Жанна д Арк из рода Валуа 85

БУРГУНДИЯ
(начало марта 1429 года)



- Ты плохо подаешь, Савез, и на подачах теряешь ставку. Надеюсь, это не поддавки?
Филипп Бургундский подхватил полотенце, поданное слугой, и вытер напотевший лоб.
- Давай-ка еще партию. И без верноподданичества.
Совершенно замотанный Гектор де Савез тяжело дышал, поэтому в ответ смог только вяло улыбнуться.
После вчерашнего бала в честь… чего-то там, он провел бурную ночь с одной из фрейлин, что в его возрасте было, пожалуй, уже тяжеловато. И утром пробирался по замку с одной мечтой – отоспаться. Но на свою беду налетел на герцога Филиппа, который не мыслил утра без хорошей партии в jeu de paume(1) с любым, кто подвернется под руку. Пришлось Савезу плестись в зал для игр и натягивать перчатку, проклиная годы, фрейлину и вчерашнее бургундское.
- Давай, давай! – подзадорил герцог. – Хороший воин хорош во всем.
- Увы, ваша светлость, я вынужден просить о пощаде. Силы мои на исходе, и третья партия удовольствия вам не доставит.
- Глупости какие! – Филипп, не глядя, отбросил полотенце. – Я еще в детстве считал, что выносливее Савеза никого нет.
- С тех пор вы сильно повзрослели, герцог, чего не скажешь обо мне, - пробормотал граф себе под нос и потянулся за мячом.
Он совсем уж было собрался умереть прямо на месте, но тут двери распахнулись, и вбежавший слуга почти повис на ограждающей зрителей сетке.
- Ваша светлость! Епископ Бовесский только что приехал и просит о немедленной аудиенции! Он в большом волнении, поэтому я позволил себе…
- А, чёрт!
Отброшенная перчатка полетела за полотенцем.
- Тебе повезло, Гектор, - сказал Филипп, выходя из зала и на ходу снимая мокрую от пота рубашку. – Скажи спасибо епископу, иначе я бы поквитался с тобой за ночное распутство…
Савез шумно выдохнул, вознес хвалу Господу, а заодно и Кошону и поплелся в свои покои отсыпаться…

