Дубль, отрывок из части I

Роберик, без тени смущения, начал свой рассказ. Он рассказл мне много интересных подробностей своей встречи с Мими, как он, совершенно без гроша в кармане, крал цветы из цветочной лавки и бежал без оглядки, смеясь и плача от своего поступка, иногда падая в грязные лужи, чем вызывал смех и хохот Мими, которая совершенно не понимала, почему Роберик каждый раз приносил, то поломанные цветы, то сам еле-еле, хромая и охая, доходил до нее. Самым сложным для него было знакомство с ее родителями, которые были серьезными людьми, очень правильными, с устоями "светской" жизни, где их зятем должен был стать уже состоявшийся в жизни мужчина, но не такой студен как Роберик.

Лето. Дом родителей Мими.

- Дооочка - протяжным голосом, озираясь косо на меня, сказал отец Мими, похлопывая ее по спине.
- А это кто? - строго добавил он, с долей отвращения, дающего понять, что я не "по формату" как говорится.
- Папа это Роберик, мой молодой человек, про которого я Вам с мамой говорила - сказала Мими, как всегда, смешно и с любовью.
- Но, мы с мамой думали, что он банкир правда, не знал, что теперь такие костюмы в моде - он пристально посмотрел мне в глаза, чем я понял, что разговор будет изначально тяжелым.
- Папочка, Роберик не банкир, может мы уже войдем - с огорчением сказала Мими.
На мне был костюм, который я одел впервые в жизни, ну я же не виноват, что в прокате остались только маленькие размеры, подумаешь рукава немножко коротенькие, ну... да и брюки тоже, рубашка красная, галстук искал, правда искал, но нашел только бабочку и то синюю, так что полный светофор предстал на лобызания родителей Мими.
- О Бог мой - сказала мама Мими и уже собиралась потерять сознание, как подхватил отец.
- Присаживайтесь к столу гости дорогие-с - сказал он, сделав акцент на "дорогие-с".
- Я бы хотел подарить Вам, матери такой прекрасной девушки, которая подарила мне лучик счастья, среди многих серых тучек моей жизни, эти скромные цветы - со слезами на глазах, сам не понимая почему, сказал я, наверно, из-за этого всего спектакля и из-за большой любви к Мими.
- Спасибо - сказала мама Мими и, увидев в моих глазах слезы, все сразу как-будто поняла.
- Вы кем работаете? - все не успокаивался отец.

Я встал, со стороны я был смешон, в этом не по размерам костюме и зализанными волосами, которые и никогда не причесывал, в этих туфлях, которые и никогда не носил, в этих носках, которые были натянуты с учетом, чтобы закрыть оголенную часть ног, но на душе накопился большой град слез, хоть и жизнь била меня по всем частям моего тела, но перед этим чувством я не мог сдерживать себя долго.

- Я беден, я не могу купить вашей дочери цветы, каждый раз крадя их в цветочной лавке, убегая от разъяренного каждый раз цветочника, я не могу пригласить ее в дорогой ресторан, потому что все те гроши, которые я получаю, работая грузчиком, я отдаю за комнату, с каждым месяцем оставаясь все больше должным, я не могу прокатить ее на такси, я не могу...- к горлу подкатили слезы, глаза уже заплывали, но дрожащим голосом я продолжал, - я много чего пока не могу, но я обещаю, что я сделаю Вашу дочь самой счастливой девушкой на свете, я буду работать на двух, трех работах, буду еще лучше учиться, чтобы меня точно взяли работать, буду любить ее так, как никто ее больше не полюбит... - я расплакался и посмотрев по сторонам и увидев, что все тоже плачут, даже, казавшийся на первый взгляд, дотошный отец, сказал:

- Можно я всех Вас обниму - как маленький ребенок, которого наказали, а он, прося прощение, молвя и крича, со слезами, как маленький пигвиненок, в вразвалочку, шел к своим до боли родным людям, - промолвил сквозь зубы я.
- Конечно можно, прости меня - сказал пронзительно отец и первым обнял меня.

В тот момент врят-ли кто-то мог понять, что произошло, ни родители Мими, которые не могли представить себе такого зятя и в страшных снах, но услышав историю, похожую на свою, не выдержали, расплакавшись на моих плечах, сами забыв, как много им пришлось пережить из-за их социального неравенства, чем пообещали избавить от этого своих детей, совершенно не предполагая повторения истории, ни Мими, которая не находила слов, говоря то и дело мне спасибо, спасибо за то, что я есть... и что Бог послал ей меня, ни сам я, моей вдруг вырвавшейся речи, речи моей души, исходившей из самых последних инстанций.