Корова

В последнее время между мной и сестрой частенько возникают споры. Нет, не те споры, в которых как говорится – ругань стоит до потолка. Причина наших споров – наше, теперь уже далёкое, детство. Позвоню я ей по телефону, а общаемся мы чаще всего именно таким способом, и спрашиваю – а ты помнишь вот это, помнишь, как оно было? Ну и она, конечно же, мне отвечает – да, конечно, помню, только было это совсем не так, а вот так! Ну и слово за слово…  Короче говоря, буквально из ничего возникает целая дискуссия, в которой ни одна из сторон не хочет сдаваться. В чём причина этих споров? Да, кто его знает. Наверно в том, что оба мы стоим на рубеже шестидесятилетия. Только я со стороны «до», а сестра со стороны «после».
Вот и сегодня я позвонил сестре и спросил:
- Слушай, Люсь, а ты помнишь нашу первую корову?
Сестра конечно удивилась.
- Чего это тебя на сельское хозяйство потянуло?
- Ну почему на сельское хозяйство…  Так, просто что-то вспомнилось.
- Да что ты помнить-то можешь?! – возмутилась сестра. – Тебе ж тогда годика четыре наверно было, когда у нас первая корова появилась. Я и то уже всё позабыть успела.
- А я вот помню. Помню, как мама с папой привели её из Харёнок: сами ехали на пожарской лошадёнке, а корова была сзади к телеге привязана.
В трубке было слышно только дыхание сестры.
- Ты чего там, уснула что ли?
- Да ничего я не уснула. Просто стараюсь вспомнить.
- Во-во, давай вспоминай. Я вот ещё помню, что пока мамы с папой не было дома, с нами бабушка сидела. А когда корову привели, та же бабушка взяла папин офицерский ремень и для чего-то положила его возле порога дворовых ворот, чтобы корова через этот ремень обязательно перешагнула. А вот для чего это нужно было – до сих пор понятия не имею. Как не имею понятия, почему именно в Харёнки они за коровой ездили. Что, в Висиме коров на продажу не было, что ли?
Сестра, на другом конце провода, искренне удивилась:
- И ты всё это помнишь?
- А почему я не должен этого помнить? – удивился в свою очередь я. – Мы ведь тогда с Вовкой Бородиным во дворе играли, когда корову привели, и за всей этой процедурой наблюдали практически в упор, с широко открытыми глазами и отвисшими от любопытства челюстями. Да и не зря ведь говорят, что детские воспоминания самые прочные и чёткие. Вот и запомнилось.
Сестра немного помолчала, потом продолжила разговор:
- Всё равно не верю я твоим воспоминаниям. Я вон даже не помню, кто такой твой Вовка Бородин.
- Ну как не помнишь! А тётю Лиду Вовкину мать помнишь, она в аптеке работала, а дядю Сашу? Они же с мамой и папой дружили, а потом в Украину уехали жить. До этого жили прямо напротив нас, через дорогу. Мы-то где жили, помнишь?
- Хм! Ещё спрашиваешь. На втором этаже, над пожаркой.
- Ну да. А я вот, кстати, только и помню, что на втором этаже. Ни планировку, ни мебель не могу вспомнить. Даже кровать, на которой спал. Вот лестницу во дворе, большую и широкую, ведущую к нам на второй этаж помню. А так…
Наступило недолгое молчание. Каждый из нас думал о своём, пытаясь хоть немного освежить память, восстановить воспоминания.
- Слушай, вдруг встрепенулась сестра, - а как звали корову – помнишь?
- Ну, откуда же. Только догадываться могу. У нас ведь всегда или Малютки были, или Зорьки.
- Во-от, - довольно протянула сестра, - а я помню. Красоткой её звали! И была она чёрно-бурая с огромными рогами и большущим выменем.
- Так всё остальное, кроме имени, я тоже помню. Я вообще всех наших коров помню, и по имени, и по окраске. А последнюю Зорьку даже во время отёла принимал. Потом выкармливал и раздаивал, мама-то боялась подходить к молодой коровке.
- Ну и как тебе акушером быть – понравилось? – рассмеялась сестра.
- Да как тебе сказать…  Корова она ведь не человек. Это женщины при родах орут благим матом, а корова лежит и только помукивает немного. И непонятно, то ли от боли она постанывает, то ли телёночка поторапливает, чтобы на свет божий поскорее вылезал. А вообще – у меня тогда ни страха никакого не было, ни отвращения. Просто как будто делал обыкновенную работу. И всё. Запомнилось только, что тёлочка очень скользкая была. Мама, почему меня и позвала тогда на помощь, сама никак справиться не могла. А я в хлев прибежал, что, говорю, делать-то? Мама говорит, тяни за ножки. Я ухватился, а они скользкие, из рук вырываются. Я и та, я и сяк – не получается. Потом мама тряпку какую-то бросила, чтоб не скользило, и потихоньку-потихоньку тёлочку-то я и принял.
- Поди, потом и молоко пить не хотелось? Насмотрелся.
- Почему? Что тут такого? Это же всё естественно. А как говорил кто-то из умных людей: «Что естественно – то не безобразно».
