Привет из лагеря!

День 2-й.

   Здравствуй, мама! Вот мы и заселились. Вернее - заселились ещё вчера, а сегодня ходили на работу. Первый раз. Собираем редиску. Каждый должен собрать 10 ящиков. Говорят, что это – норма. Но мне кажется, что это взрослая норма. А мы – несовершеннолетние - работаем только по 4 часа. Поэтому собрали, кто 5, кто 4. Я собрал четыре с половиной, но засчитали только 4. Семён Петрович сказал: «В столовой тебе по полпорции не подают. Вот и изволь собирать по полной». Но я не расстраиваюсь – большинство пацанов собрало вообще по 2-3. Только Серёжка Горбунов – 9. Семён Петрович кричал, что как работаем, так и кормить будут. А мы смеялись. У всех полные сумки еды. Хватит на месяц. В столовой есть совсем не хочется, хотя, вроде бы, вкусно. Когда свет вырубают, мы мажем зубную пасту на печенье и бросаемся в темноте. Потом лезем под койками мазать тех, кто уже спит. Потом они просыпаются и мажут остальных. Думаю, что пасты до конца срока не хватит.

   Корпус у нас хороший – большой. Разделён пополам. В одной половине мы, а в другой – девочки. На ночь вешают замок, чтобы ни кто не шатался. Поэтому, если что – в  коридоре есть тазик. А если уж совсем – надо будить Семёна Петровича, чтобы он открыл.

   Погода стоит хорошая. Правда, сегодня ближе к обеду пошёл дождь, и нас увели с поля. Может, поэтому мы не успели набрать норму?

   Днём играли в футбол на школьном стадионе – это за забором. Вечером – слушаем музыку. У нас целых 3 магнитофона. Мама, ты купишь мне магнитофон, когда я вернусь? Ты ведь обещала.

  Обнимаю тебя! Твой сын – ученик 7 Б класса Юра Сорокин.

P.S. Пока 7-го. В восьмой класс нас переведут, когда успешно закончим летнюю трудовую четверть. И в Комсомол примут!

День 6-й.

   Здравствуйте, люди добрые!

   Как же хреново у нас с погодой! Дожди каждый день! Вторник сидели в бараке – на работу не ходили. А в среду, думали – опять лафа! А нас через час погнали. Говорят: «Редиске не объяснишь, что дождь!» А там! Ливень! Просвета нет. Еле дошли до поля. Набрали ящика по два. Мало? А вы не собирали редиску в размокшей жиже? Голыми руками? Она не идёт из земли. Ботва обрывается. Нас заставляют  ничего не оставлять. Поэтому редиска набивается под ногти. Через день - два начинает там гнить. Пальцы всё время ноют. Отмыться – негде. Есть две трубы с сиськами. Нажимаешь, а оттуда – ледяная вода под давлением. Мне кажется – атмосфер 5! Все по уши в грязи и в ледяной воде. А снизу ещё одна труба с такими же сиськами, чтобы сапоги мыть. Так обязательно какой-нибудь умник сунет под нижнюю трубу грязный сапог – ошмётки грязи летят прямо в рожу. И ничего-ничего не сохнет! Вообще!

   Футбола нет – дождь! Играем в шахматы. И в карты, когда Семён Петрович не видит. Он уже отобрал у нас две колоды. За это мы связываем ему шнурки. Он ночью вскочит: «Вы будете спать, мать вашу!» Сунет ноги в кроссовки и обязательно надъе…. Умора! Кстати, где он нашёл такие «кроссовки»? Похоже – в «Детском мире». Он вообще из этого мира никак не вырастет. А так – скука.

   Жратва у нас кончилась. Зря мы кидались печеньем с конфетами. В столовой такую дрянь дают! Мы напихали кашу в гранёный стакан. Её оттуда не выковырнешь – алюминиевая ложка гнётся! Поварихи ругались…

День 9-й.

