Кража

     Вечером, после второй смены, у восьмиклассника Сергея Крылатникова пропала новая японская куртка. Во всей школе не было другой такой. Легкая и теплая, с расширенными плечами, она вся блестела каким-то загадочно-матовым светом, спереди на груди крылообразно раскинулись вставки серебряного цвета. Стройная, худощавая фигура Сергея приобретала в ней особенную прелесть: он был похож одновременно и на рыцаря средних веков, и на космонавта в изящном скафандре, и просто на модно одетого мальчика. Но главным достоинством куртки были многочисленные кармашки со сверкающими молниями и кнопочками. Где только их не было: и на груди, и по бокам, и снизу, и изнутри.
     Все мальчики открыто завидовали Сереже. Один только двоечник Алик Руднев не подавал виду. Страстно мечтая о такой куртке, он нарочно скрывал свои мысли и всегда пренебрежительно отзывался о Крылатникове, называя его в глаза «папенькиным сынком».
     Действительно, отличника Крылатникова почти каждый вечер встречал отец на собственном «Москвиче» последней модели. Мальчишки, кроме Алика, гурьбой сопровождали Сергея к машине, надеясь, что его отец, респектабельный мужчина, покатает их или попутно довезет до дома. Но дверца каждый раз закрывалась перед носом одноклассников, и машина плавно исчезала в осенних сумерках.
     Крылатников не обижался на Руднева, придумавшего прозвище, точнее, не смел обижаться, потому что весь класс боялся бойкого и шустрого двоечника. Не только одноклассники, но и учителя с директором опасались этого не по годам умного мальчика. Весь его ум был направлен не на учебу, а на укрепление своего авторитета и на беспрекословное подчинение одноклассников его требованиям. Слишком рано он понял или почувствовал, что так называемые «хорошие дети» хороши только в глазах учителей, хороши сами по себе и многие из них не умеют, не хотят отдавать другим часть своего добра и душевного тепла. Не желая отдавать, нельзя и объединяться.
     Труднее отдавать чужим постоянно свою душу, но легче обманывать и прикидываться отдающим. Не всякий разберется, что он получил, настоящее или фальшивку. Алик Руднев в совершенстве овладел искусством временной добродетели.
     Он мог подружиться с любым мальчишкой, разузнав его интересы, трудности. Помогал ему всеми возможностями, защищал его от обидчиков, проводил с ним все свое свободное время и вскоре, войдя в полное доверие, становился его закадычным другом.
     Такой мальчишка в знак благодарности выполнял впоследствии любые желания своего благодетеля.
     Вся школа хорошо знала Руднева. Часто можно было видеть его в окружении старшеклассников. И среди них он имел своих дружков. Будучи небольшого роста, Алик однако был крепким мальчиком и, уверенный в поддержке дружков, смело вступал в любую драку, даже с более сильными ребятами. На его симпатичном лице всегда можно было видеть царапины, синяки, но они не выделялись на смуглой коже. Единственная белая рубашка давно стала серой, ее манжеты и воротник по цвету мало чем отличались от старого школьного костюма.
     Многие добивались его дружбы, но таких, как Крылатников, Руднев ненавидел, втайне завидуя им, однако в отличие от одноклассников, которых прельщала японская куртка, новейшая машина или импортная радиоаппаратура, он завидовал не вещам, что, конечно, было немаловажно само по себе, а той бесплатной любви и ласке, по неизвестным причинам достававшимся им, а не ему, Алику Рудневу. Он часто видел издалека, как солидный отец обнимает Сергея за худые плечи, сажает рядом с собой в машину, а иногда позволяет ему вырулить ее на шоссейную дорогу. Нарядных девочек и мальчиков провожали и встречали счастливые родители, бабушки и дедушки…
     Его никто не провожал, никто не встречал, не любил и не ласкал. Даже земля, на которой родились и выросли все дети, требует много любви и ласки, иначе она не сможет зачать и родить культурное растение…
                * * *
     Классная руководительница 8 «В» Эльвира Павловна перепугалась не на шутку: если родители Крылатникова потребуют возместить ущерб, то ей, как руководителю дежурного класса, придется заплатить из своего тощего кармана сумму месячного оклада, а может быть, и больше.
     И раньше пропадали различные вещи: сапоги, спортивные формы, шапки, перчатки, пальто, – но, бывало, никто не придавал этому особого значения. Пропажа считалась нормальным явлением в школе, где обучалось более тысячи детей и где нельзя было уследить за каждым, тем более школа находилась рядом с двумя СПТУ, учащиеся которых толпами приходили в школу, как в свой родной дом.
