Маклер

                Маклер

            О том,  что   евреи   любят   писать   книги,  нет   ни  чего нового. Еврей - это изначально человек книги. Однажды мне довелось слушать руководителя отделом восточной литературы Центральной Государственной библиотеки (в прошлом - Ленинки), которая отметила, что  хранилище еврейской литературы пополняется значительно быстрее, чем авторами иных восточных языков.
 
     Однажды я подумал: «А почему бы и мне не попробовать что-нибудь написать? К этому меня сподвинул работник Еврейского дома книги, при  моём  активном  посещении этого хранилища книг, с целью ознакомления с литературой о еврейских местечках.  С этого всё и началось. Решил под старость лет попробовать написать мемуары о себе и прожитом времени.

      Встал вопрос, о чём писать и на каком языке? Конечно о евреях, которые меня окружали и только на русском языке, потому что другого не знаю. Мне казалось, что это злободневная тема. Каждый исторический период имеет «своего» еврея: местечкового до семнадцатого года, советской эпохи и нового после распада Советского Союза.

      Но для того, что бы писать, нужно кроме желания ещё и умение. И тогда я стал посещать литературные клубы, созданные при еврейских благотворительных фондах. Там я надеялся послушать  умных людей и кое-чему научится.
      И стали рождаться из-под моего пера (конечно в компьютере, - не хотел отставать от технического прогресса) главы задуманной книги и  небольшие рассказы, статьи, эссе, очерки, реплики… Читать «толстые» книги сегодня  у людей не хватает терпения. Подавай «конспект событий» и чтобы с юмором и хорошим концом, и чтобы евреи выглядели достойно. Короче говоря, пиши «бекицер» (короче), таково требование времени. Главы и отдельные рассказы я  зачитывал на встречах с людьми, разумевшими в литературе, чтобы получить оценку моего «творчества».

      Однажды я попал в литературное кафе, где прочитал несколько рассказов; они понравились присутствующим. Руководитель встреч, почти писатель, особо отметил мои рассказы и восторженно воскликнул:  «Так это то, что нужно для еврейского журнала, где есть рубрика «бекицер»! Я там размещаю рассказы».  Попросил меня передать ему всё, что было мною написано  для просмотра и отбора в  печать.  Отдал. Ведь написано про людей и для людей.

      На следующей встрече руководитель литературного кафе сказал, что рассказы понравились, мне обязательно следует продолжить писать, так как есть в них нечто привлекательное. После завершения нашей встречи имел со мной  беседу, во время которой посоветовал перечитать Чехова, Шолом-Алейхема, Бабеля, Зощенко…

      Все последующие написанные рассказы я сдавал руководителю для «проверки». Через несколько месяцев я спросил его:
      - Когда же будет опубликован хоть один мой рассказ?
      - Ишь, вы какой, может быть и никогда! - ответил он. 
      Ответом я был удивлён и  возмущён.
      - Поясните, почему?! Вы ведь так хвалили.
      - Над ними надо работать, – был ответ.
      - Я готов работать, подскажите в каком направлении.
      Ответа я не получил.

      При следующем посещении кафе я попросил руководителя вернуть мне мои рассказы и четыре главы рукописи книги моих мемуаров. Уж если их надо доработать, то это должен сделать я сам. Возврат затянулся из-за «забывчивости» руководителя, что показалось мне странным. Но, несмотря на обиду, посещение кафе я не  забросил.   

      Через несколько месяцев наш руководитель меня обрадовал:
      «Ваш рассказ «Рождение анекдота» я отдал в журнал. Правда, это меня несколько удивило, где же он взял текст? Видимо, ранее снял копии с моих рассказов.
      Работа над моей публикацией закипела. Руководитель прислал ко мне на дом фотографа, чтобы запечатлеть мою персону, запросил автобиографию, отдельные эпизоды которой должны были, вероятно, сопроводить рассказ. Я был польщён вниманием, подумал, что еврейский журнал намерен со мной сотрудничать. И стал отдавать вновь написанное мною для просмотра.

      Рассказ «Рождение анекдота» - всего на полторы машинописные страницы. Фабула рассказа базировалась на описании случая, происшедшего на одной из встреч в еврейском общинном доме, где  выступил один еврей с рассказом из фронтовых событий. По ходу рассказа забыл фамилию своего товарища. Поскольку сообщение затянулось, а забытая фамилия  не имела никакого значения, я подсказал выступавшему - «бекицер». Но он не знал идиш и потому ответил: «Нет! У него была другая фамилия, он не был евреем!».

      Четыре последующих месяца прошли в томительном ожидании публикации. И вот сбылось. Руководитель кафе вручает мне сигнальный номер мартовского журнала за 2004 год. Открываю нужную страницу и не могу ничего понять. Моя фотография, а рядом несколько строчек прославляющих мою персону и  пояснение значения слова «бекицер». Под фотографией подпись, из которой явствует, что перевод этого слова  не знал именно я. А где же сам рассказ?! Его не было.
      На полях страницы журнала, где был помещён мой портрет и несколько строк текста, сделана запись шариковой ручкой руководителем кафе: «…с надеждой на сотрудничество»  и подпись, тремя именами  и фамилиями. Это псевдонимы, видимо, нужные ему, чтобы труднее было распознать автора его творчества. Запись руководителя свидетельствовала о том, что он предвидел моё возмущение. 

