Ниточка к убийце

(Глава из романа «Часы из прошлого» – первой книги фантастической дилогии «Неоконченное следствие»)

– Ну, паря, считан, что заново родился! – начав очередной обход именно с Андрея Пущина, заявил ему заведующий хирургическим отделением.
После чего, одновременно и укряя его и, подбадривая продолжил:
 – Это же надо так запустить свои пустяковые, хотя и несвежие раны, что дело дошло до сепсиса.
Другие в больничной палате затихли, прислушиваясь к тому, о чём беседуют доктор и только что едва выкарабкавшийся «с того света» молодой следователь районной прокуратуры.
 – Еще немного, так бы и помер от заражения крови, – между тем балагурил медик, весьма довольный тем, что сумел спасти очередного пациента от верной смерти. – Благо, хоть, нашлось, кому тревогу забить.
...В тот вечер, вернувшись из поездки на татьяниных «Жигулях» в Шелковку, Андрей почувствовал сначала общую слабость и озноб. Затем вообще не смог держаться на ногах, слег, едва не теряя сознание.
Обеспокоенные таким его видом соседи по номеру и позвали дежурную, решавшую все проблемы «Юбилейной». Градусник, на счастье Пущина, оказался в гостиничной аптечке. И он сразу зашкалил :за сорокоградусной отметкой. Довершил дело все тот же фельдшер «Скорой помощи», что выписывал ему, так и не оказавшийся тогда востребованным, больничный лист.
 – Бывают же в наше просвещённое время такие дремучие люди, – всю дорогу до больницы сокрушался он в машине, восседая над лежащим на носилках Андреем. – Ясно же говорил, чтобы строго являлся на перевязку.
Только Андрей его уже не слышал, от того, что впал в кому. Потому впустую прозвучал очередной упрёк в его адрес:
 – И вот запустил раны, довел до нагноения.
Сам фельдшер, тоже места себе не находил, понимая собственную вину в том, что не проследил за состоянием здоровья пациента и не проконтролировал выполнение тем курса лечения. И за насмешкой, скрывал беспокойство личного плана. Потому, когда понял, что парень с носилок уже ни о чём говорить не может, громко и повелительно крикнул водителю микроавтобуса:
 – Прибавь скорость, мы его, кажется, теряем!
Они всё же успели до того, как могло наступить необратимое в мозгу Пущина. Однако беспечный больной так и не понял всерьёз, этот суровый урок судьбы. Сложное лечение, затянувшееся на несколько недель, однажды оказалось, прерванным так же неожиданно, как и началось. И тому нашлась весьма серьёзная причина.
Все эти дни у постели больного, как верный страж его покоя, неизменно присутствовала Татьяна Дуганова. Она чуть ли не считала себя невольной виновницей всех злоключений бывшего попутчика.
Но говоря откровенно, должность сиделки при нем и самой девушке со временем пришлась по душе. Сама себе, боясь признаться в собственных чувствах, она уже и не могла даже представить, как бы жила, не зная этого веселого, простодушного парня. Да и Андрей тоже питал к ней самые добрые чувства. Правда, не надеясь на особую взаимность. Дескать, довольно взбалмошная девица, поиграет в «сестру милосердия» лишь до тех пор, пока не надоест.
И еще он понимал, как ясный день, что и вообще – скоро ей уезжать, чему имелись весьма веские основания. Ведь, занятия в университете начнутся со дня на день, понимал парень, даже с учетом летней педагогической практики, на которую продлен срок каникул бывшей артековской пионервожатой!
Пару раз наведывался к своему молодому коллеге, особенно когда того перевели в общую палату для выздоравливающих пациентов, сам прокурор Гудзенко.
От него Пущин узнал, что начатое им уголовное дело о гибели Лимачко застопорилось безнадежно. Да и люди, которые могли бы добавить по нему что-то новое – украинские водители, уже отбыли на свою малую, как говорится, Родину.
Они же, по словам прокурора, исполнили скорбную миссию:
 – Увезли с собой на своем эшелоне с техникой цинковый гроб с телом погибшего друга, чтобы похоронить в родном поселке.
