Настоящая дедовщина

       Был я командиром сапёрной роты, молодым старлеем. Недавно стукнуло двадцать пять, жизнь казалась прекрасной, но проблем хватало. Проблемы были, в основном, служебные, маленькие и большие. Самой большой и волнующей проблемой была грядущая смена поколений. Это бывает два раза в год, весной и осенью. Приходилось с сожалением расставаться с возмужавшими, окрепшими, уверенными в себе солдатами и сержантами, а взамен принимать, хоть и после учебки, но желторотых, нескладных, хлипких и плохо соображающих солдатиков.

       Больше половины моей роты готовилась к этому неизбежному и сладкому событию под названием  "дембель". Все календарики давным-давно перечёрканы, форма глажена-переглажена. И в письмах коротко написано: «Ждите». Я забыл вам сказать, что было это на далёком жарком юге, почему-то называемом «Ближним  востоком», вдали от нашей могучей тогда Родины. Да, это был Афганистан, а конкретнее - провинция Парван. И нам приходилось не только нежиться на солнышке, но и воевать. Тем более сапёрам на войне ошибаться нельзя.

       Я получил приказ через два дня выехать с тремя группами сапёров на Саланг для прикрытия автомобильной дороги Кабул - Хайратон - Термез. Со взводными и «желторотиками» мы не вылазили  с полигона. Тренировались с учебными минами, усваивали способы маскировки, порядок действий при обстреле, как обращаться с автоматами, подствольниками, гранатами, как перевязывать раненых. Однако трудно было смотреть, как молодой солдат трясущимися руками вставляет запал (хорошо, что учебный) в мину и в третий раз нарушает порядок перевода мины в боевое положение. А ведь счёт уже пошёл на часы. Скоро им придётся работать с боевыми минами, которые не прощают и малейших ошибок. Не спорю, в учебке их учили. Матчасть они знали. Знали, сколько осколков, какой заряд взрывчатки, радиус сплошного поражения. Знали и …боялись. Будь у меня побольше времени, с каждым отработал бы до автоматизма. Но у меня его не было вообще.

       Между тем, мои  дембеля готовились к увольнению. Для роты они были уже отрезанными ломтями. Списки составлены, борта от Кабула до Ташкента заказаны, документы на оформлении в штабе. По неписанным  традициям за недельку-две до увольнения мы старались не брать в горы старичков. А может, и просто берегли. Досталось их призыву крепко. Были и раненные и убитые.
       Вечером, после жаркого дня на полигоне, издёрганный новорожденными сапёрами, сидел я у себя в канцелярии. Тук-тук:
  - Разрешите?
Заходит делегация старослужащих. У меня в голове вопрос: с чем пожаловали мои аксакалы? Вроде, все проблемы решены. Самый уважаемый в роте сержант Демиденко молвит:
- Товарищ старший лейтенант, разрешите на боевые с вами.
Разорвись тут же снаряд, у меня было бы гораздо меньше эмоций. Я закрыл глаза, но через пару секунд с надеждой открыл их. Нет, никто не растворился, не исчез, как в пустыне мираж. И дембеля стоят здесь же рядком, и просьба их, одновременно и глупая и мудрая, висит над  нашими головами огромным вопросительным знаком.
- Да вы что, ребята? Вы своё отбарабанили сполна. А вдруг что случись? Я этого не прощу ни себе, ни вам. Тем более, через три дня вам домой. Да я и БЧС уже подал в штаб.
И вот тут дембельскую плотину прорвало. Заговорили все сразу:
- А вы видели, как они ставят мины?
- Они и сами подорвутся и ребят положат.
- Они и по горам не умеют ходить, и воду литрами глушат, а потом хэбчики выжимают. А как стреляют?
- Уж лучше мы их научим, чем душманы будут учить кровью.
       Пришлось рявкнуть и выгнать всех вон. Чтобы не видели, как я улыбаюсь во весь рот. Я откровенно радовался за своих мужичков. Не зря, выходит, мы трепали друг другу нервы. Признаюсь честно: была у меня такая мыслишка, но не мог я её озвучить, гнал от себя, как паршивого ишака. Но если мысль эта пришла от моих дембелей, то не ишак это вовсе, а уже симпатичный ослик.
       Вызвал взводных, собрал сержантов. Выслушал их предложения, обсудили, внёс свои коррективы. Из двадцати трёх дембелей желают все, но двое после желтухи и у одного нога распухшая. Этих не берём. Двадцать штыков, закалённых на Алихейле, в Кандагаре, под Джелалабадом. С такими не стыдно и к Ахмад-шаху в гости идти. За каждым старослужащим закрепили молодого. Осталось убедить комбата и командира полка. Побежал к начальству. Первый сдался быстро. А вот командир полка несколько раз уточнял и переспрашивал:
- Неужели сами? Ты, наверно, в приказном порядке всех завербовал в добровольцы?
- Нет, - говорю, - инициатива снизу.
       Последний день подготовки прошёл в суете. Загрузка боеприпасов, продовольствия, заправка горючим, последние уточнения, инструктаж, получение карт, проверка радиостанций. Когда моя колонна выехала из полка, вздохнул облегчённо.
       А вот пошла и наша сапёрная работа. Мне приятно наблюдать за старшим призывом. Выдвигаемся к месту минирования. Каждый дембель поставил молодого за собой. Впереди опаснее, можно напороться на душманские мины. Шаг в шаг. Прибыли,  приступили к установке минного поля. Мину поставить - не картошку посадить, хотя и картошку надобно садить с умом. Любо-дорого смотреть на руки опытного сапёра. Все движения отработаны и отточены. Смотрю, спокойствие и деловитость переходят к молодым. При отходе молодёжь пустили вперёд, потому что сзади может прилететь пуля или осколок.
Вот она - настоящая дедовщина. На правах старшего, более опытного товарища, сделать самую опасную работу, и при этом научить молодого, уберечь его от ошибок. А где-то и прикрыть собой.
    Через два дня провожали дембелей. Последний раз они стояли в строю, смуглые и поджарые. У многих на груди позвякивали медали. Молодёжь завидовала, не скрывая. А сами старослужащие сквозь радость грустили. Наверное, оставляли  здесь что-то очень важное. И мне было грустно. Какую-то часть себя я с ними провожал. Да и ветрено было в этот день. То и дело песчинки попадали в глаза.