мой друг

ДРУГ МОЙ ЖЕНЬКА

Мать с трудом разбудила меня еще до восхода солнца. Подниматься не хотелось не потому, что рано, а потому что после напряженной работы за штурвалом комбайна, да еще в знойный день, хотелось отоспаться. Руки и ноги ныли, а глаза сами собой закрывались, прямо-таки слипались.

- ЗАХОДИ к Женьке и правьтесь поскорее в Вяжу, вчера ихний бухгалтер Сазонов с председателем колхоза до ночи пьянствовали в ларьке, наверно, деньги в Банке по-лучили, может, повезет, и вас рассчитают, - наказывала мать, делясь своими наблю-дениями.
Она налила мне кружку парного молока, дала кусок пышки, приготовила на день тормозок. В сумке была бу¬тылка того же молока, пышки, пара яиц и кусочек пожел-тевшего сала.
Женька Гончаров уже не спал. Он выпроводил корову и овец на выгон и сразу же согласился сходить в Вяжу. Его матушка приготовила и ему продукты, такие же в точности, как у меня, сложила все в мою сумку. Надев ее на палку, я перекинул ношу за спину, и мы двинулись в не такой уж и ближний путь, что¬бы получить заработанные там деньги. Около МТС нас подобрала попутная подвода, и мы удачно доехали аж до хутора Цыганки, а там до Вяжи всего ничего...
Штурвальными (помощни¬ками комбайнера) на уборке урожая и я, и Женька рабо¬тали по второму году. Правда, в прошлом году поработать толком не получилось. С ком-байнером Рябинским Нико¬лаем Терентьевичем мы с горем пополам отремонтировали видавший виды самоходный комбайн цвета морской волны с красивым названием «Чайка», выехали к полю возле хутора Квиткин, в массив; но  к. магазину "Миру-мир", где кон¬чалось поле, добрались толь¬ко на шестой день, а на седь¬мой мать меня не пустила на работу.
-Черевики стопчешь, а на новые не заработаешь при таких ваших стахановских темпах. Больше клепаете эту раскрашенную жестянку, чем косите.
Женька работал с опытным комбайнером дяде.й Володей (фамилию не помню) из хуто¬ра Ново-Чигириновка, ему по¬везло - заработал он прилично. В этот сезон дядя Володя сно¬ва пригласил Женьку, я стал штурвальным у Хоршева Ми¬хаила. Комбайны мы отре-монтировали, пропустили, об¬катали вхолостую и теперь ходили в мастерскую по на-рядам. Верхне-Макеёвская МТС получила пять новых усовершенстванных самоход-ных комбайнов, нам повезло, и мы приступили к регулировке новой техники. Времени до уборки оставалось в обрез – пропадали на машинном дворе дотемна.
 