Только не безнадёжность начатого новичком, расследования особенно раздражало районного прокурора.
 – Вот и вышло, что сущего «глухаря», этакое бесперспективное, никогда не расследуемое дело повесили на нас с тобой рубцовчане, – ещё заметил, надеясь, что тем самым навсегда закрывая эту тему, в их больничном разговоре, Михаил Иванович. – Впредь своей головой нужно думать, молодой человек!
Андрею нечего было возразить на его упреки. Он и бкз того уже был готов почти к выговору, а то и к увольнению за проявленный непрофессионализм. Только обошлось, к счастью, без подобной – исключительной «меры» руководящих репрессий.
Потому, почти с благодарностью, воспринял он пожелание прокурора, высказанное ему на будущее:
 – Быстрее выздоравливай и возвращайся на работу.
При этом как было не вспомнить Андрею их первый разговор еще при знакомстве прокурора с новым следователем, мол, один зашился совсем. Без помощника ни в какую не получается выполнять всё работу в положенные сроки.
Примерно об этом, как бы невзначай обмолвилась и новая посетительница, появившаяся у кровати больного, когда сам он совсем, было и думать забыл, о своем первом серьезном промахе на следовательском поприще.
Тогда в палату зашла довольно молодая на вид женщина. Как подметил, привыкнувший к подобным визитам в их палату подобных визитеров к пациентам, Пущин, с самыми обычным для подобных случаев, набором больничной передачи – кульками яблок, конфет и баночкой свежего варенья.
Немного смущаясь своего визита, незнакомка присела на краешек выкрашенного в белое, табурета:
 – Можно к вам?
Андрей недоумевающе уставился в миловидное лицо незиакомки. Не понимая пока, чем мог бы ее заинтересовать? Но она же первой и развеяла его недоумение, заявив:
 – Меня зовут Клавдия Павловна Микшец.
 – Из Шелковки? – сразу же вспомнил Пущин, уже однажды услышанное им от участкового, имя сельской жительницы. — Заведуете библиотекой!
Та, совершенно откровенно обрадовалась его словам.
 – Ну, вот и вспомнили, – уже совсем уверенно заговорила женщина, – Нужно было бы мне раньше приехать, да все никак не решалась.
Возникла небольшая пауза, после которой последовали дальнейшие объяснения:
 – Меня с тех пор свояк все бранит, что ни день, снова берётся за свое, говорит, как заведенный, дескать, всю будущую карьеру я ему порушили.
Улыбка сошла с лица библиотекарши, как будто её и не бывало.
 – Подвел, дескать, следователя неуклюжей медвежьей услугой, – продолжила она говорить про капитана Минаева. – Так ты, мне велел, поправляй.
Неожиданная догадка осенила Пущина.
 – Выходит, участковый уполномоченный вам приходится родственником! – окончательно прояснилось в голове Пущина. – Вот почему он так радел за книжки из колхозной библиотеки.
Он приподнялся на своей подушке:
 – Первым делом о них подумал, а потом уже о деле.
У Клавдии Павловны от его прямых слов даже пятна волнения пошли по беломраморным от крем-пудры щекам.
 – Вы уж простите его – попыталась заступиться она за того, кто сам и направил её с повинной к заболевшему следователю. – Да он к тому же и не все книги тогда отыскал, что брал на свое имя, погибший затем в рейсе шофер...
 – Как не все? – насторожился Пущин.
 – А вот так...
Роман классика русско-украинской литературы Нотана Рыбака «Переяславская рада» и сборник юмористических рассказовОстапа Вишни, взятых в сельской библиотеке Касьяном Львовичем Лимачко и возвращенных туда уже участковым, как оказалось, совсем не исчерпывали записи, сделанные в читательской карточке-формуляре.
Уже собираясь анулировать ее, после смерти прикомандированного водителя, к ужасу своему, Микшец обнаружила там и еще одну единицу хранения – «Словарь русского языка С.И.Ожегова».
