Батюшка Дон кн. 1 гл. 20

Первые восемь месяцев срочной армейской службы Мишки Кошевого прошли в усиленном темпе. Он попал в учебку по подготовке сержантов РККА. Ежедневно подъём в семь часов утра. Зарядка на плацу, даже, если мороз за сорок градусов в одних гимнастёрках. Впереди бежал командир учебного взвода Бурносов, далее батальонный командир Королёв…
- Веселей, ребята! - подбадривал он. - Тяжело в учении - легко в бою.
После умывания шли походным строем в столовую. Из неё тоже передвигались только строевым шагом, ведь за взводом наблюдает строгое полковое начальство. Днём напряжённая учёба, ведь знание назубок всевозможных уставов обязательно. БУП - боевой устав пехоты, СУП - строевой, УВС - Устав внутренней службы заучивались наизусть.
- Каждая буква в Уставе написана кровью! - любил повторять Королёв. - Армейская дисциплина тяжела, но это тяжесть щита, а не ярма.
Составная часть строевой подготовки заключается в подходе к «комполка» строго по уставу, чётко, с подчёркнутой уверенностью. Через неделю занятий все потеряли голоса и натужно хрипели.
- Зато потом голос станет настоящим командирским, громким и внушительным, - успокаивал подчинённых жилистый взводный.
- Или совсем пропадёт! - сострил кто-то из строя.
Кто не приобрёл таковой, переводились в хозяйственные или интендантские подразделения.
- Вы будущие младшие командиры Красной Армии, - зычно обращался к курсантам капитан Королёв. - Должны выглядеть, как медная копейка…
- Так точно! - слитно отвечали курсанты.
- А у вас ремень на яйцах висит, как у беременной бабы.
Боевая подготовка подразумевала преодоление штурмовой полосы, ползком по-пластунски, бросок на врага и прокол чучела штыком. Бросали гранат на дальность и в цель. Командир подбадривал солдат:
- Советский воин должен уметь всё!.. И даже больше.
Прошло два месяца, их взвод принял присягу, и теперь курсанты стояли на постах по объектам с боевыми винтовками.
- Часовые должны стоять на расстоянии вытянутого выстрела друг от друга, - инструктировал их старшина.
Они шли чётким строевым шагом, земля дрожала.
- Строевым! - командовал командир взвода. - Руби ногой!
Незадолго до смотра лейтенант Бурносов уронил пистолет ТТ в туалет, типа сортир. Проклиная всё на свете и страшно матерясь, он с помощью подчинённых вычерпал огромный запас зловонной жижи ведром на верёвке.
- Завтра приезжает инспекция из штаба округа, - торопил его начштаба части Калмыков, - если не найдёте, будет ЧП.
- Я знаю, товарищ капитан! - сказал злой, как чёрт, лейтенант.
Он увидел пистолет на обнажившемся дне выгребной ямы. За это время в агрессивной среде пистолет очистился, стал как новенький...
- Только воняет! - брезгливо сказал он, понюхав находку.
На построении инспектирующий генерал приказал офицерам предъявить личное оружие к осмотру. Взяв у страдальца блестящий ТТ, довольный военачальник поднял его и обратился к подчинённым:
- Учитесь! Вот так должен обращаться с оружием каждый командир!
Ровный строй образцовой воинской части зримо затрясся от смеха и покосился. Генерал ничего не понял, но поднял ночью школу по тревоге. Время было напряжённое, за рекой Аргунью, в тайге бродили хунхузы. Поэтому уходили в темноту только с заряженными боевыми винтовками, РПД и «Максимами», которыми был вооружён взвод.
- Повышенное внимание! - говорили командиры. - В тайге бандиты.
Прошли форсированным маршем километров сорок в таёжную глушь, причём в полной боевой выкладке вещмешок за спиной, на плечах части «Максима», катки, щит и десяток коробок с патронами.
- Килограмм сорок на нас одето… - пожаловались солдаты.
- Лишний килограмм вам в бою жизни спасёт! - отрезал Королёв.
Бежала вся полковая школа, а это целый батальон, три стрелковых и одна пулемётная рота. Колонна по четыре растянулась на десятки метров. Вдруг последовала учебная команда:
- Кавалерия слева!
Колонна синхронно повернулась в сторону атаки.
- Танки справа! - солдаты в строю заученно легли, бодро клацая затворами, загоняя патрон в патронник.
Вторая шеренга сноровисто опустилась на одно колено и, упираясь прикладами винтовок оземь, ощерилась колючими штыками. Третья и четвёртая стояли, дружно переводя прицел на постоянный.
- Воздух! - все бросились врассыпную! - Артобстрел!
Солнце пекло немилосердно, летом в Сибири жарко, а зимой холодно. Мишке приходилось стальную защитную каску крутить на голове, чтобы охлаждать солнечную сторону.
- Когда уже обед? - звучал самый популярный вопрос.
- Когда заслужите…
После отработки действий походной колонны при опасности, продолжили движение к стрельбищу. Боевые охранения, строго по Уставу, шли впереди, с полкилометра дистанция, справа и слева, позади пылил арьергард с санитарными повозками, батальонной кухней и разными сопровождающими.
- Не пыли пехота - пошутил комбат и прикрыл рот ладонью, - а то дышать нечем…
- В противогазе дышать легче… - пошутил кто-то.
- Команда «газы»! - зычно крикнул Королёв и все второпях одели противогазы.
Наконец, объявили долгожданный привал на обед. Рядом с ним приземлился капитан Королёв. Он, как ни в чём не бывало, травил анекдоты про «медные котелки» и про бывалых вояк. Воспользовавшись случаем, Кошевой пожаловался:
- Ботинки жмут…
- Почему? - капитан осмотрел потёртости.
- Сапоги не того размера, - смутился солдат.
- С такими ногами тебя и пнём не собьёшь... - похвалил комбат. 
