Набросали хлебных крох

 Набросали хлебных крох

 На снегу у тополя.

 Воробей глядит: подвох?..

 Самого б не слопали!


 За углом - кошачий писк...

 Но - нутро голодное.

 И схватил он крошку. Риск -

 Дело благородное!


Из фонда Болотнинского музея.


 ВОРОБЬИННАЯ ПАМЯТЬ.


 Заря волною алой

 Ночную гонит тень.

 Зима рога сломала

 О мартовский плетень.


 В скворешню моментально –

 Уж он не ротозей! –

 Без ордера, нахально

 Вселился воробей.


 Сидит воришка тихо,

 Заткнув собою дверь,

 А с крыши – воробьиха:

 -НЕ выселят теперь?


 -Кто?! Нет! Не беспокойся!

 Подумаешь: скворец!

 Не выселят, не бойся!

 Не выйдем – и конец!


 Скворцы явились ночью,

 А утром над двором

 Летели перьев клочья,

 Гремел великий гром.


 И даже кошка Машка

 Скакала вверх с саней

 И плакала, бедняжка,

 Что крыльев нет у ней.


 Задав гостям пирушку,

 Ворвался, наконец,

 В отбитую избушку

 Разгневанный скворец.


 Швыряет прочь пожитки:

 Все вещи воробья, -

 Соломинку, две нитки,

 Колючку от репья,


 Бумажку от конфеты,

 Куриное перо,

 Трамвайные билеты

 И прочее добро.


 -Вам, клёванным, угодно

 Жить на чужбинку, да?!

 Ведь это ежегодно

 Такая ерунда!


 Ну, разве не досада?

 Уйдите от дверей!

 -Не вышло – и не надо! –

 Чирикнул воробей.


 Весной залезет снова

 В скворешню – вот вопрос!

 Знать, память воробьёва –

 Как воробьиный нос.


Из фонда Болотнинского музея.


       ПОВОРОТ.

Ни снегопада и ни ветра,

Притих разглаженный простор,

И слышно за полкилометра

И смех, и звучный разговор.


За перелесками, далёко,

Шумят, как реки, поезда.

О чём-то думает сорока

У прошлогоднего гнезда.



Земля по-зимнему одета,

Но дни становятся длинней.

Воронам и сорокам это

Известно без календарей.


Есть неразгаданная прелесть

В полях и рощицах зимой,

В те поворотные недели,

Когда мороз палит, как зной,

Когда становится жесточе

Он, вероятно, оттого,

Что ночи стали уж короче,

Они – союзницы его.


Что не сумел убить он семя

Под снегом в глубине борозд,

Что солнце выше всё, и время

Работает не на мороз.


       ТО ЛИ ДЕЛО – ЛЁД КОЛОТЬ!

Мы зимою лёд кололи,

И Василий говорил:

-Эх, теперь бы, братцы, в поле!

Как бы я бы покосил!


Лёд колоть – плохое дело:

Холодно на льду стоять!

Поскорей бы прилетело

Лето красное опять!


Летом мы траву косили

На зелёном на лугу,

И опять вздыхал Василий:

-Нет, я больше не могу!


Не люблю я, братцы, в поле

Ни косить и ни полоть!

Вот зимой мы лёд кололи!

То ли дело – лёд колоть!


       XXX

Человек залетел на Луну.

Побыл там и вернулся оттуда!

Я не думал, что я дотяну

До такого безумного чуда.


Человек побывал на Луне

И вселенная не возмутилась!

Нет, нет, нет, погоди… это мне…

Это мне, очевидно, приснилось!

        4 июля. Пятница.

Провинциальный городок Болотное.

Из фонда Болотнинского музея.


       XXX

Я пишу забывы ради,

Посылая всех ко псам!

И чернила, и тетради

Покупаю лично сам!


Чтобы скука отлетела,

Я рисую и пишу.

А кому какое дело,

Чем живу я и дышу?


Из фонда Болотнинского музея.


        XXX

Земля в ту полночь не спала,

Кругом вода бежала шумно.

Один из сонного села

Я вышел за глухие гумна.


Туман курился над полями,

Скрывал звенящие струи,

Седыми тёплыми кудрями

Вплетался в волосы мои.


Я спать не мог, забыл утраты,

В такую ночь я не усну,

Хотелось мне уйти куда-то,

Чтоб видеть мир, понять весну.
 
      1928-1929 годы.

Из фонда Болотнинского музея.


       XXX

Апрельской ночи мгла седая,

Уснув, повисла над землёй.

Я, грусть младую рассевая,

Иду один, дыша весной.


За потемневшими дворами

Венера пламенно горит,

И сердце сладкими слезами

Грусть молодая шевелит.


Всё спит в счастливом упоенье,

Всё мирно дремлет предо мной,

И сердце в сладостном томленье

Не хочет бросить тьмы немой.


Все спят, и жёлтого огня

В окошках я не нахожу

И, позабыв тревоги дня,

В объятьях тьмы ночной брожу.

          Апрель 1927 года.

     Напечатано в Саратовской газете «Большевистский молодняк».

     Из архива Болотнинского музея.

Провинциальный городок Болотное.