   Этот поганый дождь, наверное, вообще никогда не кончится. Сегодня – воскресенье, но нас опять гоняли на работу. Как же – «редиске не объяснишь». А у нас руки – в кровь. Пальцы не двигаются – еле пишу. Сапоги насквозь. Я где-то наступил на гвоздь. Теперь – вообще – труба - всё время хлюпает. А Лёшка Фадеев приехал без сапог. Его Семён Петрович сначала хотел выгнать, уже на автобус отправил, а потом вернул - рабочих рук не хватает. Правда, мы других рабочих рук в полях ни разу не видели. Наверное, это вымирающий совхоз. Я думал, что тут местных вообще нет… Оказывается, есть. Двое наших из 7В пошли в самоволку  за едой. Их у магазина местные пацаны встретили – здоровенные лет по 18. Морду набили и деньги отняли.

    А в магазин всё равно надо как-то попасть. Жрать всё время хочется!

День 13-й.

   Дожди, наконец, кончились. Я по этому случаю решил выполнить норму. Как ни старался – собрал только 9 ящиков. Спина болит! Больше я эти подвиги делать не буду. Как бы Семён Петрович не орал, что мы жрём больше, чем наработали. А со столовкой теперь – нет проблем. В помощь Петровичу приехал наш военрук – Шкаф. Мы хотели стащить ещё по порции второго. Он увидел – посадил нас за стол и кричит поварихам: «А ну-ка, дайте моим мужикам ещё по порции!» Они завизжали, что больше не положено. А он как заорёт: «Да насрать мне, что тут у вас положено!!! Видите – парни не наедаются! Кормите, пока не наедятся!» С ним никто не связывается. Еды дают – хоть заешься. Всё равно – гадость. На каком клее они её готовят? Мы уже десятка два стаканов испортили. Поварихи кашу оттуда, когда она засохнет, тоже выковырять не могут. Говорят, что поставят нам тазик, чтобы мы пили из него как свиньи. А мы и так, как свиньи: в баню ни разу не ходили. Как же я хочу под душ или в ванную!

   А ещё мы в поле «зарядили» ящиков десять. Внизу ботва, потом земля. А сверху – редиска. А пока никто не видел – 8-я школа у нас их стащила. Бригадир случайно наткнулся на эти ящики, перевернул один, а оттуда земля посыпалась. Ой, что тут началось! Стали все ящики тормошить. У нас, хоть мало, да все нормальные – с редиской. А восьмую школу за «заряженные» ящики оставили на «вторую смену». Они ещё в поле.

   Да, о главном. Вольная жизнь кончилась. Шкаф утром гоняет нас на зарядку. В первый раз побежали по лагерю на стадион. Другие школы смеются над нами. Пацаны прячутся по ходу за каждым бараком. Достают заначки и курят. На стадион прибежало две девочки. А шкаф даже не оглядывается – уверен, что все бегут. Спиной к ним (то есть, вроде бы, к нам) он сделал какой-то комплекс, а потом орёт: «Здоровье в порядке – спасибо…» А девочки хихикая: «Пожалуйста». Он оглянулся, выворотил какой-то здоровенный дрын и рванул за бараки. Мама моя, как я увернулся! Он бы рёбра переломал! Честное слово.

    В туалет мы теперь тоже ходим строем. А когда найдут у кого-нибудь сигареты, то и с песней. Все над нами со смеху умирают. Мы, наверное, скоро тоже умрём. Прямо в строю и с песней…

День 14-й.

   Оказывается «Заветы Ильича» совхоз большой – народа много. В поле, правда, кроме нас ещё два каких-то бродяги. Они ящики сколачивают. Бригадир всё время под шафе. Да он и не работает – только орёт. Но когда идём с работы в лагерь, на улице жизнь кипит. Кто-то у двора трактор чинит, кто-то баню строит, кто-то на гармошке играет, а кто-то просто водку пьёт. Как просохло - местные стали приходить в лагерь к девчонкам. В лагере они никого не трогают. А на улице… И вот ведь сволочи какие: натравят какого-нибудь пацана лет десяти. Тот на велике прямо в нас врежется, или землёй бросит. Они рядом стоят и ржут. А если затрещину этому шкету дашь, так сразу подлетают: «Чего маленьких обижаете?!». Ну и метелят. А сами лбы – лет по 17, может и по 20. Гады – одно слово. У Витьки Яшина здесь старшая сестра живёт. Её муж – Коля после Афгана – на всю башку контуженный. Его вся деревня боится. Надо бы его найти…

День 16-й.