Ноги у Мишки крепкие, ступни широкие, икры мускулистые.
- Подобрать обувь курсанту Кошевому! - обратился он к старшине роты. 
После походного обеда начались плановые стрельбы. Все отстрелялись, но две-три мишени ещё торчали.
- А тут наблюдатели, - огорчился капитан, - ведь идут соревнования по стрельбе в полку.
Командира худшего взвода вызывали на разнос к комполка полковнику Новикову, поэтому офицеры нервничалии корили курсантов:
- Попасть, что ли не можете?
Из «Максима» взвод отстрелялся неплохо. Из винтовок и РПД шло туговато, у курсантов не было должного навыка. Мишка лёг последним за ручной пулемёт Дегтярева. Ребята тайком сунули ему неизрасходованными боевые патроны. Зарядка, выстрел, мишень поникла. Второй патрон, покорно легла другая. Третий выстрел тоже попал в цель. Положил он подряд все мишени взвода.
- Какие у тебя секреты? - удивлялся лейтенант Бурносов. - Так стрелять можно только в сказке!
- Всё просто, - обстоятельно рассуждал он. - Целишься в мишень и воображаешь прямую линию... Точно наводишь по ней, будто кто-то тебе специально протянул нитку и плавно нажимаешь спуск...
… За восемь месяцев учёбы Кошевой из РПД ни разу не промахнулся, став лучшим во всём округе.
 За отличные результаты на полковых стрельбах осенью перед монолитом строя полка, зачитал приказ начштаба капитан Калмыков:
- Курсанту Кошевому выносится благодарность командования!
- Служу трудовому народу!
Капитан стал образцом военного для Мишки. Стройный брюнет, всегда имел элегантно-военный вид, был перепоясан кожаными ремнями, в петлицах с золотыми позументами горела капитанская «шпала». На рукавах широкий красный шеврон был окаймлён золотом. Гимнастёрка сидела на нём, как влитая. Не военный, а выставочный экспонат.
- Вот бы стать капитаном! - часто мечтал Кошевой. - Во всём мире не сыщешь лучшей формы, чем в РККА!
Незаметно подобралась жестокая сибирская зима. Морозище трещал донельзя грозно, словно пугал слабых духом. Взвод на стрелковом тренаже на берегу Шилки с учебными винтовками клацал затворами, не видя мишеней за туманом из незамерзающей полыньи.
- Ужас, как холодно! - все тёрли красные уши в своих будёновках, шапок-ушанок тогда не выдавали.
- Таких на Дону не бывает! - изумлялся теплолюбивый Мишка.
Он сунул руки в карманы шинели, но доброжелательный комиссар школы старший политрук Волошенко тут же прервал беседу, гаркнув:
- Курсант Кошевой.
- Я.
- Встать смирно! - приказал он строго. - Выньте руки! Ещё раз увижу, получите наряд вне очереди!
От неожиданности Мишка резко вскочил и в душе был обижен на замечание, но дисциплина в РККА была железной.
- Наверное, так и надо! - понял он позднее. - Забывать, что ты пример для рядовых нельзя ни на минуту.
 Старший политрук Волошенко по-своему вёл среди слушателей курсов воспитательную работу, не слишком много говоря о высоких идеалах.
- А ну, хлопцы, давайте спивать! - говорил он, и бойцы запели: - «Из-за лесу солнце всходить, Ворошилов едет к нам!»
Потом про Галю, которая была молодая и, которую привязали «до сосны косами». И там ещё был:
- «Пид горою гай».
Пели также неидейные похабные частушки про старого неспособного мужа.   
- Гарно! - похвалил украинец.
Он всегда примеривался к конкретным обстоятельствам, и его усилия были действенны. Когда курсанты совершенно выдохлись после шестидесятикилометрового марша и попадали от усталости, он сказал:
- А ну, хлопцы, слухай сюда!
- Мы слушаем… - ответил за всех Кошевой.
- Що це воно таке, шо если бы воно було, то ничого бы на свите не було? - ехидно спросил политрук.
- Не знаем, товарищ капитан! - сказали курсанты хором, сильно заинтригованные.
- Видите высоту? - он указал на холм, примерно с километр впереди. - Вот туда дойдём, там и скажу.
Дошли, свалились на землю почти замертво, сбросили с плеч тяжёлое снаряжение и, отдышавшись, спросили:
- Так что же это, товарищ капитан?
- А это, если бы в том месте, откуда рождаются дети, были бы зубы!
… Наконец, подошло последнее воскресенье перед выпуском и поступлением лучших выпускников в военное училище. Курсанты закончили уборку помещений, парадная форма была наглажена и вычищена. Сегодня взвод должен был идти смотреть кино в весенний город.
- На девушек посмотрим… - радовались возмужавшие парни.
- Их не смотреть - щупать надо!
Ротный строй дубасил по гулким мостовым старинной крепости, расположенной, кажется, на краю света. Сосед справа Витька Цурканов, слесарь сталинградского завода «Баррикады», шёпотом спросил Мишку:
- Фильм-то, какой?
- Вроде бы покажут «Шорса», - предположил Кошевой и слегка сбился с шага. - Мне Сенька-киномеханик сказал.
Когда курсанты расселись в зале, стало понятно, что будут демонстрировать фильм Александра Довженко «Щорс» о легендарном герое гражданской войны.
- Тихо! - прозвучала команда командира взвода.
- Красота! - зашептались курсанты. - Настоящий кинотеатр!
- Ты видел, какие девушки стояли у кассы?
- Одни получают, что заслужили, другие остаются холостяками... - поддел единственного женатика во взводе Витька.
- Тебе это тоже грозит! - огрызнулся Мишка.
