Побег

(Глава из романа «Золотая пещера» – второй книги приключенческой тетралогии «Попутчик»)

Только совсем безголовый простак не связал бы воедино – кражу денег и документов с теми, от кого Тукачев эти саше доллары и получил.
– Проклятая тварь. Ну, ты у меня, поплатишься за все! – последними словами крыл он банкиршу, вымещая свою злость от того, что попался как последний лох.
Когда же прошла первая вспышка ярости, Борис Сергеевич попытался разобраться во всем по порядку.
Главное – не сам факт похищения, а то, откуда оно совершено! – рассуждал он, глубоко затягиваясь сигаретой. – Ключи от сейфа имеются в единственном экземпляре и подлежат обязательной сдаче под охрану при выходе из здания их Управления Министерства. И получить их, кроме меня, по существу, не мог никто.
Подспудно же, назойливым червяком, копошилась иная мысль. Если, конечно, подумал он, у того нет особых полномочий на выемку капсулы с ключами.
Тукачев похолодел: – Ну а вдруг – есть подобное разрешение? Тогда понятно – кто мог забрать доллары и бумаги. Именно те люди, с которыми напрямую могла быть связана Воронина.
Тут Борис Сергеевич стал понимать, почему столь покладистой была с ним Воронина, соглашаясь уплатить за свободу сына любые деньги.
Ну, валюту забрали до цента, – негодовал полковник милиции. – Только зачем им тогда мои финансовые документы?
Сетования полковника прервал телефонный звонок:
– Борис Сергеевич? – спросил равнодушный голос.
– Да, я!
– Вам привет от «сибирской красавицы».
– Сущая потаскуха она, ваша Воронина! Тварь последняя, а не красавица! Падаль настоящая! – взорвался в безудержном крике Тукачев, вновь распаляясь в гневе до неузнаваемости.
– Зачем же так грубо? Как бы потом извиняться не пришлось! – невозмутимо выслушав крик, сказал таинственный абонент.
Тукачев и действительно стал приходить в себя. И первым делом теперь попытался провести разведку в стане, пока ещё ему неизвестного врага.
– Ну, деньги, я понимаю, почему понадобились, – смирённо заявил он. – Только бумаги-то мои вам зачем?
На другом конце провода, как оказалось из последовавшей молниеносной реакции, были готовы и к такому его вопросу.
– Их вернут. Все бумаги до последнего документа. Надеюсь, помните ячейку и шифр, где брали дипломат. В нем все и отыщите. Только знайте, что копии у нас. И в случае чего, все факты, компрометирующие Вас лично, и других фигурантов сделок, всплывут как миленькие. Сами понимаете, компромата там – предостаточно не только для служебного разбирательства, но и кое-чего похуже!
– Кто вы? – уже глуше и обреченнее выдохнул Тукачев. До которого дошел смысл всего услышанного.
– Сам догадайся. Не маленький, – от того, что одержал победу, вдруг подобрел голос неизвестного собеседника. – И вот что еще. Деньги за свободу парня его матерью были выплачены сполна. Другое дело, что ты не смог их уберечь. Однако нас это уже не касается. Даем месяц на то, чтобы Сергея увидела Галина Семёновна перед собой уже без наручников. Потом, если не сдержишь слово, включим счетчик. Благо, что есть акции «Подмосковных дач» – рассчитаешься!
В трубке щелкнуло.
Но, прежде чем раздались отрывистые гудки отбоя связи, некоторое время доносился шорох. Как будто кто-то еще присутствовал при разговоре.
Эти парни не лопухи. Могли догадаться о возможном подслушивании. Значит, действовала систёма «против третьего». Вот откуда шум, уже как естественное и необратимое зло, принял условия, сломленный судьбою, Тукачев.
Через час он был на вокзале. Там, где еще вчера с таким большим удовольствием нашел подтверждение серьезности намерений Ворониной выкупить сына. А вот теперь – тот же самый чемоданчик, но не пустой, а с документами, вызвал у полковника еще один прилив желчи: – Вот так шантажист. Сам оказался на крючке, с которого просто так теперь не соскочишь.
Упоминание о сроке выполнения, обещанного банкирше, освобождения ее сына, было весьма настойчивым. И Тукачеву ничего иного не оставалось, кроме поиска наилучшего из вариантов освобождения Сергея Калуги.