Рассказывая об эом, женщина и теперь не забыла той своей, какой-то несказанной растерянности:
 – Книга эта в нашей провинции — редкая и до приезжего водителя ее выдавали только в читальном зале.
В её живом рассказа будто ожила сценка, сыгранная у книжных стеллажей, покойным ныне водителем.
 – Но, ведь надо же, сумел-таки уговорить, – невольно вздохнула об усопшем Микшец, будучи откровенно расстроенной, своими же, собственными словами. – Христом-Богом доверить ему на один лишь вечерок.
Женщина высморкалась в мокрый от слёз носовой платок:
 – И тут такая трагедия.
Пущин, однако, не позволил ей отвлечься от нити разговора, казавшегося ему всё более интригующим:
 – Так чем же завершилось Ваше общение с Лимачко, – напомнил он. – Получил водитель то, что хотел из фондов читального зала.
 – Получил. Доверила! — извиняюще произнесла в этом месте своего рассказа Клавдия Павловна. – А потом еще Федор Петрович панику поднял, когда я вернулась с районного совещания.
Гостья понизила голос, совсем забыв, с кем откровенничает:
 – Будто бы очень строго сама районная прокуратура «лимачкиными книгами» теперь интересуется.
 – Ну и что было дальше, – не удержался от вопроса Андрей, уже не так стесненно чувствовавший себе на больничной кровати перед посетительницей.
На что получил еще одну «порцию» самого обстоятельного рассказа. Ведь, как оказалось, забыв после разговора с участковым обо всем другом, библиотекарь пошла тогда к двум другим водителям – землякам погибшего должника.
 – Думала, что у кого-то из них библиотечный словарь, как раз и хранится, – уже чуть ли не победным тоном сообщила библиотекарь. – В чём, товарищ следователь, совсем даже не ошиблась!
 – Так он нашелся, этот словарь? – вновь будто бы почувствовал жар, от непонятного ему волнения, Пущин.
 – Совсем недавно – обрадовала его посетительница. – Уже перед отъездом к себе домой, зашел старший из тех двоих украинских водителей.
 – Семен Семенович? – не удержался от реплики Андрей.
 – Да, так, кажется, его зовут, а фамилия Федерко, — охотно подтвердила Микшец. – Вот он-то и принес книгу.
Выяснила тогда же дотошная библиотекарша у автомобилиста подробности. Оказалось, что когда тот уже говился к отправке на Родину, то лично и обнаружил толстый фолиант, лежавший почему-то под сиденьем его машины:
 – Видно, сам Лимачко при их последнй встрече туда и положил.
Клавдия Павловна прервала на мгновение свой рассказ, чтобы сделать то, ради чего и пришла на эту их встречу в палату к больному следователю. Она вынула из своей хозяйственной сумки еще одну вещь, принесенную в этот день Пущину – небольшой конверт с коряво надписанной на нем фамилией и должностью Пущина.
 – Ну и ошибок наделал отправитель, – чуть было откровенно не рассмеялся Андрей, с трудом разобрав надпись на конверте, но сдержался, от проявления чувств, догадавшись о важности момента.
Только Микшец совсем по-другому отнеслась к немудреному автографу человека, больше изъяснявшегося на родном украинском языке, чем на всесоюзной «мове».
 – Сам Федерко конверт подписывал, – сказала она следователю. – Еще при этом очень просил именно вам передать письмо из рук в руки, как нечто очень важное.
Протянув послание, Клавдия Павловна добавила:
 – Что же касается ошибок, то заставь нас написать что-либо на украинском языке, мы бы с Вами, пожалуй, ни сколько не меньше огрехов наделали.
Пущину прямо-таки не терпелось поскорее заглянуть в загадочный конверт. Но он не стал столь демонстративно отделываться от посетительницы. Был готов услышать еще что-либо от виновницы его многих неприятностей, а затем уже и «гонца» с доброй вестью. Однако, сама библиотекарь, как стало ясно, не имела особых намерений – засиживаться в палате сверх необходимого. Она, собираясь подниматься с белой больничной табуретки, огладила на коленях юбку, будто пытаясь избавиться от невольной помятости. Потому, не глядя на больного, произнесла не менее важные для Пущина слова.
