Бригадная, 79

Не спалось. Матвей вышел на кухню и закурил. На душе было как-то тревожно и он весь вечер не находил себе места. А тревожно стало после того, как соседский пацанёнок Сашка выпалил ему у подъезда:
- Дядь Матвей, а вы на пожаре-то не были?! Ух, пожарище был! Я туда на велосипеде гонял. Машин пожарных было – завались! Красота!
- А где пожар-то был? – перебил Сашку Матвей
- Да вон, на старой Гальянке. На Бригадной. У нас там бабушка недалеко живёт, вот я по-пути и заехал на пожар-то, мимо проезжал.
Больше ничего вразумительного Матвей от Сашки не добился. Тот вскочил на свой велик и умчался по ему одному известным мальчишечьим делам.
Матвей поднялся в квартиру и на какое-то время забыл о разговоре с Сашкой. Но потом его вроде как что-то кольнуло в сердце. Ведь где-то там, на старой Гальянке, на улице Бригадной, жили его родственники – материны брат и сестра. Были они в возрасте и жизнь свою доживали припиваючи, в прямом смысле этого слова – пили «горькую» почём зря. Это была их жизнь, и Матвей был далёк от рассуждений о ней. Но, с другой стороны, это были его родственники, его родная кровь…
Совсем недавно, буквально пару месяцев назад, мать по телефону попросила Матвея съездить и попроведовать своих непутёвых родных. Сама она безвылазно жила в деревне в пятидесяти километрах от города и занималась хозяйством. По этой причине приехать не могла. А сердце-то о сестре и брате всё-таки болело. Матвей сначала отказывался, ссылаясь на обилие работы.
- Мам, ну как я к ним поеду. Я с работы возвращаюсь уже после шести, на улице темно. Да и спят они наверно в это время.
- Ничего, - упорствовала мать, - съездишь, ты ведь недалеко от них живёшь. Ну, а спать – так чего они, дети малые, что ли в шесть-то часов спать ложиться? Съездишь!
Последнее слово прозвучало как приказ. И Матвей, человек, носящий офицерские погоны и привыкший исполнять приказы старших, на следующий же день отправился с визитом к родственникам.
Дом на Бригадной 79 он помнил ещё с детских лет. Для него было великим счастьем, когда мать и отец брали его в далёкое путешествие на тепловозике, в путешествие из их посёлка к бабушке в город. Добирались до бабушки долго, зато радости от приезда всегда было много. Дом у бабушки был большой, приземистый от старости, с большим не крытым двором, со всех сторон окружённым яблоневыми деревьями. А внутри дома всё было как в сказке. Повсюду стояли маленькие домики-игрушки, которые когда-то собирал из мельчайших деталей дед Матвея. На комоде белело целое стадо слонов, один другого меньше. На полке над комодом взмахнули крыльями два красавца лебедя. Все стены в доме были увешаны рамками и рамочками с чьими-то фотографиями, наверное, родственников. И повсюду, на всей мебели тонкой паутиной лежали кружева, долгие годы сплетавшиеся хозяйкой дома. Матвея всегда брала оторопь, когда он переступал порог сказочного бабушкиного дома.
Всё это Матвей вспоминал, пока трясся в автобусе 12-го маршрута и думал - как-то встретят его теперь, давно уже не мальчика, а взрослого мужчину.  Наконец водитель прохрипел  - «Магазин» - и открыл дверцу. Выйдя, Матвей оглянулся кругом, с трудом узнавая окружающее. Куда-то исчез кинотеатр «Октябрь», на его месте зиял пустырь. Да и дома казались какими-то чересчур постаревшими. Конечно, прошло много времени и изменения были неизбежны, но чтоб такие…
Матвей поспешил к знакомому дому. Стоял конец марта. И если в центре города уже вовсю чувствовалось дыхание весны, то здесь на окраине и сугробы пока стояли почти не осевшие, да и дороги были узенькими от плохо убранного снега.
К дому под номером 79 дорожку вообще никто не прочищал. Было видно, что хозяева обходились узенькой «собачьей» тропочкой. Чертыхаясь и проваливаясь в снег, Матвей пробрался поближе к дому. Окна его были темны, лишь в одном самом дальнем от тропки окне что-то слабо светилось. Матвей постучал по оконному стеклу, в ответ тишина. Он постучал сильнее – никакого результата. Тогда Матвей сильно ударил в оконную раму, рискуя вынести её при этом напрочь. Ну не уходить же отсюда несолоно хлебавши, тем более что свет в доме горит.
После таких ударов в доме что-то зашевелилось, и в окне показался чей-то тёмный силуэт. Матвея долго разглядывали, потом махнули рукой – мол, проходи. С трудом протиснувшись через ворота, приоткрытые ещё с осени и оставшиеся в таком состоянии заваленные снегом, Матвей прошёл к знакомому крыльцу. Сенная дверь со скрипом отворилась, и на пороге показался мужчина в майке, в котором Матвей с великим трудом узнал своего дядьку. Был он в изрядном подпитии и, еле ворочая языком, начал какой-то доклад:
- Гражданин начальник, поднадзорный Францев, нахожусь дома, у меня всё нормально. Вы в дом проходите.
Не ожидавший такого приёма Матвей, молча прошёл в дом. Ничего общего с тем, что он вспоминал буквально полчаса назад, в доме не было. Неухоженность, грязь, опустошённость, спёртый прокуренный воздух… На столе недопитая бутылка дешёвого вина, две побитых эмалированных кружки и кучка маринованной кильки на обрывке бумаги…
- Проходите, гражданин начальник…
- Да это же я, Матвей! Какой я тебе гражданин начальник, дядя Петя!
