Мы не пашем, не сеем, не строим...

               


       Мечта о судьбе моряка, дальних странах, бризах и штормах окончательно загнана в самые глубокие тайники моей души. Я знал, что возврата к ней не будет и заставил себя окончательно успокоится. Теперь я сугубо сухопутный человек, у меня есть постоянная, очень даже не пыльная работа. С осени 1974 года, я работаю, в приличном институте, занимаю нормальную должность. У меня неплохая зарплата, ко мне хорошо относится руководство. У меня практически неограниченная возможность поездок по стране за государственный счет. Почти каждую неделю, хотя бы на пару дней, появляюсь в Москве. В стенах института постоянно встречаюсь и общаюсь с интересными людьми, обсуждая с ними возможности показа их работ на различных выставках. Все это очень разнообразит мою жизнь. В шутливо – анекдотичной табели о рангах, я даже занимаю место в категории: «Ни что человеческое не чуждо». О море я вспоминаю лишь, когда в ресторане подают блюдо из морепродуктов. К стыду своему, я уже почти привык к их перемороженному вкусу, а настоящий стал забывать. Двое детей, жена, мама, работа, окружение, все это окончательно поставило точку на мечтах. В силу сложившихся обстоятельств, передо мной сейчас вставали совсем другие, конкретные задачи, прежним мечтам места там не было.
     Главным вопросом для молодого вузовского сотрудника был один: подготовка и защита научной диссертации, с последующим присвоением соответствующего научного звания. Сотрудник без научной степени, в вузе является человеком второго сорта. Поэтому сразу же после моего поступления на работу, меня пригласил для беседы проректор по научной работе, профессор Вахитов М.Б. Вежливый и деликатный, даже можно сказать рафинированный ученый, он конкретно спросил меня, собираюсь ли я работать над кандидатской диссертацией и если да, то какая помощь мне будет нужна. Сам Марат Бариевич был классическим ученым, профессором с большой буквы. Будучи молодым ученым, аспирантом КАИ он попал в США на научную стажировку, по программе обмена. Десять месяцев провел он в Массачусетском технологическом институте и подготовил прекрасную диссертацию. Он жил наукой, ей он поклонялся, ей он служил. Естественно он даже понять не мог, как это молодой человек, оставшийся после окончания работать в институте, не будет писать диссертацию.
      Я обещал подумать и действительно стал соображать, как быть. Если сказать честно, то я не испытывал никакой внутренней тяги к научной работе. Скорее мне нужна была вольная жизнь, а протирать штаны в библиотеках и мучительно компилировать диссертацию по какой либо теме, это не привлекало. Над карьерой я также мало задумывался. Считал, что главное это работа сегодняшнего дня, да и жизнь хороша сегодня, а дальше будь что будет. Почему у меня была такая позиция, трудно сказать, то ли от природы я был таким, то ли годы бездумной молодости сказались. Ясно одно, я не был карьеристом. Конечно, меня тешило, что я сразу после окончания вуза стал начальником и был на хорошем счету, но ставить перед собой определенную цель и затем заставлять себя добиваться её, это мне не подходило. Я любил жизнь сегодняшнюю, считая, что всегда сумею выстоять перед возможными передрягами. Такая философия позволяла жить в собственное удовольствие. То время называют теперь временем застоя и это справедливо. Казалось, что ничего не может случится, ведь живем в державе мировой значимости, нас знают и боятся недруги всего мира. Мы также дружим со всем передовым человечеством, все больше стран переходят к строительству социализма. Впереди нас ждет всеобщее счастье, зачем же надрываться, когда и так очень хорошо.
      Я, повторяю, не чувствовал в себе таланта ученого мужа, а выдавливать из себя некое подобие знания и пресмыкаться  по поводу защиты этого псевдотруда, не хотел. Очень неприятно было смотреть на людей, которые ради защиты своей никому не нужной диссертации были готовы на любую подлость и унижение. Научная работа, которую я пытался осилить, будучи еще студентом, мне не нравилась. Слишком заумная, связана с применением серьезного математического аппарата в дифференциальных уравнениях второго порядка, да еще в частных производных. Мой тогдашний научный руководитель хотел таким образом найти характер движения одной из границ квантового генератора, с целью поиска наиболее эффективного способа накачки его энергией и последующего импульсного излучения. Задумка может и хороша, да вот способ решения поставленной задачи никак не удавалось найти. Я решил, что эта тема не для меня. Я ж ведь не Нильс Бор или Ферми, какой нибудь. Короче, тема эта оказалась для меня неподъемной.  Но я же дал слово, что подумаю и стал искать, что то другое, интересное для работы. Меня привлекала проблема управления научными исследованиями и внедрения результатов их в производство. Казалось, что это интересно. Решил попробовать. Работая начальником отдела научно – технической информации, мне легко было найти и заказать в центрах депонирования, соответствующую новейшую литературу по теме. Более того, я даже записался в Ленинскую библиотеку в Москве. Честным образом стал вникать, надеясь сказать свое веское слово в деле прогресса, продвинуть проблему внедрения на должную высоту и послужить тем самым на благо любимой родины. Но, не случилось. Сказать, что мозгами не вышел, вроде нет оснований, однако факт остается фактом, не получился из меня ученый. Комментировать этот факт мне не хочется.
