Жирный крест

Блокадный Ленинград. Февраль 1942 года.

Сначала притащилась Галка. Первым делом она выдрала несколько листов из толстой книги «Большой медицинский словарь» и ловко затопила буржуйку. Железная бочка загудела и стала нагреваться. С подоконников на пол потекли струйки растаявшего льда. В комнате, закрытой от света фанерными щитами, немного посветлело. Пришедший вслед за девушкой Алексей долго возился с коптилкой, пытаясь заставить её освещать небольшую комнату на первом этаже пятиэтажки. В эту комнату комсомольцы решили перебраться ещё осенью, справедливо решив, что подниматься каждый день им, обессилевшим от голода, будет всё труднее и труднее. Вся ячейка постановила жить вместе. Так и дров меньше для отопления нужно, да и безопаснее. Секса не могло быть. Сил хватало лишь на то, чтобы хоть как-то выжить…
Вскоре подтянулись и остальные. Пришли Лиза с Сергеем. Они каждый день ходили отоваривать карточки. Одной идти Лиза боялась – участились нападения на отоварившихся. Особенно на Лиговке, мимо которой ей и приходилось идти, неся почти два с половиной килограмма хлеба, а точнее два килограмма и четыреста граммов вместе с довесочками.
Лиза и Сергей были темнее тучи. И не только из-за землистого цвета лица. Последние три дня карточки не отоваривали. Говорили, что на дороге смерти немцы разбомбили машины с хлебом.
- Ну что, отоварили?
В голосе Гали была и мольба и вопрос и надежда. Лиза отрицательно покачала головой, а Сергей зло улыбнулся.
Дверь скрипнула и в комнату, запуская вместе с собой холод, ввалились и тут же попадали на кровать ещё две девушки. Алексей наконец-то починил коптилку, она забрезжила мерцающим светом. Печка накалилась докрасна, все потянулись к ней. Худые руки вытягивались из груд одежд и останавливались лишь на расстоянии обжигающего жара. Синюшные лица растянулись в подобии улыбок. Когда все немного согрелись, встал один, но самый главный вопрос. Его задал Сергей.
- И что мы будем есть?
Все потупились. Есть хотелось всем. Хотелось, не то слово. Все мысли и помыслы были лишь об одном – где достать еды. Перед тем как уснуть каждый вспоминал, где и когда он не доел тот или иной кусочек еды. Вот бы этот кусочек сейчас сюда. Даже во сне снилась только еда…
Внезапно глаза Лизы загорелись.
- Я предлагаю сходить на соседнюю улицу. Там со вчерашнего дня лежит замёрзшая женщина, по-моему, ещё молодая.
Сергей замотал отрицательно головой.
- Видел я её – одни кожа да кости. Даже суп не сваришь. Да и отмерзать она будет два дня. А нам еда сегодня нужна – иначе завтра мы можем и не подняться. Последнюю плитку клея мы ещё вчера сварили. На сегодняшний ужин только хвойный настой остался.
Лариса не выдержала. У неё комок подкатился к горлу, и она закашляла.
- Я умру, но больше в рот не возьму эту гадость.
- Вот если не возьмёшь, тогда действительно умрёшь. Ну, так что решать будем? Завтра, скорее всего хлеб привезут, и мы отоваримся по полной программе, но хватит ли у меня и Лизы сил доползти за хлебом и обратно его принести – вот в этом я не уверен.
Все молча смотрели на говорившего, и понимали, что тот абсолютно прав. Все с трудом передвигали ноги. Но даже если они слягут, должен быть хотя бы один человек, который сможет не только добраться до хлебной лавки, но и принести обратно хлеб. Путиловские рабочие, выселенные с окраин и доведённые до отчаянья голодом, нападали на всех, шедших со стороны лавки. Дошло до того, что стали в больших количествах пропадать дети и более-менее упитанные молодые женщины. В сторону Лиговки не ходил ни один здравомыслящий человек. Но другой дороги не было.
- Ну, так что решит ячейка?
Ответа не было. Все и так понимали, что им придётся сейчас решать неразрешимую дилемму – как дожить до завтра. У Ларисы опять нездорово загорелись глаза.
- Я вчера слышала историю, как одни молодые родители, чтобы выжить съели свою младшую дочь, и у них хватило сил, чтобы отправить старшую дочь на большую землю.
- И что ты предлагаешь? Съесть кого-то из нас?
- Да. Чтобы остальные могли дожить до светлого будущего.
- А если этим «кто-то» будешь ты?
- Ну, что же, значит у меня такая судьба.
Все дико посмотрели на девушку, но червь сомнения уже закрался в души. «А вдруг пронесёт, и это буду не я? Ведь я пока живой и мне пока везло. Почему бы и на этот раз нет?» Первым руку приподнял Сергей.
- Я «за».
Второй подняла руку Галя.
- И я «за».
Третьей подняла руку Елизавета.
- Ну, тогда и я тоже.
Лариса приободрилась. Она всегда была старостой группы и заводилой во всех делах.
- Большинство «за». Осталось только тянуть жребий. Надо разорвать страницу на клочки и на одном из них поставить карандашом жирный крест. Теперь помести все эти бумажки в шапку. Тяните!
Сказав это она первой сунула руку в шапку и вынула от туда клочок «Медицинской энциклопедии». Она демонстративно показала бумажку с обеих сторон. Глаза остальных погасли. Вторым был Сергей. Он с видимым усилием опустил руку и, вынув, тут же стал показывать всем пустую бумагу. Третьей была Татьяна. Она с трудом приподнялась с постели и машинально протянула руку в шапку. Отрешенно глядя в пустоту, она достала жребий. На листочке стоял большой, жирный крест от карандаша. Оставшиеся с облегчением вздохнули и отвернулись. До завтра они теперь точно доживут. Татьяне хотелось плакать, но слёз не было. Срывающимся голосом она заговорила.