По женскому обществу курсанты соскучились очень. В город их поодиночке не пускали, увольнительных не было. Направляли только в наряды военного патруля. Зимой ходили по улицам втроём, опасливо подходили к поселковому клубу. Через затянутые морозом окна с завистью смотрели на танцующих девушек и парней.
- Вот бы попасть внутрь, - восторженно мечтали они.
Несмотря на то, что был фильм интересный, Кошевой, как только погас свет, по привычке заснул. Сказывалось большое напряжение учёбы…
- Выходи строиться! - зычный голос лейтенанта разбудил его, когда киносеанс закончился.
- Я не спал, - оправдывался щуплый Цурканов, - медленно моргнул…
- Дайте солдату точку опоры, и он уснёт… - шутили курсанты.
Обратная дорога в гарнизон оказалась веселее. На гуляющих тёплым вечером девчат ребята глядели с нескрываемым вожделением. Как и они на нарядных военных, но не все, особо породистые лицом и статью, из дворянок выказывали им одно презрение:
- Мясо... - свысока бросила одна светлокожая блондинка. - Говядинка.
- Мослы, - поддерживает подругу голубоглазая красавица, - на убой ведут, а они радуются!
Это дети высланных сюда «врагов народа» понял догадливый Мишка.
- Злобствуют! - подумал он, забывая, что формально сам сын осуждённого по этой статье. - Лучше пусть над тобой смеются, чем плачут...
Кошевой с удовольствием оглядывал своих молодцеватых весёлых товарищей. Фуражки были у них одеты лихо, чуть набекрень. На ногах не сапоги, а ботинки, но начищенные до зеркального блеска.
- С такими орлами никому не получится свернуть нас с правильного пути! - загордился он товарищами.
Как будто почувствовав необходимость продемонстрировать силу и красоту бойцов Красной Армии, лейтенант Ушаков скомандовал.
- Запевай! - Мишка тут же сильным голосом взял такой тон, что строй подхватил дружно и в ногу: - «Пала тёмная ночь у приморских границ, лишь дозор боевой не смыкает ресниц!»
Он пел и улыбался, впереди его ждал краткосрочный отпуск домой и последующая учёба в высшем военном училище.
***
Мужчина средних лет стоял перед беглецами, переминаясь с ноги на ногу. Довольно рослый, сухой и жилистый, с нездоровым лицом и тёмно-рыжими клочкастыми бровями. Глаза его, жёлтые, как у рыси, смотрели то на случайно встреченных «зэков», то куда-то вверх, выше их голов.
- А вы, как здесь оказались? - спросил вор по прозвищу «Рыжий». 
Беглецы знали одного из королей каторги, так любили величать «урки» прославившихсягромкими делами, имевших авторитет в уголовном мире.
- Ушли в побег… - коротко ответил Шелехов.
- А зачем мужикам понадобилось бежать?
- Я поцапался с начальником лагеря, - неохотно объяснил Григорий, - а студент рванул за компанию…
Вор прибыл в их лагерь недавно, но молва о его делах, стоявшего в одном ряду с полулегендарными «урками» - «Интеллигентом», «Страдающим» и «Костей Подбором», широко распространилась по архангельским пересылкам.
- Странно, что он рванул на волю! - тихо удивился Иван Ермолаев, когда «Рыжий» отошёл за ель. - Для воров его ранга даже в режимных тюрьмах двери камер не всегда являются непреодолимым препятствием.
- Им везде живётся вольготно! - шёпотом согласился напарник.
Он знал, что везде, где шла крупная игра или решалась судьба кого-либо из воров, появлялись представители больших «урок», и спор решался на месте, а приговор обжалованию не подлежал.
- Может, схлестнулся с кем? - обоснованно предположил он.
- Точно! - Иван поведал последний лагерный слух: - Среди «уркаганов» прокатился слух будто «Рыжего» хотят приземлить. Мол, отыскался за ним пушистый хвост и, поэтому при решении спора во время крупной карточной игры авторитетный жиган «Колька Пан», прибывший на днях, назвал его падлой, в связи, с чем он отстраняется от решения блатных дел и лишается права касаться воровской доли до полного выяснения возникшего вопроса.
- Блатные разберутся между собой…
- Мне говорили, что «Рыжий» усугубил положение после заявления Пана, ударив его снятым с ноги сапогом по голове, а тот стоял по всем правилам, то есть, не уклоняясь от ударов и, не пытаясь защищаться! - шепнул встревоженный Ермолаев.
- Тогда он должен был находиться под неослабным тайным надзором отмежевавшихся от него «урок», - логично заметил Григорий.
- Значит, «Рыжий» сбежал, перехитрив охрану и их.
Сами они были для него быдлом и ничем не выделялись из общей массы рабов, подчинённых лагерным бригадирам. 
- Он не должен догадываться, што мы о нём знаем гораздо больше, чем ему энтого хотелось… - всё это промелькнуло в голове у Шелехова, когда он услышал его голос и слова, вновь обращённые к ним.
- Так вот, - продолжил подошедший «Рыжий», - ребята, вы ещё крепкие и душок, видно, имеете, коли пырнулись на такое. Ну и считайте, фарт вам выкатился. Двигаем дальше вместе… Главная же удача, что август месяц идёт. В июне я не то, что сам бежать - силком погнали бы, не пошёл: в лесу жрать нечего и кровососы одолевают. А сейчас ягоды пошли, грибы, кедрач весь в шишках, да и гнуса поубавилось, тайга прокормит. 
Иван присел на вывороченное с корнем дерево и, сняв ботинок, старательно обёртывал ногу свежей портянкой.
- Эх, - сказал, потягиваясь, Ермолаев в ответ на предложение вора. - Сейчас бы корочку хлебца: из зубов мясо выковыривать.
- Вот и скажи спасибо Советской власти за то, что накормила курятиной. Небось, до сих пор в брюхе кудахчет? - проговорил «блатной», с усмешкой глядя на Ивана. - Вспомнишь, ещё не раз лагерную шулюмку да паечку поутру, а?.. Как тебя кличут-то, православный Иваном, что ли?