Наступила пауза. Мужчина пытался осмыслить сказанное этим человеком в форме с красными петлицами, и не мог этого сделать. На помощь ему пришла неслышно вышедшая из соседней комнаты пожилая растрёпанная женщина:
- Да Матюха это, Зинкин сын. Не признал что ли?
- Матюха… Матвейка, это ты? – наконец «просветлел» мужчина. – А почему в ментовской форме? Ты что – мент?
- Почему мент? Я в пожарке работаю. И форма у меня совсем не милицейская. Зря ты так.
- Ладно, не обижайся на дядьку… Для меня все, у кого красные погоны, все менты. Зойка, ну ты чего там за печку прячешься?! Давай, гостя угощай.
- А чем я его угощать-то буду. У нас даже и хлеба нет..
- Ну, ты… Ты всегда так! Племяш в гости – а у неё ничего…
- Да вы не расстраивайтесь, я ведь на минутку. А насчёт угостить – так я вам сам гостинцев принёс. Правда не знаю, подойдут ли, вы уж не обижайтесь.
С этими словами Матвей достал из портфеля и выложил на стол продукты, которые вообще-то купил для дома. Но здесь они оказались как нельзя кстати.
- О-о, да ты богато живёшь! – воскликнул дядя Петя, разглядывая продукты на столе. – Ты смотри, даже водку прихватил. Это ты молодец!
Бутылку водки Матвей купил в самый последний момент, единственное, что он взял действительно в подарок. Он знал, что родственники – люди пьющие и не придумал ничего более оригинального, как вручить им бутылку водки.
- Ну, давай, племяш, выпьем за встречу!
Дядька ловко откупорил бутылку и разлил по кружкам.
- Спасибо, но я не пью, - отказался Матвей.
- Как это? Совсем не пьёшь?! Больной что ли?
- Почему больной? Не пью и всё. Не люблю.
- Ну, хоть глоточек, за встречу. Или брезгуешь? Хотя… обстановочка-то у нас тут ещё та…
- Не хочет парень и не надо. – вышла из темноты тётя Зоя. – Давай я за него выпью.
- Ну-ка цыц! Выпьет она! Выпить-то ты горазда, а вот чего другого от тебя хрен  дождёшься!
- Да ладно вам, не ругайтесь, - вступился Матвей, - давайте уж глоточек выпью за встречу. Когда ещё-то увидимся…
- А ты заходи почаще. Посидим, за жизнь поговорим. У меня ведь она богатая… Я ведь из своих пятидесяти пяти почитай 40 за решёткой провёл. Чуть ли не при всех правителях наших долбанных сидел…
- Дядь Петь, а при ком лучше-то жилось? – Матвей отпил немного водки и закусил принесённой колбасой. – Все вот Сталина хвалят, а ты как к нему относишься.
- Да мне все они одинаковы. Сталин меня пацанёнком на 25 лет посадил. Потом и при Хрущёве сидел, и при  Брежневе. Я ведь вор в законе, а не какой-нибудь там… Ты про Петьку-пантеру слыхал?! Впрочем, откуда ты услышишь. У тебя другая жизнь…
Посидев ещё с полчаса и поговорив о всякой ерунде, Матвей засобирался.
- Пора мне. Дома не предупредил, беспокоиться будут. Да и выбираться от вас сложно, придётся пешком идти.
На прощание, обнявшись с каждым, Матвей вышел на крыльцо.
- Ты заходи ещё, Матюша и мамке большой привет передавай, - смахнула слезу со щеки тётка и шёпотом добавила, - бьёт он меня сильно…
Это было два месяца назад, а теперь вот пожар на Бригадной. Правда, номера дома Сашка не сказал, но всё равно было как-то тревожно.
Утром, придя в пожарную часть, где Матвей работал инспектором, он сразу же прошёл в кабинет начальника караула.
- Слушай, Володь, вы вчера на пожар выезжали?
- Выезжали.
- На Бригадную?
- Ну, да. А ты чего всполошился?
- А номер дома, какой?
- Семьдесят девять. Да ты что психуешь-то? Родственники что ли?
- Родственники… И что там?
- Вообще-то плохо… Мужик женщину всю шилом по пьяни исколол, на скорой увезли. Потом дом поджёг и с топором бегал, никого не подпускал тушить. Когда милиция приехала, тушить уже было нечего…
Матвей отошёл к окну и молча уставился в одну точку.
- Так они тебе кто, Матвей?
- Дядька и тётка… Что я теперь матери скажу?..
Но мать к известию о несчастии отнеслась довольно спокойно.
- Я знала, что чем-нибудь таким всё закончится. Пьянка-то до добра не доводит…
Прошло какое-то время. Шум вокруг пожара понемногу улёгся. Соседи, первое время вздрагивавшие по ночам от малейшего шума, успокоились. Тётка Матвея, так и не оправившаяся от ран, вскоре умерла. А дядька… О нём никто никогда больше не слышал. Сгинул видно где-то на бескрайних просторах российских лагерей.
А по тому месту, где когда-то стоял сгоревший дотла дом, вскоре проложили трамвайную линию на Гальяно-Горбуновский жилой массив. Лишь остались сиротливо стоять столбы от входных ворот. На одном столбе, если приглядеться, и сегодня можно увидеть старую табличку с цифрой «79».
               
                Нижний Тагил
                Январь 2010 г.