Один

Я ворую чужие идеи. А куда деваться, если обо всем уже сказано. Все только и делают, что переписывают друг друга. Словно конспекты в школьной программе. Я смотрю как под окном бригада работников разгружает газель. Доски, кирпичи, ящики. Стоит признать, мне с работой повезло. Некоторые вообще торгуют прокладками. Лучше погибать от скуки, чем так. От голода у меня стонет желудок и наливается тяжестью голова. На сцене появляются еще три человека, идут к бригаде и что-то им толкуют. Я здесь, наверху, прикуриваю сигарету и смотрю на них, прищурив глаз от поднимающегося дыма. А вот и главный пожарник нашего отдела, подошел, кричит и машет руками. Пожилой дед не промах, дым пороха до сих пор не вышел у него из легких. Ему показывают бумаги, а он показывает рукой на уже выгруженные материалы. В итоге документы оказались сильнее его напористости, на него перестают обращать внимание и молча продолжают свою работу. Старый дед остался не у дел. Молодые руководят жизнью, а пожилые лишь шерсть, против которой они вынуждены идти. В итоге он остался стоять один среди груды мусора. Я потушил сигарету, сплюнул и пошел к себе. Спектакль кончился.
Мой этаж имеет статус Высокой культуры производства. Что это значит, я толком не знаю, но похоже на чистые столы, порядок и дружный коллектив. Если в туалете стоит жуткая вонь отходов, в унитазах вечно плавает говно, которое невозможно смыть, а в раковинах ржавый налет и из крана коричневая вода, то, думаю, что это против всяких правил – назначать такой статус. Туалет – отражение любого заведения.
Вот уже около недели я не пил поздними вечерами и у меня началась бессонница. Ночи напролет я лежу в кровати и смотрю в потолок, вспоминая свою жизнь. Я много о чем думал, делал интересные выводы, но каждый раз внезапно проваливался в сон, уже под утро, и все забывал. И вот опять на работу. Скука. Меня клонит в сон и болит голова весь день. Бросает в жар. Люди вокруг раздражают. Я бы спрятался сейчас в какую-нибудь коробку и спал там, в темноте, где никто не достанет. Любое движение людей вокруг меня задевает, выводит из себя и толкает за черту. У меня похмелье, длиною в жизнь. Я не хочу указать на то, сколько я пью, вовсе нет. Это похмелье на психологическом уровне, которое возникает без помощи внешних раздражителей. У меня вечная жажда, головная боль и раздражительность. Когда приходит реальное похмелье, я его бывает даже не замечаю, потому что это мое постоянное состояние. Чай горький, сигареты терпкие, воздух тяжелый, солнца нет.
Таня. Работает со мной. Стоит начать с того, что ей не под силу одеться так, чтобы вызывать хоть какое-то сексуальное влечение у мужчин. Я смотрю на нее и мне кажется у нее нет ****ы. Если и есть, она потерялась в зарослях, в которые давно никто не пролазил. Она высокомерна и самонадеянна. Из-за своей недоебанности, все, что ей остается, это доказывать свою эрудированность, ответственность и важность. Часто, глядя на женщин, я невольно представляю, как они делают минет. Довольно забавно и возбуждающе. Тане я бы даже в рот не дал. Даже будучи пьяным не захотел бы. Ей двадцать пять. Я видел пятидесятилетних с гораздо большим сексуальным потенциалом, чем она. Никаких увлечений. Никаких страданий. Никакого стиля. Она умерла прежде, чем ее организм выдохся. Все это время она ставила меня на место и учила жизни:
 - Секонский, ну как можно было выполнить так работу! Тут же куча ошибок! Ты вообще учился в школе?!
Не ответив, я достал из ящика сигареты и вышел. Вся эта ее напыщенность выходит из подражания ее начальнице. Это как раз тот случай, про который я говорил. Эта дама под полтинник заводит меня куда больше. Желание трахнуть такую зрелую женщину – подсознательное стремление к смерти. Может быть. Или желание возвыситься над своей матерью, сравнивая других с ней. Все это херня, когда у тебя стояк. Я пошел в туалет, закрылся, закурил и присел, опершись спиной на дверь.
Мне снилось, что у Джилл гниет нога, испуская жуткую вонь, она сторонится меня, чтобы я не почувствовал этот запах. Но я уже все знаю. Но молчу. К нам подходит мальчик и говорит, что может помочь. Он совсем маленький, лет шести, с рыжими волосами и коварным лицом дьявола. Он что-то задумал, поэтому я посылаю его и говорю, что мы справимся. Я вижу у нее на внутренней стороне бедра небольшую дырочку. Из нее вытекает гной.
Проснулся я от того, что в соседней кабинке кто-то дристал. Беднягу пробило на понос. Я прямо ощущал как его говно плещется и разбрызгивается о стенки унитаза, попадая на жопу. Моя сигарета лежала на полу, на пальцах остался ожог. Еще немного дымилась, значит прошло минут семь. Отлично. Ноги не затекли. Я подождал немного, посмотрел в окно и вышел. Он тоже вышел. Это оказался Савелий. Я чувствовал его напряжение, он всегда был на нервах, потому что не был собой. Вечная игра на публику со страхом быть рассекреченным. Мы переглянулись и я отправился к себе. Сученок догнал меня в коридоре:
 - Че сегодня делаешь?
 - Ничего.
 - Мы тут собираемся…
Я зашел к себе, хлопнув дверью перед его носом. Меньше всего мне хотелось разговаривать. Я бежал от всех. Меня убивала мысль, что работать еще три часа, а вечером надо идти домой, где будет ждать Джилл. Я боялся, бежал, мучался, хрипел от боли, когда оставался один. Мне был нужен всего день отдыха. Один. В такие минуты потенциальные самоубийцы уходят из жизни. Наверно.