- Паечку вспомню, свою законную, - процедил бывший студент.
Григорий поспешил замять назревавшую ссору:
- Эй, братва, стойте! Если жрать нечего, то заводиться вовсе ни к чему.
- Не знаю, чего он обиделся, - равнодушно произнёс «уркаган», не глядя на Ивана. - Делить нам с ним нечего, и атаманить к вам я не навязываюсь. Хотите слушайте, что скажу, а не хотите - как знаете.
- Говори, кто тебе мешает, - спокойно сказал Шелехов. - Мы все равные. От нас зависит идти вместе или разойтись.
«Рыжий» кивнул лысой головой и сказал, обращаясь к Ермолаеву:
- Нужно идти на юго-запад, - он махнул рукой в сторону, почти противоположную поднимающемуся солнцу. - Тогда дней через пятнадцать на реку Чулым выйдем, а там у каждого своя дорога.
Он сделал паузу, как бы выжидая, чтобы кто-нибудь выразил согласие или высказал другое мнение, но они молчали, и он, уточняя, закончил:
- У каждого своя голова и думки свои.
Беглецы согласились, они день без остановок шли к манящей свободе. Голод, который двое суток не беспокоил, скованный нервным напряжением побега, внезапно ожил и грозно напомнил о себе.
- Чего у нас вдоволь, так это воды, - с сожалением сказал Ермолаев. - Но хочется чего-то пожевать…
Даже не останавливаясь, они могли зачерпнуть её из многочисленных лесных бочажков и углублений, а в низинах она выступала из-подо мха - болотистая почва была напоена ею.
- Ну, вот что, молодцы, - проговорил уголовный авторитет, - на сегодня я открываю каптёрку. Давайте подкрепимся малость да двинем дальше. 
Он покосился в сторону Шелехова и бросил ему предмет. Это оказался кусок курдючного сала граммов на сто пятьдесят.
- Откуси и передай корешу, - утробно пробурчал вор.
Они с наслаждением поочередно откусывали маленькими кусочками чуть солоноватый, тающий во рту бараний жир, глотали его, захлебываясь обильной слюной. «Рыжий» глядел на них исподлобья зелёными рысьими глазами, Григорию вспомнилась жестокая поговорка блатного племени:
- Ешьте-ешьте, голубчики, скоро из вас жилы доставать будем!
- Не иначе как из зверского кешера, - тихо проговорил Иван.
Шелехов кивнул головой, соглашаясь с ним. Конечно, кусок курдюка был отнят блатными у какого-нибудь нацмена во время камерного шмона или, как любили говорить воры, проверки паспортов.
- Подозрительно, што сам не ест, - мрачно буркнул Григорий.
Вор продемонстрировал тайное умение читать чужие мысли. Они даже вздрогнули, когда он сказал:
- Мне не лезет этот жир, желудок не принимает. Я держал его на случай, если пришлось бы сжевать голенища, но до этого ещё далеко. Да, может быть, и вовсе дело не дойдёт. Подзаправлюсь я сладким делом.
Он засунул в рот два куска сахара, которые, как и сало, внезапно появились в его руке.
- Вот гад, - пробормотал Иван, - да он просто набит жратвой.
Солнце поднялось уже довольно высоко, было светло и тихо. Перекликались недовольные птицы, да где-то невдалеке поскрипывало, качаясь от верхового ветра, сухостойное мёртвое дерево.
- Как бычков нас откармливает! - не унимался Ермолаев.
- Каких бычков? - не понял напарник.
- «Блатные», когда идут в побег, - объяснил Иван, напряжённо косясь в сторону ушедшего отлить вора. - Берут с собой мужиков. Когда кончаются запасы, они мужика режут и питаются его мясом…
- Тьфу ты! - сплюнул Шелехов от отвращения.
После полудня они остановились возле быстроногого ручья, который образовал небольшой бочажок, окаймлённый густой сочной травой и кустами вороньего глаза. Набрали воды, напились.
- Нас же двое, - продолжил Григорий прерванный разговор. - И встретились мы случайно…
- Смотреть за ним нужно в оба глаза! - предупредил Иван.
Они с облегчением разулись, и пока грело солнце, вымыли стёртые ноги и пополоскались, радуясь удачному дню. Шелехов лёг на расстеленную телогрейку, подложил старенькие ботинки под голову и бездумно смотрел вверх на проплывающие редкие облака. Было тихо-тихо, только слышалось усыпляющее журчание воды да щебечущие птичьи голоса.
- Все «блатные» одинаковы! - Ермолаев аккуратно развесил портянки на карликовых кустах и хотел последовать примеру напарника.
Он подошёл к Григорию и опять завёл разговор о «Рыжем», который раньше их закончил бытовые дела у ручья и бродил где-то поблизости.
- Ты заметил, - обратился к нему Иван, - он за всё время ни разу при нас не снимал с себя сапоги. У него верняк - здоровый микирдыч за голенищем. - Ермолаев отмерил пальцами в пространстве не менее двадцати пяти сантиметров, показывая предполагаемую длину воровской финки.
- Ладно! Чёрт с ним, с его кишкоправом. - Шелехов посвятил его в свой план, с которым он тут же согласился. - Завтра мы с ним распростимся.
Разговор прервал пронзительный вопль, затем раздались призывные крики о помощи. Они босиком бросились на голос, который звал словно из-под земли, то называя спутников по именам, то завывая, как от нестерпимой звериной боли.
- Сюда, сюда, осторожней, не свалитесь на меня! - голос был рядом, и через пару шагов они всё поняли.
«Рыжий» случайно провалился в замаскированную медвежью ловушку, хорошо скрытую местными охотниками гнилыми валежинами и ветвями, рядом с огромной лиственницей. При этом он напоролся на расположенное на дне ямы металлическое остриё.
