Прощай, Франция

На этот раз я гуляю по веселым итальянским улицам, плитка подо мной серого цвета, с темными прогалами, показывающая схему своей кладки. В то время как сердце отсоединяет свои каналы с доступом крови и продирает дыру в груди, чтобы выбраться; я расталкиваю красиво наряженных юнош и девушек, ведь сейчас время карнавала. Кому-то наслаждения, веселье и сиесты, а у кого-то сердце рвется, как старая тряпка, а когда оно горит, то пахнет паленой резиной.
Потеряно, всё потеряно, нет, ничего нет, только это раздражающее буйство красок, внедряющееся в мои глаза и жгущее мой мозг, не здесь моя душа, не здесь, но на старом мексиканском кладбище - воздает почести какому-то незнакомцу с красивым венком из лилий на надгробии. Назовите моё состояние истерикой или обычным затянувшимся инфарктом, я вас не услышу, я буду задыхаться и хрипеть, в такт музыке, падая на асфальт, мешая своим бренным телом проходить нарядившимся итальянцам. Когда падаешь на спину, видишь небо, работающее на любви. Кровь смешивается со слезами, а оно смотрит, насмешливое в своей безмятежности, и гоняет облака ласковыми толчками в спину.
А моё небо топчет меня, как какую-нибудь грядку с клубникой. И хочется сказать, мол, не топтал бы, но это не тот случай, ведь рискуешь оказаться лицом в остатках загубленных плодов.
И кроме горечи ничего, и небо больше не нужно, есть только головокружение и потухающее сознание, которое еще держится за счет холодных плиток под затылком. А больше и нет ничего. Скребешь-скребешь ногтями камень, а в глазах пусто. И нет больше искры божьей, только желчью плачешь, собирая всю сладость на губах, чтобы не уйти с трупной кислинкой на тот свет.
И не хочется больше ангельского света, хочется дьявольского жара, который так бодро оголяет пороки, сдирая холодную пелену отчуждения и благоразумности. Что может дух, свергнутый самим собой в инферно? Нет голосовых связок для крика, нет сердца для боли, даже слез призрачных - и то нет, экономия, наверное. Или налог на мучения такой. Есть только гложущее чувство, заставляющее лежать на полу животом вниз и хвататься за воздух, быть подобным раненому арахниду. А перед глазами нет сапог, вот просто нету. Пустой пол и всё. Может, некачественный линолеум, изодранный ногтями, и только. А еще пролитый чай и осколки любимой чашки. Бить челом об пол и каяться, захлебываясь собственной жалостью к себе. А мы кто? Пустые стены, чуть полые, но веселые, когда весело, и грустные, когда орошенные кровью. Пусть немножко кофе залило глаза, снова схватило сердце, и в груди пусто-пусто, колени дрожат, действуя по инерции, мне даже весело. Когда увидишь меня таким, обязательно надругайся, потому что был слаб и проиграл самому себе. Контракт аннулирован.
Дыхание-дыхание-дыхание, до рвотного рефлекса. Слышу, кто-то шепчет: "Поднимись.. поднимись.. не умирай". Но кто? Не мой же ли это заклятый друг? Рвоту вызывает массаж сердца, хватаю что-то, не глядя, - удар, и шепот замолкает. Кто знает, может, меня и вправду теребила сама фрау Либен, которой до этого я был совершенно не нужен, но теперь, когда я сломался, она вдруг вспомнила обо мне, так легкомысленно и просто. Что помешало ей греть такого же бедняка, как и я? Я что, такой урод, что меня жальче больше всех, а, фрау? Не отвечайте, я не хочу с вами разговаривать, я скажу что-то лишь при своем адвокате, текиле.
И несмотря на мой цинизм, моя грудь рвется, всеми внутренними органами я готов припасть к теплу, на которое падка моя чёрная душа. Ну, что же вы молчите? Да. Я знаю, что нет. Дозы для меня больше нет. Его дали кому-то, но не мне. Кому-то, кого я уже заранее готов растерзать одними лишь руками. Те, кто ненавидит, могут быть сильнее тех, кто любит. Чёрное зло, чёрная сила.
Порвать самого себя и раздарить вам, милые, умные, красивые, но омерзевшие до безобразия. Те, кто не прошел со мной до конца. Вы-то и умрете первыми, и мексиканское кладбище будет праздновать сиесту. С белыми лилиями. Их будет больше, чем у меня на голове волос, будет ванна из кактусовой текилы и красивые люди, которые умеют только натурально улыбаться, но да мне большего и не надо, иллюзия простой искренности уже прекрасна в своем понимании. Красота и порок стали домом для такого грешника, так зачем лишать себя удовольствия и лезть в монастырь с "Камасутрой"?..
А сейчас я где?.. Ах да. Франция-Франция. Куда делся твой дивный аромат и откуда на улицах столько шлюх? Я взываю к твоему живительному теплу, но лампочка, наверное, перегорела, я опоздал, умолять бесполезно, а жизнь молить - позорно и глупо, я и так достаточно прыгал перед ней. Черт возьми, где твое тепло, куда ты его спрятала, дура!?..
Ах да, прости. Наверное, я немного наркоман. Обещаю, больше ножом грозить не буду, только своему отражению, но покажи хоть немного из того тепла, что ты так жестоко спрятала от меня. Нету? Жаль. Ладно, хорошо, поломаюсь сегодня немножко, милая, все что угодно, любимая... любимая.. любимая... Заклинило, твою мать. Никакая ты мне не любимая, несмотря на то, что для любви души совершенно не нужно! Без неё даже лучше. Я выдеру её и подарю себе. Тебе все равно твоя душа ни к чему, жалкая шлюха.
Прощай, Франция.