     Но в этот раз поднялся переполох. Все знали, что Крылатников Петр Афанасьевич, бывший работник гороно, недавно назначен в Министерстве на ответственную должность и его сын Серёжа доучивается здесь оставшиеся месяцы, а потом, в новом учебном году, будет переведен в спецшколу.
     Эльвира Павловна быстро собрала свой класс, но многие уже успели разбежаться. Дежурные ходили по коридорам, нехотя заглядывали в туалеты, где пахло табаком, раздевалки, спортзал, учительскую, столовую – нигде не было куртки. Подключили уборщицу, тетю Шуру, а затем из учительской спустились завуч Наталья Ивановна и директор школы Ирина Николаевна. На длинной скамейке у раздевалки в нетерпеливом ожидании сидел Крылатников-отец, а рядом с ним спокойно стоял сын, наблюдая за приближавшимися женщинами.
     Наталья Ивановна вела уроки русского языка и литературы в 8 «В» и хорошо знала Сергея. Пропажа куртки и ей не давала покоя: ведь до пенсии оставалось всего три года, и она не хотела расставаться преждевременно со своей должностью, к которой она так привыкла, что не могла уже работать рядовым учителем.
     Больше всех испугалась, конечно, молодой директор. В последнее время на совещаниях в гороно школу редко упоминали в числе лучших, а наоборот, выявляли какие-то недостатки, упущения, но статная и красивая Ирина Николаевна не унывала, правдами и неправдами добивалась хороших показателей в работе. И вот теперь эта пропажа… Ах, как она некстати…
     Ирина Николаевна, извинившись перед Крылатниковым, пригласила его в свой кабинет. Предложила гостю ситро, а потом села напротив в низкое кресло, положив ногу на ногу. Заметив красивые полные ноги, Крылатников снял очки, тщательно протер чистым носовым платком и снова надел их. Хмурое лицо его тотчас же разгладилось, подобрело и покрылось легким румянцем…
     Но куртка все-таки не нашлась. Даже всезнающая тетя Шура ничем не смогла помочь. Пришлось Сереже сесть в машину в одном только костюме.

                * * *
     Тетю Шуру все уважали. Ни одна уборщица не смела заглядывать к учителям без дела, а она, как только освобождалась, сразу заходила в учительскую, наравне с ними обсуждала все вопросы, спорила, высказывала свое мнение. Ни у кого в школе, даже у малочисленных мужчин, не было ордена. А у нее был. Орден Ленина. И получила его во время войны за трудовой подвиг.
     В школе она работала очень добросовестно; ее всегда можно было видеть со шваброй или с белой тряпкой в руке. Ее боялись и слушались даже самые озорные мальчишки и охотно ей помогали.
     – Кто сегодня на втором этаже?
     – Тетя Шура.
     – Слава богу, – радостно говорили дежурные учителя, – можно и посидеть, она одна наведет порядок…
     Ее любили. Особенно дети. За чуткость, за доброту, за ласку. Никогда не проходила она равнодушно мимо плачущего ребенка где-нибудь в коридоре. Подойдет, поговорит по-матерински, успокоит и угостит конфеткой. Бывало, не может справиться со своими нуждами какой-нибудь первоклассник в туалете, она заметит это и поможет ему, и даже сопли вытрет, и лицо ему помоет. Такое не забывалось никогда. Поэтому у тети Шуры среди школьников было много помощников. Одним из них оказался Алик Руднев.
     Никогда не дежуривший в классе, он всегда, как только его выгоняли с урока, шел к ней и приносил ей воды, мыл полы, выносил мусор. Старая женщина часто заводила вечно голодного мальчика в рабочую комнатушку и тайком угощала горячим чаем и бутербродами…
     Жили они рядом, и семью Рудневых тетя Шура знала хорошо. Отец Сережи отсидел около десяти лет за нападение на милиционера и теперь не имел права прописки по прежнему месту жительства и даже в ближайших областях. Мать, работающая в комиссионном магазине, давно потеряла интерес к мужу и сыну и всецело предалась развлечениям.
     Почти каждый вечер до поздней ночи в квартире Рудневых гремела музыка. Пьяные мужчины и женщины открыто занимались развратом. Мать Алика, молодящаяся женщина, приводила к себе всё новых и новых мужчин. Сын это видел, сперва терпел, потом, немного повзрослев, начал скитаться по знакомым, ночевал в подъездах, в подвалах.
     Кутежи временами прекращались, и Марина Васильевна, как бы проснувшись, лихорадочно начинала искать единственного сына, приводила его домой, обмывала, обстирывала, кормила изысканными блюдами, покупала ему хорошие вещи, а потом опять впадала в пьяное безумие, и снова начинался разгул.
