Улыбка

                УЛЫБКА
Солнце клонилось к закату, когда он вышел из мастерской и утомленно взглянул на полыхавшее заревом небо.   «Двадцать лет!» - подумалось -  двадцать лет ведь я не был здесь!»… Милая Флоренция! Все эти долгие двадцать лет, что Леонардо пришлось провести в Милане он безумно тосковал по родным местам. И сейчас, даже после возвращения сюда, он не мог еще поверить и до конца осознать, что он дома.
Как много изменилось за эти годы! Родной город стал еще прекраснее, ну а люди…. Его здесь почти и не помнят, хоть в свое время  превозносили до небес! Да, так и было, пока великий герцог Лодовико Сфорца не пригласил его в Милан. Эти двадцать лет, проведенные в Милане были весьма плодотворны: он увлеченно работал и в живописи, и в механике, и в анатомии., создал «Мадонну в гроте», разработал канонические золотые пропорции – витрувианский человек сразу стал вызывать восхищение всех, видящих совершенство. И еще долгих три года работал он в трапезной монастыря Санта Мария делле Грацие – придумал новую технику росписи по сырой штукатурке и еще долго вынашивал в себе идеи написания (и написал-таки!) «Тайной вечери»…. Вероятно, и дальше жил бы он без забот в Милане, творя и выдумывая, под щедрой рукой семьи Сфорца, если бы не война! А когда вступили французские войска в Милан, начался всеобщий хаос и разорение, пришлось ему в спешке бежать. А куда бежать? Конечно, домой, в родные места, в родную Флоренцию.
И вот он здесь, в своей мастерской, снова пытается творить, но кому это нужно?... Опыт жизни в Милане показал ему ясно, что в случае войны, его искусство окажется ни к чему. И будет также изгнано из жизни, как отправился в изгнание его покровитель миланский герцог Лодовико Сфорца…
Вернувшись во Флоренцию, Леонардо клятвенно обещал себе, что ни в коем случае больше не возьмет в руки кисть. Все! Отныне он будет заниматься только математикой и механикой! Идей много…  а заказов на картины ему никто не спешил делать! Рисовать для собственного удовольствия он не будет. Нет ни времени, ни денег. Слишком хрупко и зыбко искусство, и созданного им до сей поры с него хватит! Уничтожения картин он насмотрелся достаточно. Теперь его мастерская – только для механических моделей, чертежей и схем и тут нет больше месте для холстов, кистей и красок!. Единственное, что никак не мог он оставить в Милане на растерзание врагам, единственное святое для него, что он привез с собой – «Даму с горностаем»  Ее он писал там же, в Милане, со знаменитой фаворитки герцога Лодовико Моро Чечилии Галлерани! Когда она впервые появилась в его мастерской, ему показалось, что все вокруг озарилось светом! И несколько мгновений он никак не мог опомниться, пока она сама не начала разговор.  Ах, эта Чечилия! Будучи достаточно образованной по тем временам, она сама во время сеансов развлекала художника. Рассказывала ему какие-то забавные истории о придворной жизни Моро, и радостная улыбка не сходила с ее лица. Леонардо неосознанно хотел продлить общение с ней, только бы она приходила сюда. Только бы видеть ее, слышать ее! И, когда, наконец, портрет был закончен, обоим стало грустно, будто солнце, что светило им, спряталось вдруг в тучи.. Моро одобрил портрет, как и одобрял  все, созданное гениальными руками Леонардо, но не взял себе этой картины, не объяснив ничего. Леонардо вначале гадал – почему, а потом понял, что соглядатаи герцога несомненно донесли  о тайных встречах его и Чечилии. Конечно, им пришлось расстаться, благожелатели художника при дворе Сфорца ясно дали ему это понять, сам же герцог не сказал ему ни слова. А Леонардо тосковал так, как никогда в жизни.  Чувство любви, придя к нему так поздно, горело ярким пламенем, хотя разумом он и понимал, что у их отношений будущего нет. Понимала ли это прекрасная Чечилия? Возможно, но, избалованная вниманием высшей особы, считала, что ей все позволено. Где она сейчас, вспоминает ли, часто задавал себе вопрос Леонардо, хотя тоска со временем немного притупилась, да и прошло уже пятнадцать лет. Вероятно, она там же, где и герцог Сфоррца -  в изгнании… а художнику досталось все же лучшая доля!. Он увез с собой Чечилию, хотя бы и в виде портрета!