*   *   *

Бледный до синевы епископ Бовесский мерил шагами покои герцога Филиппа и нервно теребил обеими руками письмо, из-за которого так взволновался, что кинулся в дорогу, невзирая на всякие неотложные дела в своей епархии.
Всё только-только стало так хорошо налаживаться! Ла Тремуй как ближайший советник короля вполне готов был начать переговоры. И, ей Богу, дела с ним можно было иметь, потому что человек, сумевший отодвинуть от трона герцогиню Анжуйскую, внимания несомненно заслуживал. И внимания самого пристального.
Епископ отлично понимал мотивы, побудившие графа обратиться за тайной поддержкой к Бургундии. Понимал, разделял и, конечно же, уважал, потому что сам на месте Ла Тремуя поступил бы так же... Впрочем, он и на своём преуспел немало. И на переговоры эти возлагал надежды большие, очень большие! Уж если дофин, до сих пор гордо задиравший голову, настолько приперт к стенке, что готов просить помощи, значит, выгоду из этого надо черпать полными горстями! У епископа и план уже был готов, сотканный продуманно, скрупулёзно, в котором красная нить приоритетных интересов герцога Филиппа проходила по канве личных интересов самого епископа. И - надо отдать ему должное - себя Кошон не обделил ни в чём!
Но вот письмо!
Пока страшного, конечно, нет. Но перспективы...
Перспективы просматривались не просто неважные — катастрофические!
Поэтому едва на пороге появился герцог Филипп, Кошон бросился к нему с отчаянными словами:
- Ваша светлость! Всё пропало!
Филипп, застегивающий последние пуговицы на камзоле, который надел по дороге, только косо глянул в сторону преподобного, потом выпрямился, поправил ворот, взмахом руки отослал слугу и, дождавшись когда дверь за ним закроется, тихо спросил:
- Что вы так кричите, епископ? Вы уже переполошили половину замка. Разве есть повод для такой паники?
Кошон протянул письмо.
- Прочтите и оцените сами, Филипп. Пока, может, и нет особого повода, но если заглянуть дальше... если оценить перспективы, волноваться нам с вами есть от чего! И лучше сделать это сейчас, чем бессильно кусать локти потом!
Герцог взял письмо. Епископ редко позволял себе называть его по имени, только в особенных случаях. Так что, судя по всему, к письму следовало отнестись со вниманием.
Читал он долго. Пару раз неопределенно хмыкнул, удивленно вскинул брови, потом свёл их к переносице. А когда дочитал, окончательно нахмурился, сел в кресло, медленно и очень аккуратно свернул письмо, явно обдумывая прочитанное, и, не глядя на Кошона, сердито обронил:
- Ну и что?
- Как что?! - подскочил на месте епископ. - Вы разве не поняли?! Герцогиня, наконец, решила осуществить свой план!
- Это я понял. Но дальше-то что? Как можно всерьёз рассчитывать на то, что какую-то крестьянку не только примут при дворе, но и отнесутся к ней со вниманием? Может, ещё и прием в её честь устроят?
- Но, ваша светлость...
- Я всё помню! - Филипп отбросил письмо. - У меня хорошая память, Кошон, и подозрения отца, которые вы мне любезно предоставили когда-то, наверняка не беспочвенны. Но, чтобы всё получилось, герцогине Анжуйской придется раскрыть дофину всю подноготную. А если правда?.. Если эта девица из захудалой провинции действительно Шарлю по крови кто-то близкий? Думаете, дофина это обрадует?
- Если даст надежду, почему нет?
Филипп пожал плечами.
- Меня бы не обрадовало. Равная по крови родственница – это конкурент.
- Но, когда она ещё и последняя надежда…
- Бросьте, Кошон! Когда речь идет о власти, надеяться надо только на себя! А если дофин настолько глуп, что надеется на кого-то ещё, то надо сделать так, чтобы надежда обернулась опасностью.
- Но как!!! - Кошон в отчаянии всплеснул руками. - Ваша светлость, вы внимательно читали? Все эти военачальники съехались не просто так! И эта их якобы небрежность – почему, дескать, девицу и не принять - идет не от слабого ума! Вы разве не поняли – мадам герцогиня уже подготовила почву! И сделала это единственно возможным сейчас способом — она раскрыла тайну наиболее влиятельным и верным ей людям, и ничего не сказала дофину! Для него это будет ЧУДО! Вы понимаете?
Герцог задумчиво отвернулся.
- А этот ваш Ла Тремуй? Нельзя его как-нибудь использовать?
- Нет.
Кошон грузно опустился на стул. Нотки озабоченности, появившиеся, наконец, в голосе Филиппа, словно расслабили его.
- Я бы не стал давать в руки Ла Тремуя подобную информацию. Он наш пока ему выгодно, но с такой тайной... Это же оружие, ваша светлость! И щит, и меч! Кто знает, как он решит всем этим воспользоваться?.. Нет, нет. Нам с вами следует искать какие-то другие пути.
- И, что вы предлагаете? - спросил Филипп. - Вы же наверняка уже что-то придумали.
Кошон вздохнул.
- Как служитель церкви я могу предложить только одно — обвинение в ереси и колдовстве. Это вполне возможно сделать, учитывая, что девица для всех является крестьянкой, а с каких это пор у нас крестьянок присылают ко двору с целым эскортом из дворян и оруженосцев? Разве можно добиться такого простым убеждением? Только колдовство, ваша светлость! А где колдовство, там и ересь.
Филипп немного подумал и встал.
- Очень хорошо, Кошон. Поезжайте в Шампань и добудьте какие-нибудь доказательства.
- Один?
- Возьмите с собой Савеза, а то он скоро заболеет от развлечений. И его людей возьмите для охраны и расспросов. Переройте каждый клочок земли, где эта девица хоть раз появлялась, но найдите все её тайные грешки! Надеюсь, такую информацию в руки Ла Тремуя передать можно?
- Нужно, ваша светлость, просто необходимо! Не от нас же, в самом деле, она должна попасть к дофину!
Герцог нагнулся и подобрал отброшенное письмо.
- Это я заберу, - сказал он. - Хочу перечитать и подумать... Где-то я слышал, что во всяком отчаянии лежит зерно грядущего успеха, и только мудрый способен его вырастить. Как по-вашему, Кошон, я достаточно мудр для этого?
- О, ваша светлость...
- Ладно, ладно, и так знаю, что вы ответите... Интересно, а Бедфорд уже знает?