Для начала, он запросил все данные на него из информационно-аналитического центра их Министерства. Ответ пришел быстро. Но совсем иной, чем тот, какой хотелось бы Тукачеву:
«Осужденный за умышленное убийство, Калуга Сергей Александрович совершил побег из Исправительно-Трудового Учреждения. В настоящее время он объявлен во Всероссийский розыск».
Лишь на первых порах шокирующее известие в какой-то степени огорошило Бориса Сергеевича. Но потом он стал понимать, что тем самым волею судьбы, освобождается от собственных затрат на организацию освобождения слишком самостоятельного банкирского сынка.
– Может быть, это даже к лучшему! – всесторонне осмыслив полученную информацию, усмехнулся Тукачев. – Украденные у меня деньги, пусть и не мною, теперь сполна отработаны.
И все же, следовало узнать в подробностях обстоятельства исчезновения его «крестника» из лагеря, куда, будь оно неладно, сподобился совершить свой визит Борис Сергеевич. И заодно состроить, как минимум, сразу две, прямо противоположные, версии для официальных властей: – О полной непричастности к этому Тукачева и о чистой случайности их встречи с Калугой на зоне. Зато для Ворониной было бы неплохо создать видимость содействия побегу ее сына из заключения.
Для решения всех этих проблем, полковник Тукачев вновь выписал командировку в те места, где, совсем недавно, философствовал, разглядывая процедуру вывода лагерников из рабочей территории ИТУ в ее жилую часть.
Кстати и повод образовался подходящий. Кадровики, не без ходатайства непосредственного руководства Тукачева, еще до побега заключенного из ИТУ дали ход бумагам, давно выписанным на имя Василия Тимофеевича Скирды. И то, что он, наконец-то, продвинулся в чине и стал полковником, должен был первым сообщить его новый московский покровитель.
Вдвойне порадуется! – был уверен Тукачев. – Следовало бы наказать за побег заключенного, а тут наоборот – повышение в чине.
И он в своих рассуждениях нисколько не ошибался.
На месте, пока виновник тожества готовил сабантуй по поводу своего производства и заодно вынашивал планы дальнейшего продвижения по службе, его дорогому гостю ни в чем не было отказа.
Заручившись такой поддержкой начальника ИТУ, Тукачев, в сравнительно короткий срок, сумел собрать исключительно все данные по поводу побега, совершенного осужденным Калугой.
В основном их поведал «кум» зоны – заместитель начальника ИТУ по режимно-оперативной работе майор Ноговичко, имевший в бараках свою и весьма обширную, сеть тайных осведомителей. По, поступившим к тому, доносам, в уплату за свой побег Калуга, якобы, внес огромную ценность.
– В чем она выражалась, не знаю, пока выясняется, но её стоимости оказалось достаточно, чтобы в лагере подсуетились многие ради одного, – тоном, словно извиняющим за то, что и в его данных имеются пробелы, доложил приезжему полковнику майор.– А дальше дело было так...
Совершенный побег и на самом деле был неординарным. Даже поверхностный осмотр доказывал, что такое не по силам одиночке.
Загружая полувагон строительным брусом, бригады заключенных: и те, кто занимались деревообработкой, и крепившие груз к платформе, работали как одно целое, чтобы помочь беглецу. Одни поставили брус разных размеров, напиленный так, что в середине укладки образовалось убежище для того, кто решил «рвать когти» из лагеря. На ближайшем железнодорожном перегоне тому оставалось только прорубить изнутри лаз в верхнем ряду, чтобы в безопасном месте выбраться наружу.
– Верно, проект достаточно дорогой, немало стоил. Ведь нужно было столько людей сразу подкупить. И за дорого, чтобы никто не «раскололся» раньше времени, – согласился с майором Тукачев.
Он задумчиво глянул в лицо лагерного «кума», проспавшего организацию и осуществления столь дерзкой акции заключённых.
– Одно, пока, не ясно – кто и когда сумел переправить Калуге ту самую ценность, которая наделала нам столько бед?
Однако у майора Ноговичко, загодя готовившегося к разговору, и на это был готов вполне исчерпывающий ответ:
– За несколько недель до побега осужденный Калуга получил посылку.
Высказав своё личное и достаточно спорное предположение, лагерный «кум» невольно замялся от того, что свою же службу подвергает обвинению в халатности:
. – Ее содержимое контролеры проверили со всей тщательностью, но всякое бывает. Что-то видно пропустили.
– Получил посылку? От кого? – после всего только что услышанного, всерьёз насторожился Тукачев.
Как гончий пес, верхним чутьем почуявший близкую дичь, так и он по своему опыту понял, где следует искать разгадку.