   Сегодня к нам приезжали вьетнамцы. Зачем – не знаю. Был какой-то дурацкий концерт. Они всё равно ничего не поняли. Потом играли с ними в волейбол. Сборная лагеря – против вьетнамцев. Я тоже играл, я ведь занимался. Эх, они нам и наколотили! 0:3. Не ожидал. Юркий какие, быстрые… И очень выносливые, хоть и маленькие. А Шкаф смеётся: «Вы не смотрите, что они маленькие. Они все с американцами воевали. Здесь герои Вьетнамской Республики – полковники, подполковники».

   А местные, ничего этого не знали. Докопались  у магазина. Эх, вьетнамцы их и отделали! В пыль! Спасибо им. От всего лагеря…

День 18-й.

   Местные после вьетнамцев, как с цепи сорвались. Теперь без разговора, кого из наших встретят – сразу в морду! Это, наверное, за то, что мы видели, как вьетнамцы их укатали. Лбов двадцать с кольями, а вьетнамцы их голыми руками и ногами разделали под орех. Вот теперь местные и злятся. Хотели Колю – Витькина родственника идти искать. Но из лагеря никого не выпускают.

   А после обеда приехали к нам на мопедах из города Валерка Хобот и Лёшка Зелёный. «Хотим, - говорят, - здесь в баньке помыться!» Во – хватили! Да нас за всю смену один раз туда водили – перед вечером советско-вьетнамской дружбы. И то вода была почти холодная. И одна струйка из одного крана. Хочешь – мойся, хочешь стирайся, хочешь просто смотри. В общем, обломилась банька. Тогда Валерка говорит: «Кто вас тут обижает – скажите. Любому башку оторвём». Ох, и хотелось сказать. Но, ведь Лёшка с Валеркой уедут, а нам – оставаться. Местные тогда вообще сожрут. Мы сказали, что всё нормально. Но они всё равно кого-то у клуба нашли и рожи разбили. Что теперь будет?!

   Нервы у всех и так ни к чёрту. Дерёмся между собой по каждой ерунде. Ладно - дерёмся – за ножи стали хвататься. Вчера Шурка Жмых с Кротом играли в шахматы. А Горбунов залез сзади на тумбочку и стал на Крота мел с потолка ножом соскрябывать. Тот заметил и по башке Горбунову доской – фигуры полетели. Жмых на Крота: «Ты чё партию испортил?! Гони пачку сигарет!» А Крот за нож. И Жмых тоже. Еле разняли. Крот руку порезал – кость видно.

   И Шкаф, как назло уехал – в школу зачем-то вызвали. При нём беспредела меньше было…

День 21-й.

   Мама, дорогая! Ну, на фига я тебе сказал, что б ты не приезжала ко мне до конца срока! Забери меня отсюда поскорее! Хрен с ним, что 3 дня осталось. Их ещё прожить надо! Вчера как стемнело, местные всей деревней прибежали. «Выходите, - говорят, - кончать будем». Кто-то сдал, что это к нам Хобот с Зелёным приезжали. Деревенские и так злые, а тут просто бешеные. С кольями все полутораметровыми, у одного кнут, у другого вилы. И ведь, ладно бы такие же сопляки, как мы. Так там от 13-и и до бесконечности! Взрослые дяди! А ума нет. Приеду в город – на автовокзал, специально ездить буду: увижу кого с выгоревшей башкой на пригородной платформе – гадом буду – убью!

   Короче, мы закрылись в бараке. Воспитатели все  попрятались. А они дверь выносят – кирпичи в окна кидают. Ещё бы чуть-чуть, наверное, запалили бы. Хорошо пацаны из 2-й школы впряглись. Они постарше – после 9-го класса и все – спортсмены.