     В такие дни Алик вовсе не ходил в школу и часто ночевал у тети Шуры, у которой дети давно разъехались, а муж умер, и она жила совершенно одна.
     У тети Шуры мальчик отходил душой: здесь можно было отдохнуть, выспаться, наесться на всю неделю. Только добро может отогреть оледеневшее сердце, только полное восприятие чужого мира, готовность слиться с ним в силах переродить человека. Алик не знал об этом, но для старой женщины его благодарные руки чинили утюг, пылесос, приносили из магазина продукты, мастерили красивую кухонную доску.
     Он напрочь забывал в такие дни школьные дела, своих товарищей, равнодушную классную руководительницу, злую и мстительную Наталью Ивановну…

                * * *
     Эльвира Павловна работала с 8 «В» второй год. Это была красивая молодая женщина, добрая от природы, но совершенно безвольная и ставшая поэтому в конце концов равнодушной, безразличной и недоброй. Безволие руководителей всегда порождает
агрессивность, а потом жестокость подчиненных. На ее уроках кричали, пели, играли в карты – одним словом, ходили на голове. Остаток доброты она тратила на семью, считая, что семья – единственный источник радости, смысл жизни.
     Наталья Ивановна, напротив, была волевой женщиной. Ее боялись и ненавидели. При каждой возможности старались ей навредить, хотя знали, что завуч, если дознается, в отличие от классной руководительницы, просто так не оставит, обязательно накажет, но накажет так, что запомнится надолго. Она никого не любила, в особенности – трудных детей, а среди них в первую очередь – Алика Руднева за его независимость, смелость и упрямство. С ним у нее были особые счеты. Однажды Наталье Ивановне подсунули мягкий стул, и она грузно села на иголки. Спасли ее только толстые жировые отложения. Никто не признался, лишь через неделю завуча пожалел Сергей Крылатников, ненароком осуждая дурной поступок Алика Руднева.
     А через месяц ее незаметно обрызгали тушью. Светлый костюм пришлось отдать в химчистку. Это тоже было дело рук неугомонного Руднева, но чаша терпения переполнилась тогда, когда она прочитала его сочинение по картине, где говорилось, что она не педагог, а только учитель, знающий свой предмет, и что она не приносит детям радости, а приносит только боль и горе, поэтому дети ее ненавидят, и что ей не место в школе.
     Это было до такой степени правдиво, что Наталья Ивановна сперва растерялась и испугалась, но потом затаила обиду, готовая при первом же удобном случае стереть Руднева в порошок. Однако она понимала, что умного мальчика голыми руками не возьмешь. Тут надобно такое, чтобы задеть его самолюбие, плюнуть в его гадкую душу, так плюнуть, чтобы ввек не очистился.
     Такой случай скоро подвернулся…
                * * *
     Как раз на третий день после пропажи куртки закончился очередной кутеж в квартире Рудневых. Вот уже неделю Алик пропадал в подвалах. Никто не интересовался судьбой бедного мальчика: ни родная мать, ни учителя. Чужое горе воспринимается как свое немногими. Никакое высшее образование не может дать человеку умение любить ближнего. Знание только усиливает любовь, если оно попадает в добрые руки, а если им вооружается плохой человек, от которого зависит жизнь многих, то он использует его, чтобы сеять вокруг себя семена раздора, несчастья и ненависти.
     Люди проходили мимо оборванного и грязного мальчика. Все торопились, у всех были свои дела. Только тетя Шура, увидев Алика во дворе и сразу поняв состояние мальчика, с грубоватой прямотой поругала его за то, что он забыл к ней дорогу, и немедленно затащила к себе.
     К вечеру стыдливо переступила порог Марина Васильевна, вся в новом, с аккуратной прической и с красивой курткой для сына, но нездоровый цвет лица и мешки под глазами говорили сами за себя. Это был больной человек. Жалко было смотреть на пропадающую молодую женщину, но тетя Шура была бессильна чем-нибудь ей помочь.
     Мать с сыном опять были вместе. Марина Васильевна всячески замаливала свои грехи, и вот через два дня … в 8 «В» появился сияющий Руднев, подстриженный, в чистой рубашке и со жвачкой во рту.
                * * *
     Всех поразила, однако ж, не очередная ухоженность Алика, к этому уже привыкли, а новая японская куртка на нем, перехваченная Мариной Васильевной в комиссионном магазине. Куртка очень походила на пропавшую, крылатниковскую, только спереди вместо вставки серебряного цвета была вставка цвета морской волны.