ПАРИЖ
(последний день февраля 1429 года)

- Что за Дева?!!! Откуда вы взяли эту чушь, и почему я должен слушать о какой-то крестьянке, да ещё французской?!
Герцог Бэдфордский смотрел на своего секретаря Жана де Ринель так, словно у того на лбу красовался обитый железным ободом рог.
- Я полагал, ваша светлость, что вам следует знать обо всем более-менее значимом, - ответил де Ринель. - А слухи о Деве, едущей в Шинон к дофину, приняли уже такие масштабы, что стали достаточно значительными. Вам пришло несколько писем, в том числе и от моего дяди, епископа Бовесского, и во всех явная озабоченность этим странным появлением безвестной крестьянки, которая сумела не только уговорить Вокулёрского коменданта отправить её к дофину, но и проехать часть страны, не будучи никем ни разу не остановленной, хотя это, в основном, земли нашего союзника!
- И что?! - вскинулся Бэдфорд. - Чего я должен испугаться? Доказательства того, что дурачок, засевший в Шиноне - истинный сын своего безумного отца, которому единственному можно было скармливать подобные бредни?! Так я и без того про это знаю. - Он перекрестился. - Или, может быть, пугаться гнева Господнего за то, что соблюдаю договор в Труа?!
- По сведениям, которые мы получаем из Шинона, туда неожиданно съехались все действующие военачальники, исключая одного только Бастарда, сидящего в Орлеане по случаю ранения, - упрямо продолжал де Ринель. - Приехал даже герцог Ришемон, а это – осмелюсь высказать своё мнение – говорит о многом.
- О чем же?
- Готовится новая военная кампания, милорд, и эта Дева, которая согласно пророчеству должна принести дофину победу от имени Господа, станет хорошим предлогом для её начала.
Бэдфорд задумчиво потер бороду, а потом вдруг расхохотался.
- Ей Богу, все французы безумны! Я имею в виду тех, что воюют против нас... Теперь понятно, почему Гарри, упокой Господь его душу с миром, так везло! Безумцев только железным кулаком в чувство приводить! Они что же - всерьёз рассчитывают подобным образом чего-то добиться? Смешно... Но пусть. Отпишите Талботу, пускай подготовится. Нам же лучше: разобьем их окончательно и пойдем на Шинон. И всё — войне конец! Дофин пускай убирается ко всем чертям в Арагон или в Сицилию, а Деву эту - только из христианского милосердия - сожгу за ересь... Можете успокоить дядю-епископа — воевать мы умеем, а уж с французами, ей Богу, управимся и одним селёдочным обозом…




__________________________________________
1. jeu de paume - средневековый вариант игры в теннис. Играли рукой в кожаной перчатке, ловя и отбрасывая мячик, набитый опилками с мехом или вырезанный из пробкового дерева. Само слово «Теннис» происходит от «tenez» («tenir» - держать, ловить по-франц.). Когда теннисисты собирались подавать мяч, они выкрикивали «Тenez!»




Продолжение: http://www.proza.ru/2011/12/22/1648