- Одна ловушка на всю округу, - ехидно пробурчал Ермолаев, - а он умудрился свалиться в неё…
Когда они с трудом вытащили его, то тёмная кровь из раны лилась ручьём, уже полностью наполнила левый сапог и залила брюки. 
- Ничего себе угодил в яму! - удивлённо протянул Иван.
Стянув с него сапог и разорванные брюки, он обнаружил глубокую длинную рану на внутренней стороне бедра, выше колена и до самой ягодицы.
- Не повезло… - вор полулежал на правом боку, прислонившись к дереву.
Лицо его было бледно, губы посинели, глаза беспокойно перебегали с Шелехова на Ивана, а потом куда-то вдаль и вокруг себя.
- Сможет ли он идти, хучь медленно? - Григория беспокоило лишь это.
Ермолаев вскочил и заметался на вытоптанном пятачке между «Рыжим» и ручьём, который безразлично к людским тревогам, пел бесконечную хрустальную мелодию. Так ничего не решив, они как-то по безмолвному уговору расположились здесь на остаток дня и на ночлег. Немного погодя, Иван обратился к раненому:
- Какого хрена ты попёрся шататься вокруг?
- Ну, а ты бы пошёл и ввалился бы, как я, разве не могло так быть?
- Значит, не могло, если я не ввалился.
- Ну, значит, судьба!.. Не базлай, гад, и так тошно, - огрызнулся «уркаган», насупив рыжие кустистые брови.
Он отвернулся от Ивана, уставился куда-то поверх кустов и погрузился в тягостное раздумье.
- Пойдём, соберём хворост для костра... - предложил тот.
Они углубились в чащу, и Ермолаев схватил напарника за рукав и жарко зашептал в самое лицо:
- Теперь скажи мне прямо, что будем делать с ним?
- А ты што предлагаешь?
- Бросим его… 
- Неправильно энто будет, Иван, - твёрдо сказал Шелехов. - Тем более, што ничего плохого он нам не сделал, а хлеб-соль его мы ели.
- Но ты подумай, как же мы теперь, ведь время подпирает, - настаивал бывший студент. - Эдак мы с ним здесь до белых мух допанькаемся. Да что там! Через неделю мы совсем ноги протянем, а нам к этому времени уже пол-Чулыма пройти надо. 
- Всё энто так, Иван, но не могу, - признался Григорий задумчиво. - В крайнем случае, иди один - не хочу тебя губить. Зараз уже не так путано, дойдёшь. Ить мы где-то рядом с основным руслом Чулыма, вот-вот выйдем.
Ермолаев гневно заскрипел зубами и, подняв дрын вверх, с силой, как ломом, ударил им в землю.
- Ух! Навязался на нашу шею, гад! Ведь чувствовал, добра нам от него не будет. Не так, так эдак, - распалялся Иван.
- Ладно,  пошли к нему. Переспим энту ночь, а там видно будет.
Они пришли на сборное место и встретили беспокойный, вопрошающий взгляд «Рыжего». От зашивания раны он отказался. Ясно, ни о каком движении вперёд вместе с ним не могло быть и речи - это выяснилось на следующее утро.
- Антонов огонь! - поставил диагноз Ермолаев.
На белой коже ноги раненого резко проступили красные стрелы, а паховая железа набухла и была болезненна на ощупь. Он всё время просил пить и без конца облизывал ежеминутно сохнущие губы.
- Так быстро? - удивился Шелехов.
- Организм истощён…
Глаза раненого уголовника были воспалены и лихорадочно блестели. Иван приложил тыльную часть ладони к его лбу и ощутил сильный жар. Улучив минуту, он с горечью прошептал:
- Считай мертвец! - и резюмировал кратким лагерным словом: - Чихты!
Днём Ермолаев отправился вдоль ручья. Только он скрылся за деревьями, «Рыжий» сказал:
- Человек ты, Григорий. Студент бросил бы меня ещё вчера.
- Нет, - ответил Григорий, - он пошёл вдоль ручья посмотреть, далеко ли до Чулыма. А ты зазря себя хоронишь, надежда - великая штука!.. Не поддавайся унынию, борись, брат. Я понимаю, как тебе лихо.
- Спасибо на добром слове, - усмехнулся «Рыжий». - Вот и толкуй, что нет судьбы! Почему я должен оставить здесь кости, не дожив до сорока пяти лет? Из-за чего я в побег кинулся, думаешь, шкуру спасать? Нет, брат! Первый раз в жизни что-то тронулось в сердце. С шестнадцати лет вором стал, нужда заставила. Так уж вышло. «Уркалыгой» стал не из последних, по домовой да по вильду, по магазинам, то есть, чище меня никто не работал, только с отпором ходил, не ломал. Самая авторитетная честнота знала «Рыжего» и считалась с ним. Не хуже многих из них я оказался, когда прижало, не в чем кодлу меня упрекнуть. А что завязал я после тридцать четвертого года, так вреда от этого никому не было.
Вор замолчал на минуту, а потом продолжил нервно:
- Э, да разве ты поймёшь, что такое неподдельная честь воровская! В подлых тридцатых нарушилось всё, на «Беломорканале» тогда я чалился и рванул оттуда. Красиво ушёл, вспомнить приятно. Приканал в Москву. Достал из захорёнки ксивёнки заветные. Не на какого-нибудь куклима, то есть на чужое имя, а настоящие, по которым ни разу не судился. Ведь я из поляков. Яцунский моя настоящая фамилия. Родня моя из Варшавы в девяностых годах в Москву переехала. Отец часовщиком был.
Он часто и устало задышал. Шелехов взглянул на него пристально. Полосы закатного розового света, передвигаясь по его лицу, то оживляли, то, уходя, оттеняли больные ввалившиеся глаза, щёки и заострившийся нос.