     Сергей Крылатников незаметно присматривался к обновке Руднева, во время перемены специально сбегал в раздевалку и обнаружил, что это вовсе не рудневская, а его собственная куртка. На внутреннем кармане, где он иногда носил шариковую ручку, оставался все тот же еле заметный след от когда-то вытекшей пасты. Но просто так объявить, что это его куртка, и надеть ее на себя было просто невозможно. Не тот человек Руднев, чтобы так легко уступить. И Сергей нашептал обо всем Наталье Ивановне, поймав ее в коридоре, а она шла как раз к ним на последний урок.
     Завуч сразу поверила в виновность Руднева, ведь от этого мальчика можно было ожидать что угодно, да к тому же она давно была настроена против него.
     Не начав урока, Наталья Ивановна подняла Руднева и вежливым, вкрадчивым голосом потребовала объяснений. Алик просто ответил, что куртка куплена его матерью в комиссионном магазине и принадлежит теперь только ему, но, когда завуч спросила о каком-то пятне, он растерялся, потому что ничего не знал о нем. Растерянность, а потом и замешательство были восприняты всеми как признак виновности Алика.
     Для большей достоверности Наталья Ивановна тут же решила проверить наличие пятна, и восьмиклассники гурьбой спустились на первый этаж за своей учительницей. По просьбе завуча тетя Шура открыла им раздевалку.
     Ко всеобщему удивлению, пятно действительно было обнаружено на внутреннем кармане. Никто уже не верил Рудневу, никто его не слушал, все смотрели на него только с презрением, а Наталья Ивановна, раскаляясь все больше и больше, ругала бедного ученика:
     – Пусть я, как ты говоришь, плохой педагог и неважно работаю, но никогда не брала чужого, а ты разгильдяй, тупица и вор. Да, да, вор, самый настоящий вор. Мы это дело так не оставим, вызовем милицию. Дай сюда куртку!
     – Не дам. Это моя куртка, – слабым, но уверенным голосом говорил весь побелевший мальчик.   
     – Ах, не дашь?.. – с этими словами Наталья Ивановна, как коршун, бросилась на растерявшегося мальчика и начала вырывать из его рук злополучную куртку, но Алик не
отпускал. – Помогите! Что же вы стоите?! – кричала она, обращаясь к детям. Самые смелые уже окружили Руднева, но в это время раздался тревожный голос тети Шуры:
     – Что здесь происходит?
     – Нашли, тетя Шура, негодяя, который украл куртку, – говорила завуч, не выпуская мальчика из своих объятий.
     – Что Вы, Наталья Ивановна, какой же это вор? Он в жизни не брал чужого. Я его знаю…– волновалась уборщица.
     – Это не Ваше дело, Александра Павловна! – перебила ее завуч. – Идите работайте, мы сами разберёмся!
     – Как это не мое дело? А ну-ка, оставьте мальчика!
     Тут тетя Шура, словно хохлатушка цыпленка, прикрыла своим телом Алика, но волевая учительница толкнула ее рукой, пытаясь устранить неожиданную помеху.
     – Я буду жаловаться на тебя! – кричала она в истерике.
     – Ах, Вы еще деретесь? – возмущенно произнесла уборщица и полоснула завуча невесть откуда взявшейся шваброй. – Теперь можете жаловаться! – говорила она, но ее слова тонули в гомерическом хохоте ребят. – Идите жалуйтесь! Я Вам покажу, как обижать невинного мальчика! Устроили здесь самосуд!
     Бедный завуч яростно защищалась руками, но толчки шваброй, удары увесистой тряпкой сыпались со всех сторон, а дети ржали, согнувшись и хватаясь за животы. В конце концов Наталья Ивановна не выдержала бурного натиска и спряталась в туалете для учителей…
     На следующий день обеих вызвали на заседание профкома. Приглашена была и мать Алика. Она рассказала, при каких обстоятельствах была куплена куртка. Сдал ее некий Малахов, проживающий в Бауманском районе…
     Работники милиции через него вышли на ученика СПТУ Евгения Крайнова, укравшего куртку из школьной раздевалки…
     Тетя Шура первый раз в жизни получила выговор «за оскорбление должностного лица на рабочем месте». А Наталья Ивановна по-прежнему работает завучем и косится на Алика, когда он приходит в школу в японской куртке, от которой отказались Крылатниковы.
     После этого случая авторитет тети Шуры среди школьников неимоверно вырос, а завуча стали ненавидеть еще сильнее.
                14–15 июля 1989 года
                г. Махачкала