      С руководителем кафе разговаривать невозможно, бубнит только одно, что со мной  всё согласовано. Моему  возмущению не было предела. Требую:
      - Немедленно верните  мои рукописи, - отданные вам в последнее время - и, хотя бы, извинитесь за допущенное хамство.
      - Рукописи верну, если найду, а извиняться не стану.   

      Иду в редакцию журнала, чтобы выразить своё возмущение. А там надо мной смеются: «Нечего иметь дело с посредниками. Что нам прислали, то и напечатали. Так всё запутано, что даже редактор не смог понять, кто кому что сказал. Отсюда и нелепая подпись под вашей фотографией». Беседа с рядовым работником редакции меня не удовлетворила  и я передал заранее написанную мною записку главному редактору журнала, изложив в ней суть моего возмущения. Главный редактор, прочитав записку, передал её своему сотруднику, сопроводив поручение словами: «Передайте записку руководителю литературного кафе. Пусть ему будет стыдно за свой поступок». В этой фразе, вероятно, надо было понимать, как бы извинение за публикацию. 

      И на этом можно бы поставить точку. Но у меня другая убеждённость. Люди должны отвечать за свои поступки. Себя надо  уважать и защищать. И поскольку литературное кафе существовало под эгидой еврейского культурно-просветительского центра, то обращаюсь за справедливостью к его руководителю. Убеждён, что каждый еврей, посещающий подобные центры, должен быть уверен, что там отнесутся к нему с уважением.

      Выслушав моё сообщение о сложившейся ситуации со статьёй и переговорив по телефону с главным редактором журнала, передо мной  извинились не менее пяти раз.
      Дома вновь открываю страницу журнала,  где моя фотография и злополучный текст обо мне и о переводе слова «бекицер», а за ним напечатаны два «литературных произведения»  подписанные разными авторами. В них распознаю псевдонимы нашего руководителя кафе.  О чём же повествует автор в двух своих «произведениях»?

      В рассказе:  «Пуримшпиль с примечанием» (псевдоним Арье-Лейб) о еврействе напоминало только название да первая строка, «Грузинский еврей  Ж - фильм снял». Фабула рассказа явно заимствована  у Бенедикта Сарнова, накануне читавшего свои рассказы в культурном центре. Рассказ был настолько неудачен, что пришлось сопроводить его приложением, которое заняло пятую часть самого рассказа. Завершает рассказ о кинодраматурге Ж  и Сталине стихотворение. Оно по тексту было, как говорится «ни к селу, ни к городу». О его содержании и мастерстве автора можно судить из последних строк:
                А теперь науку знаем,
                Землю сами орошаем:
                Из своей кривой кишки
                Поливаем камешки.
      На что намекает автор? - трудно понять.   

      Во втором «произведении» «Поэма об умении плавать» (псевдоним Израиль Петров) о еврействе только одна фамилия «героя» - Шефтелевич. «Поэма», содержащая три главы, напечатанная мелким шрифтом, заняла две страницы.  Нудный набор фраз не о чём, свидетельствующий о бездарности и безответственности автора. Посудите сами, ознакомившись с  текстами  двух из восьми подобных стихотворений, которые, вероятно, должны были украсить текст.
                В воду по пояс войди,
                рот посильней отворяй
                и выдыхай!
                Голову окунай,
                рот растворяй,
                выдыхай!               
      И второе «стихотворение» - шедевр:
                Оттолкнулся.
                В тухлом повис
                кипятке.
                Снова встаю.
                Толчок.
                Полсекунды
                борьбы со стихией.
                Опять остановка.
                Толчок…
      Далее следует фраза: «Продолжите сами». Это «мудрый» совет руководителя еврейского литературного клуба читателям журнала. До чего же всё плохо!

      Цель автора - наболтать побольше слов и получить за это гонорар. Публикация подобных «произведений» в еврейском журнале - позор для редакции. Читая такое, невольно напрашивается вопрос: «За кого редакция еврейского журнала принимает своих читателей?».
      И это вместо моего рассказа, где поднята тема благотворительности, толерантности, силы канторского мастерства, признание «Дня победы» и еврейским праздником, сожаление об утрате еврейского языка - такая белиберда.   

      Недавно перечитывал Марка Твена. В одном из рассказов он описывает, как у него испортились часы. После ремонта в часовой мастерской они  сильно стали отставать, а после повторного ремонта «бешено» спешить. Писатель стал вспоминать, где же он встречал мастера. И вспомнил. Это был механик небольшого парохода, плававшего по Темзе. Заключительная фраза рассказа Марка Твена  следующая: «Так вот куда  деваются неудавшиеся судовые механики, - они идут в часовые мастера». Рассказ Марка Твена дал повод задуматься, куда деваются неудавшиеся выпускники литературного института?  Случайный, бесчестный человек  в руководителях литературным клубом - опасность для его посетителей и редакций, где ему доверяют и печатают ерунду. А посему я скажу так: «Берегитесь маклера в литературе!».

      Маклер - это посредник при заключении торговых сделок. Для литературы это недопустимо. Таким «литераторам» посредникам лучше торговать на базаре. По крайней мере это будет честным заработком.   
      Вскоре «маклера» освободили от руководства литературным кафе.               
                Июнь 2004