«Кончай, -  говорят, - беспредельничать!» Вышли тоже с ножами и нунчаками. Потёрли о чём-то с деревенскими. Стали пять на пять без всего драться. Опять местных уделали! Те - за вилы. А тут Шкаф через забор перепрыгивает с о-о-о-громной дубиной. «Держись, славяне!!!» Да как давай этой дубиной местных крестить. Мы думали - убьёт их . А они – всё-таки – сцыкло. Колья бросили и разбежались. А тут и милиция подъехала.

   Теперь сидим  в осаде. На работу не гоняют, и домой не везут. Местные со стадиона не уходят. Ждут.

День 22-й. Вернее – ночь.

   А мы сегодня с Яшиным и Горбуновым выбрались из лагеря. Как в разведке! От барака – через лопухи – к забору и к речке скатились. Там никого нет. Ворота - с другой стороны. Вдоль берега добежали до деревни. Разыскали дом Витькиной сестры. Он на самом отшибе. Познакомились с Колей – Афганцем. Он тут же пошёл с нами – разыскал тех, кто местными верховодит. И сказал, что если ещё кого-нибудь из нашей школы тронут – яйца отрежет. Те сразу на мировую. В клуб с ними пошли. А потом они бутылку достали. Витька с ними выпил глоток водки. А мы с Горбуновым не стали. Они не настаивали.

   В общем, пришли после отбоя. Обкурившиеся «Астрой», а Витька ещё и с запахом водки. Был кипишь. Нас гоняли до седьмого пота на школьном стадионе. Директор лагеря построил нашу троицу и сказал: «Хрен вам теперь, а не Комсомол!» Ну и хрен с ним. Зато в лагерь никто не сунется. И в магазин, и в клуб можно ходить безбоязненно. Жалко, скоро уезжаем…

День последний.

   Привет из лагеря! Последний привет! Через час придёт автобус! Ещё через три – будем дома! Какое счастье!

   На работу сегодня не водили. Утром десть лучших от каждой школы повели в Правление – вручали премию. По 2 рубля! 8 пачек «Астры» или 4 «Опала»! Как их не рОзарвало?! Эх, и жмоты, всё-таки!

   А ещё сегодня «ударники труда» писали заявления в Комсомол. Интересно, норму ни кто так и не выполнил – ни разу, а «ударниками» стали все. Конечно, кроме нас – меня, Витьки и Горбунова. Ладно – жили без Комсомола, проживём и дальше. Главное – всё! Домой пора!

   …Мама, дорогая, как это я тут не сдох?

Послесловие

   Дверь автобуса распахивается. Мы вальяжно вываливаемся на главную площадь «Заветов Ильича». Три года прошло, а ничего здесь не изменилось. Горбунов окреп – кандидат в мастера. Я тоже времени не терял. Костюм сборной РСФСР, кроссовки фирменные - со сборов. Очки – «Made in France». Всё вроде бы есть. А вот за парфюмом приходится ездить по деревням. На кой леший, он колхозникам? Лучше бы колоши сюда завезли. А то ездят за ними в город, мы за туалетной водой и дезодорантом – сюда…

   Парфюма в Сельпо нет. Мы выходим на крыльцо. Пьянящий запах скошенной травы дурманом бьёт в нос. Накатывают воспоминания сельской жизни, в которой, по большому счёту, не было ничего хорошего.

- Ты знаешь, Серый, а я ведь после колхоза пару раз всё-таки заезжал на Автовокзал.

- Зачем? – Не понимает товарищ.

- Ну, помнишь, обещали тогда: если выберемся отсюда, обязательно деревенских встретим и башку снесём…

- Ну и как, встретил?

- Нет…  Так и не встретил. А потом забылось. Поумнел, наверное.

- Ну, так это легко исправить. – Горбунов сбрасывает с плеча спортивную сумку и оборачивается к стайке местной молодёжи, стоящей у клуба:

- Эй, чмошники! А ну-ка закурить  принесли…
                2011