- Вишь как «Рыжий» изменился за прошедшие сутки, - подумал он.
- В конце тридцать пятого я женился, потом родился сын! - матёрый вор сморщился от боли. - Я знаю, что нам не полагается иметь семью, но на тот момент был в завязке. Через два года опера перепутали меня с каким-то Яцунским - «врагом народ» и отправили сюда. Братва на меня даже косилась сперва, статья-то политическая…   
Раненый опять попросил пить. Григорий подал ему варево из лесных ягод, он с жадностью выпил и сказал:
- Ногу-то я перестал чувствовать, горит всё внутри. Слушай, что скажу. При студенте не хотел говорить, а тебе скажу, жаль мне тебя. Есть, понимаешь, в тебе человечность, её, брат, никуда не спрячешь.
… Яцунский скончался ночью. Беглецов сморил сон, и они не слышали, как тот принял желанную смерть. Огонь ночью догорел, и утренний холод заставил Шелехова подняться и перебраться на нагретое место. Он обратил внимание на лежащее в стороне от костра выгнутое дугой тело, с откинутой в сторону рукой, зажавшей в застывших пальцах вырванную траву и землю.
- Вставай! - Григорий разбудил Ивана и на его вопросительный и со сна ошалелый взгляд лишь ткнул пальцем в сторону трупа.
В эту минуту раздался близкий собачий лай.
- Нас нашли! - смертельно побледнел Ермолаев. - Что будем делать?
- Бежать бесполезно… - прошептал Шелехов.
Так они и сидели, пока к ним не приблизилась шумная погоня.
- Мы догнали и убили сбежавшего вора! - закричал Иван, как только увидел разъярённых их побегом, не выспавшихся солдат охраны.
Этот крик спас их от немедленной расправы. Беглецов нехотя доставили в лагерь, хоть и изрядно побитых, но живых.
- Вот и старый знакомый?! - воскликнул начальник лагеря.
Григорий упорно молчал, понимая уязвимость своего положения.
- Одного из вас для назидания другим заключённым нужно расстрелять, - важно сообщил начальник. - Выбирайте сами…
Он ловко вытащил пистолет и медленно переводил его с одного смертника на другого. Затем пистолет упёрся в грудь Шелехова. Тот закрыл глаза, каждую секунду ожидая рокового выстрела.
- Этот пускай ещё помучается! - начальник выстрелил в Ермолаева.
Через неделю сидящий в кондее Григорий узнал от охраны, что лошадь, которая сбросила начальника, тот велел запороть до смерти. Конвоир как бы, между прочим, сообщил, что заключённого Шелехова отправляют на этап для работы на золотых приисках Колымы. С лесоповалом было покончено навсегда, как и с жизнью. Все знали, что с рудников не возвращаются…
- Пускай всё будет, как будет, - обречённо решил он.
***
Из лесозаготовительного лагеря проштрафившийся Михаил Кошевой попал в большую пересыльную тюрьму. В ней собралось много различных людей. Генералов, дипломатов, наркомов и журналистов. За месяц Михаил услышал здесь разные истории. Особенно его взволновал случай с работником ЦК партии Сафроновым. Допрашивал его молодой следователь с орденом Ленина на груди, и старый коммунист не раз просил:
- Снимите орден, чтобы Ильич не видел этого позора.
Его стали бить, но он всё время повторял:
- Хорошо, что Ленин этого не видит!
Соседями были братья Межлаук, известные государственные деятели. Иван Иванович недавно вернулся из Парижа, где руководил подготовкой советского павильона для всемирной выставки.
- В Москве меня вызвал Молотов. Принял радушно: «Иван Иванович, ещё не придумана награда, которой можно достойно отметить ваши заслуги»… - рассказал он сокамерникам. - А на второй день меня втолкнули в машину в двух шагах от дома и увезли.
Арестовали и его брата Валерия Ивановича Межлаука, заместителя председателя Совнаркома, председателя Госплана СССР.
- Репрессировали весь персонал советского павильона на Парижской всемирной выставке, - с болью сообщил он.
- Более ста человек! - простонал Иван Иванович. - Что же это такое?..
Михаилу добавили срок за антисоветскую деятельность и отправили по этапу. Кошевого доставили на Колыму на грузовом судне «Джурма». Перед этим он почти месяц трясся в забитом под завязку людьми закрытом вагоне.
- Нас за людей не считают! - переговаривались они.
Их, как скот, погрузили в трюм и повезли через Татарский пролив. В полутёмном сыром трюме людей набилось, как селёдок в бочке. У многих кружилась голова от бесконечной тошнотворной качки. Плыли очень долго, наконец, причалили к пугающему берегу.
- Всё вокруг серо, - огляделся Михаил, - на сопках ишо лежит снег.
Заключённых пересчитали. Послышалось грозное предупреждение:
- Шаг в сторону - расстрел.
Вокруг расположился неподкупный конвой. Рядом с солдатами - охрипшие от лая злобные овчарки. Их бегом пригнали в распределитель, рассортировали по отрядам. Кошевой попал на самый большой золотоносный прииск Верхний Ат-Урях. Зона была огорожена глухим трёхметровым забором, над ним в несколько рядов колючая проволока.
- Отсюда не сбежишь! - сказал кто-то.
- А куда здесь бежать?
Бараки лепились у подножия гордых сопок. Все пространство вокруг окутывал вечный туман. Из-за него почти не было видно солнца. Один заключённый, сняв шапку, горько воскликнул:
- Как в бездне... Долина смерти!
- Не каркай! - одёрнули его напуганные товарищи.
Заключённым выдали робу и тяжёлые на резиновой не снашиваемой подошве ботинки. Лица у всех «зэков» были скорбные, чёрные от многодневной щетины.