- Даже у приговорённых к смерти за тяжкие преступления есть право на последнее желание.
Сергей усмехнулся.
- Если речь о еде, то её нет.
- Нет, не о еде. И попрошу меня не перебивать. Во-первых, передайте маме, что я утонула, когда пошла за водой на Неву. Во-вторых, я хочу сама выбрать орудие смерти и палача.
Все притихли. Сергей посмотрел по углам, как бы прикидывая, чем бы это в случае чего осуществить.
- Это будет Алексей. Как всё это произойдёт, я хочу обсудить с ним наедине.
Все вдруг представили, что им придётся идти на холод, и внутренняя щекотка усилилась. Но возражать никто не стал. Забурчал лишь Сергей.
- И долго всё это будет продолжаться?
- Мне спешить уже некуда. Идите на четвёртый этаж к Галине. У неё там буржуйка, вот и переждёте.
*
Татьяна встала и подошла к Алексею. Он всегда нравился ей. Высокий и уравновешенный, он все невзгоды переносил со странным спокойствием и без лишних эмоций. Вот и сейчас он сидел, повернувшись к печке и вытянув вперёд худющие руки. Он старался не смотреть в сторону Тани. Она положила руки на его плечи, и плечи стали опускаться под их малой тяжестью.
- Я не хочу вот так. Я ведь ещё девушка. Я так хотела быть любимой и самой любить. А теперь всё.
Она повалилась на колени и обняла его сзади.
- Сделай меня хоть на секунду счастливой. Я хочу ощутить то, что ощущают все женщины и тогда мне будет легче умереть.
Алёша повернулся и грустно посмотрел девушке в глаза.
- И как ты это себе представляешь? Я уже давно забыл, что я мужчина. Я теперь эти органом пользуюсь лишь в одном случае - под лестничной клеткой. Впрочем, как и ты.
- Я знаю как. У меня спрятан кусочек глюкозы. Он даже из тебя сделает богатыря. Хотя бы на несколько минут. А нам больше и не надо. Правда, ведь?
Татьяна полезла и достала из кучи одежд надетых на неё кусочек глюкозы размером в полмизинца. При виде этого сокровища глаза у Алексея разгорелись, и рука невольно потянулась за куском.
- Я его на крайний случай берегла. Вот он и наступил. Бери. Мне он уже ни к чему.
Юноша, больше похожий на дряхлого ссутулившегося старика, выхватил лакомство из рук девушки и тут же запихнул его себе в рот. Внутренне он осуждал себя за эту грубость, но сейчас им владел инстинкт выживания. Странно, но глюкоза подействовала. Алексей вдруг почувствовал, как организм стал оживать. Стала оживать и та функция, о которой он совершенно забыл. В этом ему стала активно помогать и девушка.
Когда он встал с постели, то прикрыл одеялом лежавшую в полном бессилии перед ним девушку. По подушке рассыпались когда-то прекрасные, а теперь коротко стриженые белокурые пряди. Злость вдруг вскипела в душе, и Алексей, хлопнув дверью, выскочил на улицу. Как? Как он сможет убить девушку, которая отдала ему самое ценное? Как он потом сможет есть её плоть и не думать о минутах проведённых наедине? Что же делать?
Мысли переполняли юношу, он плёлся, не видя дороги. Впрочем, глядеть было и не нужно. По проспекту, между высоких сугробов, шла лишь узкая тропинка. Впереди по тропинке, еле переставляя ноги, шла женщина. Она рывками тащила за собой детские санки, к которым был привязан труп, наспех зашитый в простыню. Из простыни выбились и теперь развевались по ветру белые кудри. Алексей не поверил своим глазам. Даже в темноте он увидел, насколько волосы были похожи. Он быстро нагнал женщину.
- До Народного дома ещё далеко. Боюсь, что у вас не хватит сил её туда дотащить.
Женщина зарыдала без слёз и рухнула в сугроб. Алексею стоило больших усилий поднять её.
- Вы только скажите, как её звать и фамилию. Я сам её отвезу туда. Вы где живёте?
- Аня, Анна Краскова. Двадцать лет. Карнизом её днём при бомбёжке. Я её домой, думала выживет, а она два часа назад… Квартала до дома не дошла. Здесь мы рядом живём. В десятом доме. Первый подъезд, второй этаж.
- Вы лучше пока о смерти не сообщайте. А то карточек на неё не дадут. Потом сами узнают. У вас дети – то ещё есть?
- Сын дома остался.
- Вот и идите к сыну – это важнее, а я сам её отвезу.
Женщина с недоверием посмотрела на парня, но делать было нечего, она прекрасно осознавала, что до сада у Народного дома, где располагался морг, она конечно не дойдёт. Женщина с трудом присела, погладила дочь по выбившимся волосам и, с большим трудом поднявшись, поволокла ноги домой.
Алексей нырнул с санями в первую попавшую подворотню. Он дождался, пока одинокая фигура скрылась из вида, и тут же потащил санки к своему дому. В немощных руках и ногах ещё действовала глюкоза. Когда он пришёл, Татьяна всё ещё лежала в кровати. Он быстро объяснил ей свой план. Хотя у неё самой и не было сил, она всё же помогла, как смогла, втащить промерзающее тело в комнату и пристроить его у печки. Они быстро освободили девушку от простыни, и Алексей с ножницами стал подравнивать причёску под татьянину. Делал он это неумело, но особой достоверности и не добивался. Закончив со стрижкой, он повернулся к Татьяне.
- Что стоишь? Беги! Чтобы больше тебя здесь никто не видел. В следующий раз, они тебя точно съедят.
Девушка, пошатываясь, вышла на улицу.

