсовый автобус будет проезжать лишь через три часа, выходит, что женщина вынуждена находиться на солнцепёке. Пожалел, поэтому притормозил. Женщина подошла к сидевшему за рулем и попросила: «Подбросьте, а? Ну, пожалуйста! Устала очень». Прокурор поинтересовался: «Вам куда?» И получил ответ: «До деревни Осенцы… Совсем недалеко… Каких-то три километра». Матвей Семенович потянулся вправо и помог женщине открыть дверцу. Той особых приглашений не понадобилось. Устроившись поудобнее рядом с водителем, поблагодарила: «Спасибочко, товарищ…» Машина стала набирать скорость, оставляя за собой облака серой пыли. Не проехав и двухсот метров, женщина неожиданно завизжала, будто ее режут, и набросилась на водителя. Матвей Семенович попытался оттолкнуть вцепившуюся в него женщину и вразумить: «Что с вами? Успокойтесь!» В ответ женщина заорала пуще того: «Караул! Помогите! Насилуют!» Машина завихляла по дороге. Водителю удалось остановиться. Но женщина продолжала орать, одновременно разрывая кофточку и трусы, царапая себе груди, руки, лицо. Вопли услышали колхозники и бросились, кто с вилами, кто с граблями, на выручку. Когда народ был уже метрах в тридцати, женщина выскочила из машины. И народ увидел всю растерзанную и истерично рыдающую женщину, а также мужчину за рулем с явными признаками повреждений на его одежде. Факт попытки изнасилования, так сказать, налицо. Женщина написала заявление, Делу был дан ход, благо свидетелей было слишком много. Да и судмедэксперт сделал заключение о том, что потерпевшая сопротивлялась, а насильник в процессе борьбы нанес ей легкие телесные повреждения, не опасные для жизни и здоровья. Плюс и вещдоки: разорванная кофточка в красный горошек потерпевшей, ее же изодранные почти в клочья трусы, а также пиджак насильника со следами крови на нем, совпадающей с группой крови потерпевшей.
- Вот скотина! – воскликнул сосед по скамейке.
Я поинтересовался:
- Кто именно?
- Баба, конечно! – мужичок, почесав в затылке, спросил. – Зачем ей это понадобилось? Кто она такая? И с какой стати провокация?
- А вы не догадываетесь?
Мужичок задумался, а потом хлопнул себя по колену.
- Неужели?..
- Именно!.. Это была та самая посетительница, которой прокурор два месяца назад заявил: ни за что в нашей стране не сажают. Оказалось, сажают. Даже прокуроров.
- Ничего себе… Все-таки мне не верится… Разве номенклатура не смогла своего отстоять?
Я ответил вопросом на вопрос:
- А вы забыли, какое это было время? Напомню: год назад началась перестройка и гласность. Так что спрятать, замять скандал никак было нельзя.
- И тем не менее, - сосед по лавочке качал головой, - история темная. Я думаю, что пудрил вам мозги бывший прокурор.
- С чего вы взяли?
- Зэки обычно выдают желаемое за действительное и считают себя невиновными, жертвами судебных ошибок. Прокурор, как я считаю, из их числа. Кстати, сколько ему дали?
- Три с половиной года… Ниже низшего предела.
- Отсидел?
- После отбытия двух лет, амнистирован.
- Жаль, если правда, что был невинно осужден.
- Правда, поверьте мне. Покидая райцентр, я зашел в местный суд и попросил достать из архива тогдашнее уголовное дело. Изучил документы и пришел к выводу: Матвей Семенович изложил мне историю именно так, как она предстала в суде. С одной, но ключевой разницей: не он нападал, а на него нападали. Доказать свою «правду» он не смог. Конечно, в ходе следствия рассматривалась версия мести, однако не было ни единого документа, подтверждающего, что когда-либо пути потерпевшей и обвиняемого пересекались.
- Но как же так?! Женщина была на приеме у прокурора!
- Была. Но, напомню, без регистрации и при отсутствии свидетелей. В прокуратуре ее из числа сотрудников не видел никто.
Тут я заметил, что моя шопингоманка, жена, стало быть, вышла из магазина и озирается, ища меня. Я встал и помахал ей рукой.
- Так-то вот, - сказал я мужичку и направился к жене.
И последнее, что услышал от мужичка:
- Зверюга! Бабу лучше не обижать, ибо в гневе она безмерно коварна и чудовищно жестока.
Я кивнул, выразив тем самым полное с мужичком согласие.
ЕКАТЕРИНБУРГ, сентябрь 2012.
Свидетельство о публикации №211122100764