 – Вот и покойный Касьян Львович не хотел с ошибками отправлять какое-то свое заявлени, – услышал от неё Андрей. – Словарь специально у меня взял, чтобы исправить текст, да видно не успел.
Волей-неволей, еще более заинтригованный только что услышанным, Пущин вернулся к посланию приезжего водителя. Переданный неожиданной посетительницей конверт буквально обжигал руку, изрядно возбужденного странным известием, Андрея. И это не осталось незамеченным проницательной посетительницей.
 – Ну, я тогда пошла! – на доброй ноте завершая непростой этот разговор, сказала она. – А то мне еще нужно зайти по делам в Отдел культуры и оттуда успеть на вечерний рейсовый автобус.
 – Да, да, конечно! — не стал ее больше задерживать Андрей.
Прощаясь, он передал устный привет участковому. Потом, проводив Микшец до самой двери палаты, Андрей, как коршун, налетел на свою добычу. Вскрыв наконец-то конверт, он ожидал найти все что угодно, но обнаружил в нем всего лишь три, мелко, что называется вкривь и вкось исписанных листа плотной сероватой бумаги. По их виду можно было догадаться, что были вырваны из линованной амбарной книги, видно, попавшейся под руку отправителю в конторке на полевом стане.
На двух первых страницах шел убористый украинский текст, а на третьем – начало его перевода на русский язык. Для чего, не ошиблась в том библиотекарь, и понадобился водителю «Словарь русского языка» С.И. Ожегова.
С пятого, что называется, на десятое поняв суть всего написанного, обозначенного автором как «Заявление в Брянский архив партизанского движения», Пущин тут же засобирался на выписку. О чем заявил медсестре, появившейся делать ему очередной укол. Та обещала сказать об этом ординатору. Впрочем, дела этого пациента уже и без того шли на поправку. Так что лечащий врач, буквально следующим утром дал Андрею возможность легко уговорить себя – закрыть больничный лист.
 – Бюллетень продлевать не стану, но при одном условии, – строго напутствовал он бывшего больного. – Будите находиться, как положено, под регулярном амбулаторном наблюдением, до самого полного заживления всех ран.
Только в тот момент Пущин был готов душу заложить за то, чтобы только, как можно быстрее, быстрее попасть в свой служебный кабинет.
 – Конечно-конечно, – заверил он «волшебника в белом халате». – Теперь-то я теперь калач действительно тертый, да и не враг самому себе,
Получив у гардеробщицы, сданную туда при поступлении, одежду, Андрей быстро переоделся. Стремглав прошел по длинному коридору к выходу на улицу и чуть ли не богом, насколько позволяло, не совсем зажившее тело, помчался по селу в прокуратуру.
На месте он застал Гудзенко сидящим над оформлением каких-то бумаг. Следовало дождаться, когда прокурор района освободится от текущих дел. Но, Пущину, словно шлея под хвост попала. Он уже не мог зря тратить время, и так изрядно потерянное во время его болезни. Потому, вернувшийся на работу следователь сходу отодвинул все прочие бумаги в сторону, а на середину стола положил послание, полученное вчера от сельской библиотекарши из Шелковки. Сделав это со словами:
 – Читайте, Михаил Иванович!
Тот не одобрил проявленную подчиненным невежливость. Сначала демонстративно сухо поздоровался. Потом поздравил с выпиской из больницы. И только после этого перешел к сути происходящего:
 – Что это?
И все же было видно, что больше, чем письму, прокурор удивился столь скорому появлению, чудесно выздоровевшего, молодого коллеги, который заставил о себе поволноваться, так внезапно для всех его знавших, попав в реанимационное отделение районной больницы.
 – Как что? – было написано на возбужденном лице следователя. Он даже сглотнул от волнения, прежде чем перейти к главному.
 – Так что же? Что? – попытался успокоить его Гудзенко.
 – Нить, прямо ведущая к настоящему убийце шофера Лимачко! – выдохнул Пущин. — Читайте!