*
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился Сергей. Он увидел обнажённое тело девушки с обезображенным лицом.
- Я боялся, что она более худая, а тут ещё есть что сварить.
Он взял нож и подошёл к трупу.
- Ты что её насмерть заморозил?
Он посмотрел вокруг и увидел прядь светлых волос под ножкой печки.
- Впрочем, слегка замёрзшее мясо легче резать. А ты это здорово придумал. Она далеко ушла? Как бы только девочки не заподозрили. Впрочем, когда мясо сварится им будет не до этого.
Он хитро подмигнул и принялся отделять плоть от костей.
- Чур, печень моя.
 Алексей кивнул головой.
- И сердце тоже.
Алексей вновь молча кивнул.
Вскоре по дому разнёсся сладковатый запах варёного человеческого мяса.

*
1958 год. Ялта.

Алексей пробирался по усеянному жирными, потеющими на солнце телами  пляжу. Было раннее утро, но на пляже уже не было свободного места. Он специально встал пораньше, чтобы застолбить место для себя, жены и сына. Вероятнее всего, что остальные отпускники думали так же. Мужчина шёл, наступая то на чужие ноги, то на чужие покрывала, выискивая свободное местечко. Люди ворчали и ругались, но дальше этого дело не шло. Он прошёл уже почти к кромке моря, когда его внимание привлекла слегка располневшее тело женщины. Скорее всего его привлекли волосы. Это были белокурые локоны, покрывавшие спину почти до талии. Он пробрался ближе и сел на край подстилки.
- Татьяна?
Женщина медленно привстала, подняла миндалевидные тёмные очки и посмотрела на него. Затем она резко вскочила и бросилась к мужчине на шею.
- Алёша! Милый! Родимый!
Она сжимала его в своих не слабых объятиях так, что мужчина уже стал задыхаться. Неожиданно откуда-то сверху прозвучал баритон.
- Танюша! Ну, нельзя же так, при всех бросаться на незнакомого мужчину, да ещё на глазах у законного супруга.
Женщина ослабила хватку и, как бы извиняясь, пролепетала.
- Помнишь, я рассказывала тебе про Алексея, который меня тогда в Ленинграде спас? Так вот - это он.
- Что ж, приятно познакомиться. Меня тоже зовут Алексей. Алексей Красков…

P.S. Рассказ основан на документальных фактах и рассказах очевидцев, переживших блокаду Ленинграда