Вот теперь он дома, и что? Он вернулся сюда таким же бедняком, как и двадцать лет назад, когда уезжал отсюда в надежде на лучшую долю. Старые друзья, которых он здесь встретил, занялись кто чем.  Один стал ювелиром, другой – известный юрист, все они занятые люди, общаться с Леонардо им некогда. Только старинный друг – Перуджино, встретил его со слезами радости, накрыл стол и целый день они сидели за беседой. Переговорили обо всем, Перуджино дал ему массу нужных и полезных советов….
Вот и сейчас, кто это идет по кривой улочке к мастерской, размахивая полами плаща, словно летучая мышь крыльями? Конечно же, это Перуджино! Но… почему он идет не один?  С ним какой-то  господин, одетый скромно, но очень богато, в тончайшего бархата накидку, опушенную беличьим мехом. Леонардо сделал несколько шагов навстречу гостям:
- Добрый день Перуджино, рад тебя видеть! Я вижу, ты решился, наконец посетить меня? Поверь, ты доставляешь мне огромную радость! – художник слегка поклонился, он и в самом деле был рад видеть друга.
- Добрый день, Леонардо! Вот, решил зайти, проведать тебя, да и кстати, дело у меня к тебе есть! -  отвечал с улыбкой Перуджино, косясь на молчавшего доселе богатого господина, который не промолвив ни слова, только молча поклонился Леонардо.
- Позволь представить тебе, Леонардо почетного гражданина нашей славной Флоренции и, надеюсь, твоего будущего заказчика – господина Франческо дель Джокондо! – произнес Перуджино, и гость снова учтиво поклонился.
- Я очень рад – невольно растерянно произнес Леонардо, продолжая рассуждать про себя о цели визита знатного гостя. -  Проходите, прошу вас! – И Леонардо широко распахнул двери своего жилища
- Слухи о вашем непревзойденном мастерстве, мессэр Леонардо, не смолкают годами! – в хрипловатом голосе господина Франческо тем не менее проглядывало немалое уважение. Леонардо ответил поклоном на эту похвалу  и гости вошли в залитую солнечным светом мастерскую художника. 
Пока Леонардо разливал темное вино по бокалам, выкладывал на блюдо фрукты. гость с интересом вглядывался в интерьер мастерской,  и, отказавшись от легкого угощения., предложенного гостям Леонардо, молча рассматривал чертежи летательных аппаратов, модели, над которыми работал в последнее время изобретатель, анатомическое строение тела человека, представленное Леонардо также в рисунках. Наконец, Перуджино, кинув взгляд на спутника, понял, что нужно переходить прямо к делу:
- Послушай, Леонардо,  вот мессэр Франческо хочет, чтобы ты, так мастерски владеющий кистью,  создал портрет его жены – мадонны Лизы дель Джокондо! – без всяких предисловий сказал Перуджино и умолк.
Леонардо глянул на молчаливого посетителя. Тот стоял и напряженно вглядывался в лицо художника.
- Не знаю, - наконец, медленно проговорил Леонардо -  я  уже давно не брал в руки кисти, да и вообще занятия живописью больше не привлекают меня!
- Мессэр Леонардо, вы не должны так говорить, и тем более делать! – вдруг с горячностью воскликнул гость. – Поверьте, я так преклоняюсь перед вашим талантом живописца, и  мне бы очень хотелось, чтобы именно вы, в совершенстве познавший игру света и тени, стали автором портрета моей супруги! Я верю, что это будет чудесная работа!
- Разумеется, Леонардо! – тут же поддержал и Перуджино – ты еще полон сил и идей, я вижу это по твоим глазам! – Так не дай заглохнуть в себе своему таланту, совершенствуй его и далее! К тому же, - шепотом добавил он, склоняясь к  Леонардо – ведь мессэр Франческо отвалит тебе за него кучу денег, так, что ты ни в чем не будешь нуждаться!