    Без малого два десятка лет проработал я в Высшей школе. Время достаточное, чтобы получить ясное представление о внутривузовской жизни и атмосфере, царившей в этой среде. Скажу прямо, хоть это и горько, горько, прежде всего, самому себе. Атмосфера затхлого болота, вот самая короткая и, к сожалению, наиболее верная характеристика. Зависть, подсиживание, интриги и наветы, все эти приемы были в ходу. Не хочу утомлять перечислением мелких подлостей и козней, которые были в ходу, не заслуживают они даже этого постыдного перечисления. При кажущемся внешнем благополучии и улыбчивости, многие ученые носили «камень за пазухой», а иногда даже не просто камень, а кинжал острый. Конечно, ревнители социализма не согласятся со мной, но мне, честно говоря, безразличны их телячьи восторги перед прошлым. Я на своей шкуре испытал худшие стороны этой услужливой приветливости. Не дай бог кому либо еще испытать. Но у меня нет обиды на конкретных людей, они сами жертвы той бесчеловечной системы, в которой нам вместе довелось жить. Опять хочу напомнить слова: «Собака бывает кусачей, только от жизни собачей».
     Но не все так плохо. Конечно, были и достойные, просто замечательные люди. Именно они определяли лицо института, формировали его атмосферу и дух КАИ. Они составляли основу и являлись украшением ВУЗа. Не буду перечислять их имена. К сожалению, не всех я помню, а обидеть человека невниманием очень легко. Они, эти люди заслуживают гораздо большего внимания, чем упоминание в воспоминаниях простого человека.
    Возвращаюсь к судьбе своей персоны. Примерно в течении года я окончательно определился в роли обычного  советского служащего, образ которого столь красочно и ярко описан и показан в произведениях искусства. Хочу сразу сказать, что служба моя была мне очень даже не в тягость. Отказавшись от научной карьеры, я мог теперь рассчитывать только на стандартную карьеру чиновника. Схема такого служебного роста сводилась к простым и понятным нашему поколению действиям. Для начала нужно попасть в кадровую обойму райкома партии. Идеальный вариант – должность инструктора в этом партийном органе. Это низшая должность партийной номенклатуры, но одновременно это и первая ступень на Олимп. Райкомовский инструктор – основной винтик партии,  профессионал и главная опора партии в повседневной работе. Опыт работы в такой должности высоко ценится и служит хорошим трамплином для дальнейшей карьеры. Со временем тебя переводят на работу в орган советской власти, т. е. исполком, затем на руководящую хозяйственную должность на каком либо предприятии, восходящая спираль должностей велика. Этот четко отлаженный механизм назывался карьерной лестницей. Итоговый результат зависел от многих факторов и обстоятельств. Не буду их перечислять, они вечны и не очень меняются со временем. Самым удачным вариантом было направление на учебу в Высшую партийную школу Академии общественных наук при ЦК КПСС. Это было очень круто. По окончании этой школы, выпускник обычно вместе с получением диплома, защищал и кандидатскую диссертацию.  В Академии обучались и слушатели из стран социалистического лагеря, это была кузница партийных кадров высшей квалификации, проповедников и пророков светлого будущего. Окончив такую бурсу, о будущем можно было не беспокоится, бумажка об обучении в ней, как пайцза, выданная  монгольским ханом, всегда защищала обладателя ее от житейских невзгод. На всю жизнь тебе обеспечены почти бесплатные путевки в лучшие дома отдыха, дача, «штучная» квартира, автомобиль и служебный и в личное пользование, персональная пенсия в сто двадцать, как минимум рублей, красивые поздравительные адреса к юбилеям, награды и ценные подарки. Почет и уважение, сидение в бесконечных президиумах делало твою судьбу предметом зависти и гордости со стороны родственников и знакомых, позволяло тебе при случае изрекать непреложные истины, быть в их глазах вершителем судеб.
    Именно про таких, в доверительном общении говорили: «мы не пашем, мы не сеем, мы не строим, мы гордимся общественным строем». И действительно, при таком общественном положении, эффективность твоего труда  измеряется уже не результатами твоих физических и интеллектуальных усилий, а лишь связями с такими же начальниками, которые ты можешь использовать в работе. Работать тоже не обязательно, всегда имеются под рукой ловкие помощники, готовые поработать за вас и построить на этом собственное благополучие. Все это и означало понятие «номенклатура» в стране развитого социализма, хотя в переводе имеет безобидное: «перечень», «реестр». Самый яркий пример такого номенклатурного работника: завклубом, товарищ Огурцов, из кинофильма «Карнавальная ночь»
      В 1976 году состоялся очередной, 25 – ый съезд КПСС. Естественно, как и положено, он принял очередные исторические решения. Мне выпало особое «счастье», возможность прикоснутся к эпохальному событию, увидев кусочек изнанки его. Дело в том, что я несколько раз удостоился побывать там в период работы этого грандиозного форума. Гостиница «Россия», главная и самая престижная гостиница Москвы полностью отдана делегатам съезда. Сейчас эту гостиницу, расположенную тогда в Зарядье, около Васильевского спуска, снесли. А в те времена, простому смертному и в обычное то время поселится там невозможно, а уж во время работы съезда туда даже зайти нельзя было. Нужен пропуск. А у меня он был.