- Фигуры у всех сгорблены - как монахи, - метко заметил Михаил. - Будто на тот свет готовятся…
Едва забрезжил рассвет в бараки с криком ворвались нарядчики с короткими палками. Меткими ударами они будили тех, кто не проснулся. За нарядчиками вбежали конвоиры с гавкающими собаками. В бараке поднялся страшный шум, всё смешивалось. Отборная ругань солдат и собачий лай.
- Выходи строиться! - раздалась команда.
Полусонные люди старались побыстрее впихнуть в себя пайку чёрного хлеба с жиденькой баландой и под конвоем пошли на обязательную работу. Целый день они возили огромные тачки с неподъёмным золотоносным песком, а поздно вечером без чувств попадали на голые нары. Так продолжалось всё короткое северное лето. Только поздней осенью заключённым выдали матрацы и колючие одеяла.
- За систематическое невыполнения плана отправляешься в штрафную бригаду! - однажды объявил Кошевому «блатной» нарядчик.
Пришлось бывшему казаку работать с доходягами. Там он познакомился с заключённым Уразбековым. Он был смугл и темноглаз, откуда-то с Кавказа. 
- Не могу так жить! Не хочу превращаться в скот. Лучше наложить на себя руки, - как-то вырвалось у него.
- Как? - спросил Михаил. - У нас нет верёвки даже на штаны...
- Вот и я думаю: как?
По-русски кавказец говорил хорошо, был начитан. Возможно, в прошлом партийный или научный работник.
- У тебя есть близкие? - спросил Кошевой.
- Мать. И ещё жена, дети, если не забыли. Лучше бы забыли. Но всё равно спасибо им за всё на свете! - голос Уразбекова потеплел.
- Ну вот, видишь. Надо жить. Сказать тебе одну мысль?
- Скажи.
- Загадывать на год глупо, - объяснил он. - Но на месяц можно, пусть на день. Утром скажи себе: хватит у меня сил дожить до обеда? Дожил - и ставишь новую цель: дожить до вечера. А там - ужин, ночь, отдых, сон. И эдак - от этапа к этапу, ото дня ко дню.
- Любопытная теория! - задумался Уразбеков. - В ней что-то есть.
- Конечно, есть! - убедительно сказал Михаил. - Ты же не ставишь перед собой масштабную цель: допустим, пережить зиму. А вполне реальный рубеж - три-четыре часа. А там день и ишо день! Надо только собраться.
- Заманчиво! Такое может прийти в башку только бывшему смертнику.
- Все мы смертники в отпуску, - мрачно сказал Кошевой.
Через две недели Уразбеков поднялся на борт ущелья, шагнул за дощечку «Запретная зона», сказал:
- Ну, я пошёл, боец!
Тот вскинул винтовку и предупредил:
- Куда? Назад! Стой!
Уразбеков не остановился, боец выстрелил в воздух, потом в него. Через неделю после гибели кавказца начальству понадобилось восстановить заброшенную штольню. Устье её и рельсовый путь были завалены обвалившейся породой, крупными глыбами и камнями.
- Механизмы из-за крутых подъёмов и спусков подвезти к штольне не могут, - пояснил заключённым бригадир Бычков.
Одна бригада пробовали расчищать вручную, не хватило сноровки.  Горел план. Их бессменный надзиратель предложил горному начальству:
- Попробуем моих бандитов, а?
Начальство засомневалось, потом махнуло рукой:
- Давай.
Утром их привели к штольне, расставили оцепление и спросили:
- Ну, как, откроете штольню?
- Попробуем, - сказал Бычков. - Только охрану подальше уберите. И так насмотрелись.
- Мы на вас тоже смотреть будем… - предупредил надзиратель.
- И ещё одно условие! - уточнил бригадир. - Как расчистим завалы, пойдём в лагерь, не дожидаясь конца смены.
- Лады.
Вкалывали они, как звери. Даже Бычков и его подручные не утерпели и брались за самые крупные глыбы. Их сталкивали с круч дрынами и ломами, разбивали кувалдами, грузили в вагонетки с помощью «живого крана».
- Живее, мужики! - подбадривал бригадир. - Нам пообещали премию - по полбуханки хлеба на человека и пачка махорки.
- Вот это дело! - воскликнул Кошевой.
Двое самых сильных «зэков» Дубровский и Степко встали на колени, им на спины клали камень-негабарит. Затем силачам, ухватив за руки и плечи, помогали встать и общими усилиями заваливали камень в вагонетку.
- Вот так! - безудержный азарт овладел всеми.
Было в этом что-то свободное, раскрепощённое. Куда-то в сторону ушла давящая каторга.
- Шабаш! - крикнул товарищам Бычков.
Они закончили расчистку на два часа раньше, чем прозвучит удар о рельс, возвещающий конец работы. Нагрузили пару вагонеток породы и выгрузили в отвал. Провели пробный рейс в знак того, что штольня распечатана, готова к действию.
- Принято в эксплуатацию! - согласился надзиратель.
В лагерь они не пошли. Попросили, чтобы хлеб и махорку принесли сюда. Потом стояли и курили, глядя вниз. С площадки открывался широкий обзор. Веднелись лагерь, бремсберг и фабрика «Шайтан», долина к Среднему Бутугычагу.
- Два часа свободы! - подумал Михаил. - Господи, да што только может сделать наш народ!.. Горы свернуть, дай ему лишь чуть воли и веры!
Весть о том, как бандиты распечатали штольню, разнеслась по лагерю. Бригада была на взлёте. Зимой в ней оставалось человек десять основного, кадрового состава, летом она разрослась до сорока человек.
- Так я доработаю до конца срока! - сладко мечталось Кошевому.
Но скоро для него настали чёрные дни. Всё началось с побега Дубровского и Степко. Вначале они предложили бежать и ему:
- Троим легче разбираться в географии.