«Многие обещали кучу денег – грустно думал меж тем Леонардо – и Лодовико Сфорца обещал золотые горы – да вот только где они? Их и не было, а то, что появлялось, как вода утекло сквозь пальцы: надо ведь было покупать холст, и кисти, да и, самое главное, щедро платить ученикам, чтобы было кому натянуть холст, развести краски, подать нужную кисть…»
- … Я щедро заплачу вам! – вывел его из раздумий голос мессэра Франческо, опровергая его невеселые мысли – согласитесь, прошу вас!
Ничего не оставалось делать Леонардо, к тому же именно сейчас он так остро нуждался в деньгах! А столько проектов механики и инженерии было создано лишь на бумаге, и с нетерпением ждало претворения в жизнь…
«Если мессэр заплатит сполна, я смогу, наконец, построить орнитоптер (летательный аппарат, изобретенный Леонардо да Винчи) – авт.)  вертелась мысль – я буду летать, как птица! И  уж в этот раз все получится!»…  а вслух, вздохнув, произнес:
- Ну что же! Когда вам угодно мессэр Франческо посетить меня снова уже с вашей супругой? Я должен посмотреть на модель, прикинуть, какие краски мне понадобятся для работы, купить холсты…
- Завтра утром я буду у вас с женой! – с радостью воскликнул Франческо уже на пороге, – я так счастлив, что вы не отказываете, мессэр Леонардо!
- Тогда до завтра! – устало согласился художник -  До свидания, Перуджино!
- До свидания, Леонардо! – довольный таким исходом дела, Перуджино махнул ему рукой.
На следующее утро Леонардо тщательно приготовился к визиту знатных гостей. Хотя многих и более знатных особ он имел счастье лицезреть в своей жизни, но предстоящий визит вызывал в нем творческий интерес, как  интересовала любая новая работа. О своем мастерстве он ничуть не беспокоился. Он твердо знал, что навыки живописи, присущие ему одному,  ничуть им не утрачены, и он может еще создать творение не хуже  по достоинству оцененной всеми «Дамы с горностаем»!...
На утреннюю мессу в этот день он в очередной раз не пошел. Пусть злые языки обвиняют в безбожии, что ему за дело! За свою жизнь он наслушался всего – что он чародей, служитель дьявола,  а всему-то виной лишь знание законов природы! «Кто все знает - все может! Только бы узнать!» - частенько любил повторять Леонардо и узнавал, узнавал!..
Ровно в половине двенадцатого гости явились.  Леонардо вначале плохо разглядел небольшого роста женщину, одетую в темную, хоть и богатую одежду. Мона Лиза лишь только поклонилась художнику при встрече. Леонардо молчал тоже, лишь слушал без умолку говорившего теперь мессэра Франческо. А тот все мечтал о будущем портрете, который рисовался ему,  объяснял Леонардо, какой он хотел бы видеть фон картины, в какой позе должна сидеть модель – мона Лиза… Леонардо слушал его, скучая. Какой толк говорить обо всем этом? Как художник, он всегда шел на поводу у искусства, и сама живопись всегда диктовала ему и цвет фона, и ракурс модели…. И Леонардо прервал дель Джокондо:
- Я прошу прощения, мессэр Франческо, но я хотел бы посмотреть на вашу супругу повнимательнее, и предположить все стороны своей работы. Надо посмотреть, куда лучше посадить мону Лизу, откуда лучше будет падать свет…
- Не смею мешать вам! – тут же замолк мессир Франческо и отошел в сторону, с интересом наблюдая, но уже не вмешиваясь.
- Вы позволите, мадонна? – полувопросительно обратился Леонардо к моне Лизе, почтительно беря ее за руку и подводя к окну – мне нужно получше рассмотреть ваше лицо, чтобы выбрать краски, которые лучше бы передали ваши черты…
Она лишь с изумлением взглянула на него.
- Не стоит смущаться, мадонна – живописец понял ее взгляд – ведь я не только художник, я еще и врач….