Майор заглянул в свои записки:
– Отправитель посылки – некий Кузьмин Степан Маркелович из Мариинска.
Ноговичко, стараясь обелить себя перед московским визитёром, имевшим, судя по всему, немалый вес в Министерстве ничего не скрывал:
 – Мы тут уже начали в его отношении кое-какие действия. Так вот – этот тип оказался непростым гражданином. Без малого четвертак в зоне нары парил.
Он замялся, не смея отступить от истины:
 – Правда, впоследствии Кузьмин был, что называется, «по-чистой» в конце пятидесятых годов реабилитирован. Но лагерь есть лагерь. Чему в нем только не научишься. Было бы желание, или, на худой конец – время. Его же, как ни крутись, за двадцать пять лет – любому хватит на «криминальные университеты».
...Последующие несколько дней, по пути из сибирской командировки в Москву, Тукачев провел на своей старой родине. И заехал он в столицу Федерального Округа вовсе не ради тривиального удовлетворения возможной ностальгии по своей прошлой службе. Как оказалось, именно там ждали его дела, о которых даже не предполагал, собираясь в сибирскую командировку.
В областном архиве ему показали, недавно переведенное туда по истечению сроков давности из Фондов, более несуществующего «комитета глубокого бурения», «Уголовное дело Кузьмина С.М.»
Перелистав его страницы, что называется «от корочки до корочки», досконально изучив, подшитые среди бумаг протоколы допросов подозреваемого, Тукачев даже воскликнул от удивления, благо, что никто не мог слышать его неожиданное и способное уличить самого полковника, откровение:
– Как же не быть особо ценной вещи, если этот таежный медведь, судя по всему, в своей берлоге немало золота прячет.
Мозг Бориса Сергеевича заработал в авральном режиме: – Где сокровища?– так и не признался за всю почти четвертьвековую отсидку. Но меня не проведешь. И парень, скорее всего, именно к нему и драпанул из лагеря.
...В своих догадках Тукачев не ошибался. У Сергея Калуги просто и не было больше места, где бы его ждали. К тому же, получив столь неожиданный привет с воли в виде рубина, он понял еще одно значение кристалла: – Старый шаман велит ему действовать! Ждет у себя!
Беседа с лагерным авторитетом, осужденным Максимовым, носящим, из-за своего пристрастия к западным словечкам, кличку «Кент», лишь в самом начале носила откровенно выжидательный характер.
Да и то лишь потому, что Калуга сам не торопился полностью открывать перед ним карты. Потому, что впервые вступил в отношения с подобным человеком из «воровской элиты», о возможностях и влиянии которого в лагере все говорили – кто с восхищением, кто с ненавистью.
В общении с рядовым работягой-мужиком лично Максимову торопиться не желал. Понимал, что идти на откровенный разговор тому придётся всё равно. Ведь, кроме как к нему – смотрящему на зоне, парню, в общем-то, и обратиться больше не к кому. Не к легавым же? Кто больше года мариновали его в «штрафной» бригаде пропитчиков железнодорожных шпал.
Авторитет как в воду смотрел. Неожиданный визитёр перестал говорить иносказаниями. Перешёл к существу вопроса.
– У меня есть к Вам, Сергей Афанасьевич, серьезное предложение, – наконец-то, решился Сергей.
Он привстал со своего табурета, глянул между рядов двухэтажных железных кроватей, и, только убедившись, что они остались в бараке одни, пошёл на откровенность Калуга:
 – Нужно устроить мне побег.
Увидев, как после его слов саркастически растянулись в подобии улыбки тонкие губы Кента, Сергей продолжил:
– И устроить побег не бесплатно. Есть чем оплатить расходы.
– Пайку-другую сэкономил? Или в придачу к этому, старый должок с Тыквы, лично тобой избитого в столовой, потребуешь? – не стесняясь казаться циничным, заметил авторитет.
Он скорчил откровенно скучающую физиономию:
 – У нас тут такие дела не проходят. Ты сбежишь, а для всего лагеря ужесточат режим. Нет уж, овчинка выделки не стоит.
Делая вид, что заканчивает неприятный для него разговор, Максимов сделал из кружки глоток, крепко заваренного, чая и тут же выругался:
– Вот, падла, остыл чифирь, пока ты мне ерунду в мозги вкручивал.
Только своего, авторитет – смотрящий за зоной этим не добился. Визитёр, как, оказалось, явился к нему не с пустыми руками.