    Этот пропуск мне был выписан по заявке делегата съезда, ректора нашего института Нигматуллина Р.Ш. Я к нему заезжал по работе. И вот там, в закрытой от ненужных взоров зоне, я увидел изнанку коммунистической элиты. Гостиница на период съезда была превращена в оазис товарного изобилия. В нижних этажах работал настоящий торговый центр с огромным ассортиментом импортных товаров, от парфюмерии до бытовых предметов. Почти на всех этажах, в холлах работали торговые точки с импортными фруктами, закусками и напитками. Сейчас смешно сказать, но именно здесь я впервые увидел и попробовал ананасы. В большинстве фойе развернули книжную торговлю, где продавали книги, так называемой серии ПС, т.е. повышенного спроса. Эти книги невозможно было купить в открытой продаже. Делегаты и гости покупали их буквально кипами и чемоданами, книги ведь являлись тогда, для большинства населения страны. одним из самых желанных предметов покупки, Это была настоящая вакханалия потребительства, так яростно критикуемая партийными бонзами с трибун. Делегаты и их гости щедро расходовали денежные купюры с портретами В.И.Ленина. Золотой телец, освященный его изображением, правил здесь свой бал. А он, бедолага, в своих теориях мечтал и уверял всех, что деньги в светлом будущем не нужны будут, а из золота построят туалеты. Высшая элита, цвет КПСС плевала на эту теорию и радостно купалась в удовольствиях и благах, которые можно было приобрести, по такому случаю, за деньги. Даже сама гостиница превратилась в некое подобие вертепа, с красивыми женщинами в ресторанах и номерах, наплывом черных авто около подъездов, сверкающих огнями и ливреями вальяжных швейцаров. Словно проходил не съезд партии, а всесоюзное купеческое собрание. Эти новые купцы лишь тем и отличались от истинных, что были без бород и не били по пьяни зеркала, да сделки заключали не на деньги, а обрастали блатными связями. Картина, ну никак не вязалась с образом коммуниста, аскета, живущего не для себя, а только для блага простого человека. А ведь такой образ старательно лепился в сознании  пропагандистами всех мастей от парткомов.
      К великому сожалению я также приложил свою руку, вернее свой язык, к созданию этого образа, живописуя светлое будущее, ожидающее нас после съезда. Как говорится, из песни слова не выкинешь, что было, то было. Откликаясь на решения съезда, горком партии сформировал ударные агитбригады по пропаганде исторических решений съезда. Я был определен в одну из таких бригад. Мне достался Лениногорск. Предстояло просвещать нефтяников о принятых решениях и растолковывать им о грядущей, после выполнения намеченного, счастливой жизни. Две недели продолжалось это шоу в переполненных больших и малых залах. Лекции я читал и учащимся ПТУ и рабочим на промыслах, школьникам и пенсионерам. Рассказывая слушателям о грядущем счастье, даже сам стал почти верить этим словам, но это наваждение быстро прошло. Жизнь, все конкретнее, говорила совсем о другом.
      В повседневной жизни среди людей все большее распространение стал получать откровенный цинизм и безразличие к пропаганде коммунизма. К тому времени теория научного коммунизма обогатилась новым «открытием». Теперь допускалась возможность построения коммунизма в одной, отдельно взятой стране. Это было великое достижение науки, открывшее прямой путь нашей стране в «мечту миллионов». Но, к сожалению, циники, как всегда все испортили, добавив к этому эпохальному достижению научной мысли, свое маленькое дополнение, не носящее такой глубины мысли, но обладающее простой житейской наблюдательностью. Отдельные умники стали утверждать, что возможно построить коммунизм не только в отдельном государстве, но и отдельном городе и даже в отдельном доме.  Это дополнительное «открытие» ежедневно подтверждалось практикой нашей жизни. Поезд «Татарстан» называли не иначе, как большая зеленая колбаса. Вагоны под завязку были набиты продуктами питания, которые везли пассажиры из города, где коммунизм, на взгляд провинциала был уже почти построен. В Казани также были достижения по этой линии. Здесь выстроили, так называемый «обкомовский дом», про который опять же злые языки говорили, что там то уж точно построен коммунизм. Но я утверждать это не берусь, побывать там не довелось.
       А в стране окончательно утвердился период, который после назовут эпохой застоя.