Леонардо внимательно посмотрел на свою модель. Была ли она красива? Он не заметил этого, вероятно, многие женщины Флоренции были и красивее ее.  Мягкие черты лица, несколько лишенные гармоничности, но стоило ей разок слегка улыбнуться – и  лицо ее поразило  живописца привлекательностью и обаянием! И Леонардо твердо решил, что будет писать ее портрет!  Вот если бы она еще чуть-чуть так же улыбнулась!... Но мадонна дель Джокондо более не улыбалась, хотя выражение ее лица было приветливо и немного смущено: слишком бесцеремонно и внимательно разглядывал ее художник.
- Я думаю, начнем с завтрашнего дня, мадонна! – произнес Леонардо, закончив беглый осмотр – мне надо пойти на рынок, купить все необходимое для живописи.
- До завтра, мессэр Леонардо! – с достоинством ответил Франческо дель Джокондо – завтра утром мадонна Лиза будет у вас. Я надеюсь, вы создадите изумительный портрет, вовсе не похожий на поделки тех  подмастерьев–художников, пробовавших писать его до вас! Только постарайтесь, чтобы Лиза не скучала на ваших сеансах! –весело добавил он – все расходы я оплачу!
На следующий день, утром мона Лиза была в мастерской Леонардо. Запасшись накануне всем необходимым, художник с нетерпением ждал этого визита. Ему не терпелось начать работу.
-Садитесь сюда, поближе к свету, мадонна! Повернитесь немного в сторону, руки свободно сложите на коленях. Да: и улыбнитесь, совсем чуть-чуть, прошу вас!
Мона Лиза выполнила все, как просил Леонардо. Но улыбка у нее получалась слишком неестественная, слишком вымученная.  И в этот день художник сделал лишь набросок к портрету  и отпустил мону Лизу.
Прошло немало времени. Леонардо уже создал знаменитый фон картины, теплый итальянский вечер, написал всю в  мягких складках одежды фигуру молодой женщины. Ненаписанным оставалось лишь ее лицо. Как ни старался художник, но единожды появившаяся удыбка моны Лизы больше не появлялась на ее лице, и оно было обыкновенным. Привлекательным, но обыкновенным. Как тысячи других лиц, которые он каждый день видел на улицах Флоренции. А ему хотелось видеть богиню!....
Что только не придумывал Леонардо, чтобы подкараулить улыбку моны! То к ее приходу  вся мастерская художника вдруг превращалась в цветущую оранжерею: цветы были везде, они пышным ковром устилали пол, свешивались с потолка, стояли на столах в вазах. Часто он приглашал музыкантов, дабы они своей игрой на музыкальных инструментах услаждали слух моны. Все тщетно! Мона Лиза тихо благодарила художника, глаза ее теплели, она садилась на свое место напротив окна, но улыбки на ее лице не было по-прежнему. 
Леонардо совсем отчаялся. Слишком много времени, да и денег уходит на увеселения мадонны Лизы, и хотя мессэр Франческо оплачивает все не колеблясь, но видно, что и он не слишком доволен затянувшейся работой! А мона Лиза все не улыбается! Или улыбается, но не так, как в тот единственный раз!
Вот и сегодня отчаявшийся Леонардо уже не знал, что еще придумать ему для развлечения модели!  Лишь бы увидеть на ее лице ту самую улыбку!...А сегодня опять сеанс…  и опять мессэр Франческо будет недоволен, что дело не движется! Но Леонардо не может продолжать работу, он не ремесленник,  кое-как закончить портрет ему невозможно!
- Проходите, садитесь, мадонна! – учтиво, как всегда,  приветствовал он мону Лизу. Она кивнула ему, как уже давнему знакомому, с привычным приветливым видом прошла и села на свое место.  И с интересом взглянула сначала вокруг, потом на него, не обнаружив в полупустой мастерской ничего из того, что привыкла видеть за последнее время: ни музыкантов, ни цветов:
-Что же вы приготовили мне на этот раз , мессэр Леонардо? – спросила она – у нас не будет сегодня увеселений?
- Ах, мадонна, я в отчаянии! – ответил Леонардо – и мой скудный ум не может более придумать ничего, что могло бы развлечь вас!  Хотя и те развлечения, что я представлял вам, были ни к чему! Увы! Вы не улыбаетесь!