Но Михаил отказался, аргументируя:
- Не готов, не хочу быть обузой.
- Тебе жить… - Дубровский обратился к Степко.
Вместе разработали дерзкий план. Бежать из-под двух замков было невозможно. Поэтому в ночь побега он постарался совершить проступок и оказаться в карцере. Дубровский был на лёгкой ноге с охранниками и сумел выкрасть у них ключ от карцера.
- Рвём когти! - скомандовал он.
Освободил Степко, открыв наручники гвоздём. Выйдя из зоны, приятели направились на фабрику «Кармен». Там забрались в квартиру главного инженера, уложили его семью на пол. Мужчине из озорства надели наручники.
- Возьми ружьё и продукты и вперёд, - велел Дубровский.
Вначале всё шло удачно. Но потом возникли разногласия по маршруту.
- Очень уж далёк Якутск, - засомневался Степко.
Беглецы решили фартово погулять по Колыме.
- Месяц с девочками, - предложил Дубровский, - а там видно будет.
- Больше срока не дадут… - согласился подельник.
Так они гуляли, пока их не изловили. Когда беглецы вернулись в бригаду Кошевому довелось услышать обрывки их разговора с бригадиром. После разлокирования штольни Бычков обрёл большую власть. У него всегда водились деньги и спирт.
- Ты обираешь бригаду, пользуешься посылками, - обвинили они его после возращения из карцера.
Все знали, что он завёл подружку, тоже бригадира, Нинку с бремсберга фабрики «Кармен», которой слал туда дорогие подарки.   
- Нинка дело твоё личное, - предупредил Дубровский, - но не ублажай её за счёт бригады.
- Я же вас не трогаю, - защищался Бычков.
- И мужиков-работяг не трогай! - намекнул Степко. - Предупреждаем!
- Да идите вы!..
Бычков не внял предупреждениям. Ночью Дубровский и Степко одновременно вонзили ему в грудь с двух сторон ножи. Но, видно, дрогнула рука, ведь нелегко резать спящего, ножи не попали в сердце.
- Да и крепко здоров бригадир! - подумал проснувшийся Михаил.
Бычков спрыгнул с нар и сбил с ног Дубровского. На помощь бригадиру поспешил дневальный и ударил поленом Степко. Он упал, из головы полилась кровь.
- Бычков уже победил, - Кошевой наблюдал с нар «зэковскую» драку.
Но Дубровский вскочить, и воткнул Бычкову между лопатками нож. Костя рухнул. Шубин валялся в ногах, моля о пощаде. Но прикончили и его. Остальные замерли на нарах, не ввязываясь в схватку. Заслышав шум в камере штрафников, сверху прибежали злые охранники. Загремел засов открываюшейся двери.
- Не входить! - крикнул Дубровский. - Сейчас здесь лежат два трупа. Ворвётесь - будет больше. Требуем начальника режима.
Когда тот прибыл, Дубровский и Степко бросили ему под ноги ножи. Глава НКВД Берия расстрелы отменил, им лишь прибавили срок наказания.
- Оставим их на Бутугычаге, - гордо сказал начальник лагеря. - Страшнее места на Колыме нет…
Как особо опасных преступников их перевели в домик с решётками, сложенный из камней под самой вышкой. На работу ходили вместе со всеми. Но Дубровский и Степко знали, что, по сути, они уже приговорены к смерти конвойными.
- Нужен только случай, чтобы с нами расправиться, - поняли они.
Первым погиб Степко. Конвойный уговорил его за хорошую работу не идти с «Шайтана» пешком, а вдвоём подняться на бремсберге. Чувствуя недоброе, он отказался, но охранники подняли его на смех:
- Дрейфишь!
Его застрелили у штольни за снегозащитной стенкой. Рядом валялся подброшенный нож.
- Напал на меня! - закричал конвойный.
После его смерти Дубровский стал осторожен. Не отходил из забоя в сторону ни на шаг, даже не брал специально протянутый конвойным табак.
- Ведь табличку «Запретная зона» всегда можно после выстрелов передвинуть, - понимал он.
По окончании работы первым подходил к надзирателю и протягивал руки под наручники.
- В наручниках не застрелят, - знал каждый заключённый.
Накануне он неуважительно отозвался о товарище Сталине. Как и все «блатные», называя его «ус» и делая соответствующий знак над верхней губой. Вечером, когда Дубровский привычно протягивал надзирателю руки под наручники, к ним подбежал конвойный и спросил:
- Постой! Как ты называешь великого товарища Сталина?.. Ус?
- Он и есть «ус»… - буркнул «зэк».
Он в упор всадил в него винтовочную пулю. Из телогрейки заключённого полетели клочья красной ваты.
- Да я за товарища Сталина жизни не пожалею! - рвал на себе гимнастёрку бесноватый конвойный.
Штрафную бригаду прииска после происшествия решили распустить, а Михаил Кошевой  отправился на очередной этап к новому месту отбывания наказания.

 
Продолжение http://proza.ru/2012/01/03/1247


Рецензии
Наверное все же, не "РПД", а - "ДП-27"? Правильно Дегтярев-пехотный, а не ручной пулемет Дегтярева (это современные пулеметы величают подобным образом). Или Вы имели в виду другое оружие?

Николай Куцаев   10.09.2018 18:13     Заявить о нарушении
Просто большинство читателей так поймут о чём речь. Спасибо за внимательное прочтение!

Владимир Шатов   10.09.2018 20:15   Заявить о нарушении
На счет военнослужащего и "рук в карманах".
В советском УВС военнослужащему запрещалось делать только ДВЕ вещи:
- курить на ходу;
- держать руки в карманах.
Хоть Устав, как аксиома - принимается без доказательства, но существует поверье:
- первое - вредно для здоровья;
- второе - вульгарно, подражание шпане.

Николай Куцаев   15.09.2018 12:30   Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.