Я немного помолчал и, вздохнув, добавил:
- Хорошая тогда из этой тёлочки коровка выросла. Именно коровка, ведь ростом была меньше всех коров в стаде. Зорькой звали. Зато молока давала больше других, удоистая была. И какое молоко было вкуснющее! Эх, только вспоминать и остаётся. Жаль, так тяжело она из жизни потом уходила. И опять же молча. Ты эту историю-то знаешь?
- Нет, мы тогда вроде бы в Людиново жили, что ли…  Не помню. Только со слов знаю.
- А получилось так, что мама утром пришла Зорьку доить, а та не встаёт никак. Мама её «и кнутом, и пряником» - ни в какую. Позвала меня, вдвоём попытались поднять – тоже всё напрасно. Мама пошла к соседям, позвала мужиков. Пришли, посмотрели, решили на вожжах попробовать поднять. И правда, подняли, поставили на ноги. Но только вожжи ослабили, Зорька-то опять на бок завалилась. Пробовали ещё несколько раз – всё безрезультатно.
- Придётся резать, - сказали мужики и ушли.
А мама никак не сдавалась весь день и всю ночь возле Зорьки была. То кусочек хлебушка ей попробует дать, то водички попить. Всё бесполезно. Ни ест, не пьёт. Только из глаз слезищи огромные бегут. Я до этого не верил, что животные плакать могут, а тут сам увидел. Тяжёлое зрелище.
Утром Зорьки не стало. Мама подняла меня часов в шесть наверно.
-  Зорька, - говорит, - умерла, пойду лошадь искать. Надо на скотомогиль-ник её увезти.
Ну а дальше всё произошло как в анекдоте. Только мама вышла из ворот, а мимо Вадька Ашихмин идёт. Как всегда с бодуна. Подошёл к маме.
- Тёть Зин, дай похмелиться, а то худо мне.
Мама, не долго думая, ему и предложила:
- Корова у меня сдохла, помоги увезти. Тогда и на опохмелку дам.
Вадька от услышанной новости аж подпрыгнул.
- Как сдохла? А где она сейчас-то?
- Да вон, на заднем дворе лежит. Где ж ей быть? – вздохнула мама.
- Тётя Зина! Я сейчас! – оживлённо протараторил Вадька. – Я всё сделаю. – И вдруг неожиданно спросил: - Ты её мне отдашь?
- Да забирай, - махнула рукой мама, - куда мне её теперь. Мужики вон вчера говорили, чтоб заколола, а я всё надеялась, что оклемается. Вот и пронадеялась. Сдохла коровка.
Мама шмыгнула носом. Вадька чуть ли не вприпрыжку куда-то побежал. Уже отбежав метров на пятьдесят, он обернулся и громко прокричал:
- Тётя Зина, так ты никому её не отдавай! Я щас, быстро!
И действительно минут через двадцать Вадька тарабанил в ворота. Мама вышла открыть.
- А где лошадь? – удивлённо спросила она, заглядывая Вадьке за спину.
- Зачем нам лошадь? Я сейчас корову вашу разделаю и по частям увезу на тачке. Тётя Зина, ты не против?
- Да мне какая разница. Только увези, пожалуйста, сделай милость.
И работа на заднем дворе закипела. Сначала Вадька отрубил корове голову. Потом, не сдирая шкуры, вспорол ей брюхо и выгреб прямо на пол коровьи внутренности, после чего разрубил тушу на несколько частей. Разрубая заднюю часть, он громко присвистнул и позвал маму.
- Тётя Зина, смотри, что тут творится. Даже если бы вчера ты её страдалицу зарезала, то всё равно есть это мясо наверно  не стала бы.
- А что такое? – подошла мама.
- Да вон, смотри, - ткнул Вадька ногой в наполовину сгнивший обрубок хребта. – Похоже, корову твою кто-то хорошо какой-то дубиной приложил. Или назло, или залезла куда. Рана-то не зажила и загноилась. Пока могла, коровёнка, ходила, а тут видно силы поиссякли.
- Сволочи! – только и сказала мама и ушла в дом.
А Вадька сгрузил куски бывшей коровы на тачку и выехал за ворота.
- Тётя Зина! – крикнул он под окном. – Мне за один раз не увезти, я ещё приеду!
Мама не спрашивала Вадьку, куда он собирается всё это везти. Это её уже мало волновало. Но каково же было наше с ней удивление, когда через несколько часов раздался громкий стук в ворота, и изрядно выпивший Вадька, еле ворочая языком, прокричал:
- Тётья Зина! Тее мяса надо? Говядины?..
Сестра, внимательно слушавшая мой рассказ, громко расхохоталась.
- А где сейчас-то этот Вадька?
- Так помер. А вот подробности, извини, не знаю.
- Ну и ладно, царствие ему небесное. Какой-никакой, а всё-таки человек был.
         Потом, спохватившись, она добавила:
         - Слушай! Ох, и заболтались мы с  тобой! Ладно, давай ещё что-нибудь вспоминай. Обсудим.
И положила трубку.

Апрель 2011г.
Нижний Тагил