  Лишь подобие улыбки вызвал у моны своей речью художник. А Леонардо глубоко задумался. Что, если  рассказать ей сказку? Все лучше, чем совсем молча проводить сеанс. Подрисовывать мелкие штрихи и наблюдать за выражением ее лица! А сказок он достаточно наслушался в детстве, еще когда мальчишкой бегал по деревушке Винчи. В то время сказки знали и рассказывали все. Став взрослым, он и сам сочинял их, и его сказки  и басни пользовались большой славой при дворе Сфорца…
- Мадонна, я хочу рассказать вам одну притчу… вы послушаете? – обатился он к моне Лизе
- Конечно, мессэр Леонардо! – удивленно согласилась она. И тогда он рассказал ей сказку:
 «Жил-был один бедный человек, и у него было четыре сына; три умных, а один и так и сяк. — ни ума, ни глупости. Да, впрочем, о его уме не могли судить как следует: он больше молчал и любил ходить в поле, к морю, слушать и думать про себя; любил и ночью смотреть на звезды.
И вот пришла за отцом смерть. Перед тем как расстаться с жизнью, он призвал к себе детей и сказал им:
«Сыны мои, скоро я умру. Как только вы меня схороните, заприте хижину и идите на край света добывать себе счастье. Пусть каждый чему-нибудь научится, чтобы мог кормить себя сам».
Отец умер, а сыновья, похоронив его, пошли на край света добывать свое счастье и сговорились, что через три года вернутся на полянку родной рощи, куда ходили за валежником, и расскажут друг другу, кто чему выучился за эти три года.
Прошло три года, и, помня уговор, вернулись братья с края света на полянку родной рощи. Пришел первый брат, что научился плотничать. От скуки срубил дерево и обтесал его, сделал из него женщину. Отошел немного и ждет.
Вернулся второй брат, увидел деревянную женщину, и так как он был портной, то решил одеть ее и в ту же минуту, как искусный мастер, сделал ей красивую шелковую одежду.
Пришел третий сын, украсил деревянную девушку золотом и драгоценными камнями, ведь он был ювелир и сумел накопить огромное богатство.
И пришел четвертый брат. Он не умел ни плотничать, ни шить — он умел только слушать, что говорит земля, говорят деревья, травы, звери и птицы, знал ход небесных планет и еще умел петь чудесные песни. Он увидел деревянную девушку в роскошной одежде, в золоте и драгоценных камнях. Но она была глуха и нема и не шевелилась. Тогда он собрал все свое искусство — ведь он научился разговаривать со всем, что есть на земле, научился оживлять своей песней и камни... И он запел прекрасную песню, от которой плакали притаившиеся за кустами братья, и песней этой вдохнул душу в деревянную женщину. И она улыбнулась и вздохнула...
Тогда братья бросились к ней и закричали:
— Я тебя создал, ты должна быть моей женою!
— Ты должна быть моей женою, я тебя, голую и несчастную, одел!
— А я тебя сделал богатой, ты должна быть моей женою!
Но девушка отвечала:
— Ты меня создал — будь моим отцом. Ты меня одел, а ты украсил — будьте мне братьями. А ты, что вдохнул в меня душу и научил радоваться жизни, ты один будешь мне мужем на всю жизнь...
И деревья, и цветы, и вся земля вместе с птицами запели им гимн любви...»
Он закончил говорить и взглянул на мону Лизу…. Боже мой, что стало с ее лицом! Оно точно озарилось внутренним светом! Она улыбалась именно той улыбкой счастливого человека, которой так ждал от нее Леонардо!   Вот уж чего не ожидал он: что простенькая, хоть и мудрая сказка, а  вовсе не утонченные развлечения знати способна вызвать такую реакцию. И вот, медленно исчезая с ее лица, улыбка затаилась в уголках ее губ, придав ее прекрасному лицу выражения загадки и лукавства, которое будет сводить с ума людей еще не одно столетие!...
Давно уже не испытывал Леонардо такого мощного прилива творческих сил! Как работал он в тот день! Все,  что было в нем самом светлого и прекрасного – все вложил он в работу без остатка!... Возможно, именно в эти часы, когда он так напряженно и с увлечением работал – он только и был счастлив!  Кто знает…