– За сколько, вы все здесь, согласитесь пострадать от начальников? – и не думая подниматься со своего места, продолжал свое Калуга. – Я ведь Вам, Сергей Афанасьевич, могу хороший выкуп заплатить.
Видя, что сарказм собеседника готов вот-вот перейти в бешенство от назойливости незваного просителя, Калуга вынул из носка и положил на край тумбочки, алой искрой блеснувший камень.
– Что это? – все еще, не понимая истинную ценность подношения, спросил Кент.
– Миллион!
– Рублей? – не веря, что красная безделушка могла столько стоить, но, тем не менее, насторожившись, переспросил авторитет.
– Нет, не рублей. Долларов! – Сергей смело глянул в его, широко раскрытые от удивления, глаза «Кента. – Камень уникальный. И размером и чистотой рубин достоин королевской короны. Мне это настоящий большой специалист в рудном деле наверняка сказал.
Упоминание о трагически погибшем в Афганистане друге-геологе, сделало лицо парня еще жестче:
– Но можете проверить. В зоне, я знаю, наверняка немало есть знатоков подобных безделушек. Мне же взамен нужно не столь много. Всего день свободы. А там я сам за себя постою.
Максимов, с настороженно-удивленной гримасой на худощавом лице, взял в руки удивительный камень:
– Надо же – миллион «баксов». Ладно, проверим!
Он сжал рубин в кулаке:
– Или тебе расписка нужна?
– Зачем расписка? – не стал таить своих оставшихся козырей Калуга. – Я все рассчитал точно. Пока кроме нас двоих никто о рубине не знает, все будет гладко. Ну, а случись что со мной, тот, кто выслал камень в зону, шум поднимет. Вот и выходит, что нам обоим лучше играть с этого момента в открытую партию, без туза в рукаве.
Поняв по наступившей серьезности Кента, что его слова пришлись тому по душе, Калуга добавил:
– Я, в свою очередь, готов всем, чем угодно, поклясться, что выйдя отсюда, навсегда забуду о нашем уговоре.
И всё же смотрящий за зоной не торопился прямо сразу верить во всё услышанное от Калуги. Еще пара-другая, тягучих лагерных дней понадобились Кенту, чтобы навести необходимые справки. Зато при новой встрече, приглашенный на нее, Калуга увидел совсем иного человека, чем прежде – деловитого, властного, уверенного в точном исполнении каждого его слова:
– Побег, как ты просил, состоится. Вот план...
Оставить, после окончания смены в промышленной зоне Калугу не составило большого труда.
– Есть у него ночная работа. Станок настраивает к завтрашнему авралу.– Доложил бригадир начальнику караула при выходе в жилую зону. – «Зам по производству» так велел.
Ссылка на майора Шипулина оказалась весьма продуманной.
Всем уже было известно, что с обеда тот отправился в райцентр на узловую станцию требовать подвижной состав для срочной отправки особого груза – первой большой партии «столярки» акционерному обществу «Подмосковные дачи».
Теперь железнодорожные вагоны пришли и уже грузились, чтобы в ночь уйти к столичным заказчикам. Но сам Шипулин, сделав дело, остался в поселке с семьей, решив, как бывало, что главное на сегодня им выполнено.
– Ну, раз Шипулин велел, – согласился начальник отряда капитан Ложкин. – Пусть тогда ваш ремонтник ночью поработает.
После того, как Калугой интересовался, и даже лично поил его отборным чаем и угощал полковник из Министерства, Ложкин изменил отношение к Сергею. На всякий случай даже перестал «быть излишне строгим» в отношении парня. И теперь не возразил против его производственной отлучки.
Сергею же было совсем не до ремонта, какого-то там, пусть и сверх нужного производству станка. Снабженный всем необходимым инструментом – острым долотом, молотком-киянкой и ножовкой, он уже давно находился внутри штабеля бруса, аккуратно уложенного бригадой грузчиков, технологическим пакетом на, готовящейся к отправке в Подмосковье, грузовой платформе.
В узком пространстве между смолистыми заготовками сборного домика хоть и не хватало комфорта, зато ни один из проверяющих постов охраны не усомнился в том, что все в порядке.
Этой же ночью, едва товарняк вышел из зоны на центральную магистраль, Калуга, вырубив окно в верхнем ряде бруса, выбрался из своего убежища и, спрыгнул с вагона под откос. Откуда благополучно ушел в тайгу, подступающую к «чугунке» с обеих сторон насыпи.