Работать пришлось вместе с Женькой в хуторе Ольховом. Убирать начали чистую, стебелек  к стебельку, паровую пшеницу, но не прошли и десяток метров, сработали несколько трещеток. Молотилка ока оказалась забитой соло¬мой - транспортер не подни-мал ее в копнитель. То же самое случилось и у Женьки. Что мы только ни делали -ничего не получалось. И тогда мы легли на край молотилки и пожарной шваброй прижи-мали солому - дело пошло. Два дня жарились на солнце животами вниз на раска-ленной, как сковородка, мо¬лотилке, а к вечеру валились с ног. У меня уже была мысль - убежать. На третий день, смотрю, Женька за рулем, дядя Володя на подножке помогает ему рулить! Удиви¬тельно! В конце загонки Женя пояснил, в чем дело.
-Приподнял копнитель, под¬ложив под фаркоп две старые шестеренки.
Мы сделали то же самое, наклон транспортера умень¬шился, и он заработал, как часы.
У дяди Миши Хоршева было множество знакомых и друзей, благоволили к нему и женщины. Иногда они приносили ему что-нибудь вкусненькое из домашней стряпни. Он делился со мной и Женькой. Однажды одна поклонница принесла большую чашку вареников в сметане.
- Хохлята, айда сюда! Угощайтесь, - великодушно предложил дядя Миша, куда-то удаляясь в сторону леса.
. Мы принялись усердно и съели все вареники, внахилку выпили остатки сметаны. К середине ночи у нас начались проблемы с животами, не спали до утра. Хоршев хохотал, а дядя Володя ругал его:
-Мишка, бисов ты охальник, шо ж ты угробыв хлопцив! Хто ж робыть будэ?
Комбайн напоминает ор¬кестр, где каждый агрегат, как особый музыкальный инстру-мент, поет по-своему и в лад с другими, только так и не ина¬че. Стоит только в оркестре кому-нибудь сфальшивить, это не ускользнет от чуткого слуха дирижера, и он тут же оста¬новит музыку. Так и в комбай¬не: заработает агрегат с пе¬ребоями или только изменит свой тембр, комбайнер тут же остановит молотилку, будет искать причину, не станет ждать, пока посторонний стук "сам себе покажет". У нера¬дивых же комбайнеров бы¬товала тогда поговорка: хо¬роший стук сам себя покажет, наружу выйдет. Искусству слы¬шать музыку степного оркест¬ра нам с Женькой предстояло только научиться. Мы посте¬пенно, с помощью добрых и заботливых наставников (за весь сезон ни разу они не повысили на нас голос, тер¬пеливо передавая свой опыт) освоили эту оркестровку, ра¬ботать стало легче и нам, и им, уже пожилым мужикам, прошедшим войну с первого до последнего дня. По очере¬ди, по два круга, косили на¬прямую чистую, колосок к колоску, озимую пшеницу воз¬ле Липягов.
Мы с Женькой напнули из веток и соломы что-то напо¬добие шалаша, приносили от родника чистой холодной во¬ды, отдыхали, ожидая своей смены.
...В конторе колхоза, кроме бухгалтера Сазонова, дородной казачки Дуськи – жены председателя, никого не было. Дуська сидела около бачка с водой, щелкала подсолнечные семечки, смешанные с тыквенными. У стола, за которым сидел бухгалтер, противно пахло застарелым перегаром. Поздоровались, спросили председателя. Сазонов, не поднимая головы, еле заметно кивнул на дверь председательского кабинета.
У председате¬ля колхоза не было желания с нами разгова¬ривать: нет де¬нег и в ближай-шее время не будет. Женя убеждал его, просил, ведь не ближний свет ходить из Маке¬евки. Все это, по-видимому, разд¬ражало преда, ему было не до нас, он руками сжимал голову, тупо смотрел на разбросанные по столу бумаги. Тяжело подняв¬шись, взял нас за плечи и почти вытолкнул за дверь.
-Получили де¬нежку, хахлята? - злорадствова¬ла Дуська, про¬должая смачно сплевывать лузгу во все стороны.
-Подожди, я сейчас!..
И Женя нырнул в кабинет.
-Щас пробкой вылитить, -заключила жена преда. Но вместо этого хозяин кабинета заорал на все правление:
-Сазонов, иди сюда!
Бухгалтер нехотя поднялся, опираясь на стол, потом, дер¬жась за стенку, вошел в ка¬бинет. Дверь осталась при¬открытой.
-Рассчитай этих хахлов, пу¬щай мне не надоедают. Вы¬пиши и ордер на получение зерна, и чтоб духу их в Вяже не было...
Через полчаса мы уже были в магазине, купили конфет подушечек (на сто граммов 33 штуки), вышли к мосту через Ольховую, свернули влево в левады, в тенек, развернули свою котомку, подзакусили, запили уже начавшим прокисать молоком и к вечеру, посасывая карамель, добра¬лись домой.
-Женя, что ты сказал пред¬седателю? - поинтересовался я.
-Какая разница, главное он нас рассчитал, - уклончиво ответил друг.
...Наши жизненные пути с Женей, Евгением Афанасье¬вичем Гончаровым, на неко¬торое время разошлись. Мы учились в разных учебных за¬ведениях: служили в Армии в разных краях, работали каж¬дый по своей специальности, он учительствовал в Верхне-Макеевской средней школе, я был связан с животноводст¬вом, потом был на партийной и советской работе. Обзаве¬лись семьями, воспитывали детей, появились у нас внуки. Встречались, конечно, но вся¬кий раз накоротке. Став пен¬сионерами, говорили больше о своих болячках да о внуках.
На один из юбилеев Верхне-Макеевской средней школы пригласили и меня. На празд-ник собралось все село, про¬вели торжественный митинг, потом учителей и гостей при-гласили в кинозал, где пока¬зали фильм о строительстве и открытии школы. Всем было интересно увидеть себя на 25 лет моложе, все довольны, радуются, а я вдвойне. Ведь это я снимал этот фильм, да и к строительству нового зда¬ния был причастен, работая секретарем парткома.
В столовой накрыли столы, были тосты, поздравления. И вдруг, Евгений Афанасьевич запел, песню дружно подхватили его коллеги-учителя и присутствующие. Летит песня по всей школе, вырывается в открытые двери.
- Евгений Афанасьевич заводит, - определил проходивший мимо Мешков Иван Михайлович.
Вышли подышать свежим воздухом. Я подошел к Евге¬нию Афанасьевичу, вспомни¬ли Вяжу, работу штурвальны¬ми, добрым словом помянули наших комбайнеров-настав¬ников - дядю Мишу и дядю Володю.
-Евгений Афанасьевич, вре¬мени прошло много, признай¬ся, что ты тогда сказал пред-седателю колхоза, что он сра¬зу нас рассчитал?
-Ну, и настырный же ты, -ответил он мне. - Сколько лет, а все допытываешься. То наше с ним дело. Я ему слово дал, что никому не скажу. Так что и допытываться нечего.
Так я и в тот раз ничего не узнал о тайне, так будора¬жившей иногда мою цепкую память.

 
Евгений Афанасьевич (крайний справа) с женой Ниной Михайловной (крайняя слева), внучкой Наташей и дочерью Валентиной Евгеньевной.


Иван Алексеевич Квиткин 
сл. Кашары
«Слава труду» 19. 10.2006 № 119