Глава 3. Впервые на сенокосе

 ВПЕРВЫЕ НА СЕНОКОСЕ.
 В то же самое лето 1946 года я впервые участвовал в сенокосе. В бригаде нас было четверо. Старшему было 18, второму - 17, третьему (Андрею) не было шестнадцати, а четвёртому (мне) соответственно не было четырнадцати лет. Косили косами в степи недалеко от деревни Можаровка, примерно в 50 километрах от Орска.

 Спали в шалаше, построенном из нескольких жердей, накрытых ветками кустарника типа ивняка. По молодости лет в косцы я не вышел. Ворошил скошенное. Помогал старшим копнить подсохшее сено. А по основной должности я, как младший в бригаде, был кашеваром.

 Утром мы пили чай, точнее кипяток с хлебом и сахаром. Почти постоянной нашей пищей на обед и на ужин была пшённая каша. Готовили на костре. Нетрудно представить, каким «великим кулинаром» был я тогда. Но съедали всё.

 И только однажды, когда я решился на некий «кулинарный изыск» (пытался сварить «кулеш» из остатков разных продуктов), один из членов бригады, доев свою порцию и убедившись, что в котле ничего больше нет, произнёс, глядя на меня: «Какая, однако, гадость, это твоё варево!» Эту замечательную фразу я услышал впервые за много лет до появления на экране «Иронии судьбы».
   
 Изредка из Орска из гаража, где завгаром был отчим, к нам приезжал грузовик за  накошенным сеном. А заодно нам привозили «продукты пропитания». Но однажды этого  грузовика не было долго. Продукты закончились. Трое старших пошли «на промысел» в  деревню.

 Председатель колхоза, знакомый отчима, дал им одну буханку хлеба. Ничем больше помочь он не мог. На обратном пути голодающих соблазнила огромная наволочка, наполненная айраном (кислым молоком), висевшая на заборе около дома. Наволочку приволокли в лагерь.

 Съесть зараз больше ведра айрана с одной буханкой хлеба четверым даже очень голодным парням оказалось не под силу. Но стало намного веселее. Стали брызгать друг на друга айраном из кружек. А кончилось всё тем, что один из весельчаков надел на голову другого наволочку с остатками айрана.

 Жили мы, четверо, в основном дружно. Но однажды возник небольшой конфликт. Кто –то из соседней, колхозной, бригады подарил мне только что пойманного суслика. В нашем лагере меня спросили, зачем я принёс суслика и что собираюсь с ним делать.

 Я ответил, что освежую и поджарю на костре на вертеле. Все трое сделали брезгливые рожи и, в конечном счёте, выгнали меня из лагеря. Мне было сказано, чтобы с сусликом я не появлялся. Нужды в моём присутствии у них не было, так как ужин уже состоялся, а до завтрака было ещё далеко.
 
 С сусликом в руках,сильно обиженный, я побрёл подальше от лагеря. Но «страдания» вознаграждаются. Иногда. По дороге выпустил суслика на волю и вышел к узкому и длинному озерку, затону. Здесь увидел замечательную картинку.В предзакатных лучах солнца на совершенно гладкой поверхности воды вблизи берега дикая утка обучала утят добывать пищу со дна.

 Она опускала свою длинную шею в воду, что – то скоблила там и, подняв голову над водой, издавала какие–то звуки. Утята - их было не меньше десятка - старались повторить её движения, торчали над поверхностью воды вверх попками, и казались очень неуклюжими и смешными.

 Полюбовавшись этой картинкой, я крикнул. «В ответ» немедленно крякнула утка. Утята тут же исчезли, как растворились. А утка неспешно поплыла вдоль затона. Я затаился, довольно долго ждал, и вдруг обнаружил, что вся компания уже собралась около противоположного берега затона. Вскоре стало темнеть и я отправился в лагерь,