Тьфу!..

Тьфу!..

      В деревне его прозвали Плюй-плюй за дурацкую привычку плеваться в сторону за каждую произнесённую фразу, словно не доверяя только что высказанным им самим словам.

_" Тьфу! Тьфу!" - И он уже вновь благосклонно заглядывает вам в глаза.
  Небольшого роста, почти квадратный, в своих синих брюках-галифе и синем пиджаке с медными пуговицами, сапогах,- он производил впечатление чего-то тяжёлого, неподъёмного и, в то же время, ненадёжного.
Большой нос, будто вырубленный топором, на большом круглом лице придавал тяжеловесность всей его фигуре.
Лет семь-десять как он был пенсионером; но это не мешало ему пить вино в огромных количествах, по поводу и без повода.
-" Ты, представляешь, - останавливал он знакомого, - вчера опять перебрал. Тьфу! Тьфу! А сегодня голова трещит! У тебя нет ничего поправить? Тьфу! Тьфу!"
 Плюй-плюй жил со старушкой-матерью, маленькой сморщенной от старости женщиной лет восьмидесяти, в небольшом деревянном домике, на краю деревни.
  С женой он развёлся давно, лет двадцать назад. И об этом совсем не тужил. Жил в своё удовольствие. Единственная дочь от их брака, к нему не заглядывала. Может даже и не помнила его совсем.
  Занимался он огородом. Сажал картошку, огурцы, помидоры, а потом продавал урожай на рынке.
С продажи тут же напивался и гудел недели две.
Мать его ещё ходила по дому, кое-как даже готовила и, ругала его, на чём свет стоит. Он на это не обращал никакого внимания, орал в ответ и, продолжал жить весело и бездумно.
Завидев, идущую мимо, почтальона Нину Ивановну, он громко кричал на всю улицу:
- " Эй! Почта! Писем нет? Тьфу! Тьфу!" - И не стесняясь, крыл матом и почту и всё и всех на свете, услышав обычное: пишут! Но писать ему их было некому.
  На крик выходила старушка-мать и честила его по своему:
- " Иродина проклятая! И когда ты успокоишься!"
- " Молчи, старая! Не твоего ума дело! Тьфу! Тьфу!" - И бежал, а магазин за водкой.
 Время летит, старость влачит своё существование...
  Пришла беда на порог и его дома. Занемогла старушка-мать. Её положили в районную больницу. Болела она долго и тяжело, месяца три.
Плюй-плюй навещал её и видел как хиреет и сохнет раз от разу старушка. А тут ещё лечащий врач на вопрос о здоровье рабы божьей, бросил невзначай:
- " Старость!.. Одна дорога..." - Он понял: его мать сама из больницы не выйдет.
В тот же день он напился. Деревенские видели его в райцентре безобразно пьяным, пристающим к прохожим и, по обыкновению, плюющим во все стороны.
 Назавтра он занялся делом. С утра уехал из деревни и вернулся только под вечер с гробом, который и поставил как на всеобщее обозрение на фасаде своего дома, прислонив к простенку между окнами.
По деревне поползли слухи, что у Плюй-плюя в больнице скончалась мать.
Да и сам он уже размышлял, кого пригласить на похороны и поминки. Ещё дня два он закупал продукты и водку, ходил, подвыпивши по деревне и приглашал всех помянуть рабу божью Марию.
 Третьим днём, деревенский почтальон Нина Ивановна, увидела в рейсовом автобусе, следующем от райцентра до деревни, живую и невредимую его мать-старушку. Нина Ивановна так удивилась, что решила, что это мерещиться. Да и мало ли людей так часто очень похожих между собой...
На всякий случай она отошла от неё подальше, боясь даже взглянуть на неё лишний раз. Но когда та тоже вместе с ней сошла на деревенской остановке, тут уж Нина Ивановна не выдержала:
- " Марья Васильевна, Вы ли это?" - Вырвалось у неё.
- " А то кто же!" - Сердито буркнула старушка, обиженная таким вопросом.
- " Так Вы живы?"- Всё ещё глупо улыбаясь, допытывалась она.
- " Рано меня хоронишь!" - Обозлилась старушка. И закричала злобно:
- " Я ещё тебя переживу! Глупая баба!" - И не оглядываясь больше на ошеломлённую Нину Ивановну, бойко зашагала к дому, оставив смущённую почтальоншу трусить сзади.
Но дошедши до края деревни, и увидев на фасаде дома гроб, старушка всё поняла. Истошный крик её пронзил всю деревню: - « И - и р-о - о - д!.."
  К счастью Плюй-плюя не было в это время дома.
 На следующий день гроб бесследно исчез, также внезапно, как и появился.
А Плюй-плюя видели в райцентре в доску пьяным. Он ходил по центральной улице шатаясь, плевался и пытался даже что-то петь...
 А гроб, всё же пригодился. Через месяц Марья Васильевна почила с миром...
На похоронах Плюй-плюй сказал:- " Ну, вот! Отжила своё старушка. Тьфу! Тьфу!"