Культуртрегеры наших дней

Пока красота спасает мир,
 уроды его погубят
(Из Интернета)
 
Солнце палило немилосердно, и вонь на свалке стояла адская, что не ме¬шало, однако, Богдану спокойно спать в тени бытовки на рваной тело-грейке. Ему, как самому ленивому, коллектив поручил обжигать алюми-ниевый кабель перед сдачей в утиль. От изоляции давно остались одни го-ловешки, но огонь все разго¬рался, захватывая кучу ящиков, сваленных ря-дом, и уже лизал стены бытовки. Парня разбудил только тяжелый пинок товарища, когда в домике уже лопались стекла, а му¬сорщики суетились во-круг, спасая барахло, забрасывая пламя землей и страшно матерясь.
К вечеру Богдан с потасканной спортивной сумкой и разбитой мор¬дой ехал зайцем в элек¬тричке к первопрестольной. Дела складывались не слиш-ком удачно. Еще весной он прибыл (вернее, его с трудом выпихнула родня) сюда, к москалям, на заработки из своего села в Винницкой области и Ик-шинская свалка стала четвертым местом, откуда его с по¬зором изгоняли. Работать как-то не получа¬лось, словно руки у него были только под стакан заточены или сглазили его в детстве.
Неожиданно зазвонил мобильник, на счету которого оставалось 63 цента, и раздался бод¬рый голос Тараса – старинного приятеля, с которым много было в свое время утащено сладких кавунов с колхозной бахчи и попорчено гарных девок в кустах. Через два часа друзья уже сидели рядыш¬ком на корточках в заплеванном за¬кутке подземного перехода, делясь впечатлениями.
Дела Тараса сначала тоже шли неважно: он ишачил в лавочке у азера, пока тот не обнаружил недостачу. И Тарас, прихватив только ящик консервов, втик от греха подальше. Однако последний месяц он катался как сыр в масле, пристроившись в ЦДХ на Октябрьской таскать экспонаты. И у него там со¬зрел план.
- Понимаешь, - солидно говорил он, впиваясь молодыми зубами в шматок домаш¬него сала цвета бедра испуганной нимфы, - вроде выставка добрая, из правительства на от¬крытие приезжали, а поглядишь - сплошная погань, даже ук¬расть нечего: какие-то холсты, заляпанные краской, грязные трусы, битые кир¬пичи, ржавые железки и еще хрен знает что. В общем, за-валили дерьмом целый этаж, а день аренды там стоит как новый «Мерсе-дес». Чуешь, какие бабки в со¬временном искусстве крутятся? Немереные! Вот где можно на дурницу круто подняться! Хватит на дядю вкалывать. Если сейчас срочно не организуем свою галерею или музей, окажемся пол-ными идиотами. А так я буду генеральным директором. Тебя оформлю топ- менеджером - генеральным промоутером - криэйтером. Бачишь, какой уровень? Это тебе не мелочь по карманам тырить.
Богдан потрясенно молчал, завороженный перспективами.
- И що я буду робить? Ведь я даже забора покрасить не могу. Сам знаешь, руки не тем концом вставлены, – наконец выдавил он из себя.
- А ничого робить и не треба. Твое дело – экспозицию нарыть. Для начала пригонишь пару грузовиков с хламом со свалки. Надеюсь, у тебя там связи ос¬тались?
- Это легко, да на якие ж гроши?
- Не бзди, у меня все схвачено. Я уже в министерстве вопрос поста¬вил, кое-что обещали подкинуть. Финансовые потоки направим через ООО «Гваде¬лупа». Пакет документов готовлю, - Тарас с удовлетворением сплю-нул на про¬пахшие мочой плиты пола.
- Что за Гваделупа? Звучит как-то подозрительно.
- Да, вы там, на помойке, совсем от культурного життя отбились. Пора бы знать, что название солидной фирмы должно быть, во-первых, оригинальным, во-вторых, загадочным, а в третьих, амбивалентным. Мне один алкаш разъяс¬нил, в ЦДХ ошивается. Раньше там галерею с дурацким названием «Китоврас» держал, да успех ему голову вскружил, сорвался с на¬резки, увлекся красненьким и теперь бомжует. Главное для художника, го¬ворит, любить себя в искусстве и правильно назваться. Так что для начала возьмем псевдонимы.
- А меня и своя фамилия вполне устраивает, - с достоинством отве¬тил Бо¬гдан, - Наш род старинный. Дед у меня был Химяк-Шкрибляк, отец – Хи-мяк-Шкрибляк и я думаю Химяком-Шкрибляком помереть.
- Ну, ты просто не догоняешь. Вот если я, к примеру, нагажу в божьем храме, то меня так отделают – мама не узнает. А если перед этим назовусь ху¬дожником, скажем, Нестором Гонобоблевым и позову телеви¬зионщиков, то проснусь знаменитым. Ты думаешь, тот умник, что весь этаж обделал, так и ро¬дился Гогой Гельминтом? Ни шиша, небось по пас¬порту он какой-нибудь Вася Пупкин или Мухтар Насруллаев. В общем, нам тут начеркали вариантов, надо только выбрать, - Тарас достал из кар¬мана мятый тетрадный листок с рваным краем и стал читать вслух – Тора-Бора и Шура-Бура, Пряников и Печеньицын, Поливинилхлоридский и Триметилметакрилатов, Брешко-Брешковский и Штрик-Штрикфельд, Коши Буняковский и Гей Люссакин ...
Через полчаса ругани приятели решили, наконец, именоваться впредь Бо¬гданом Кацусикиным и Тарасом Хокусаевым и, довольные со¬бой, отправились ночевать на участки «Метростроевец» в Северном Медведкове, где Тарас пристроился ночным сторожем, попутно помогая собирать садово¬дам урожай в их отсутст¬вие. Он рассказал о недавнем визите к заммини¬стра культуры по общим вопро¬сам искусства.
Тот оказался лысым улыбчивым дядькой предпенсионного возраста с плохими зубами, чем-то неуловимо напоминавший бритого шимпанзе. Лихо сдвинутая набекрень тюбетейка, расшитая бисером и стразами от «Сваров-ски», кокетливо отороченная кротовым мехом, а также золотая серьга с изумрудом в правом ухе выдавали натуру мечтательную и арти¬стическую. Пестрый галстук типа «Пожар в джунглях» удачно дополнял костюм от Гуччи и «Ролекс» на за¬пястье. Тарас поначалу растерялся, ведь, чтобы только купить секретарше цветы с конфетами, ему пришлось проче¬сать весь Покровский бульвар, собирая пивные бутылки и расталкивая лок¬тями конкурентов-пенсионеров.
- Не робейте, юноша, вы не в банке, вас не ограбят ... Что ж, дадим вам кредит, молодежи надо помогать. Пора вытаскивать Россию из того места, куда ее засунули проклятые коммунисты, - тяжело вздохнул хозяин кабинета, повер¬тев рукописную бумажку с бизнес-планом, - кредит, правда, небольшой, из рас¬чета 15 %, - и пытливо взглянул Тарасу в лицо своими маленькими карими глазками с тяжело набрякшими веками, в ко¬торых светились недюжинный ум и неукротимая воля.
- Годовых? - похолодел Тарас.
- Ни годовых, ни месячных, - хихикнул замминистра, - просто от всей суммы ты 15% пускаешь в дело, а остальное переводишь на этот счет, - и про¬тянул бумажку с цифрами, извлеченную из верхнего ящика стола, - на развитие. Кредит беспроцентный, на 30 лет, под залог будущих шедевров. Понятно, тя¬жело новое дело в столице с нуля подымать, без связей, без раскрутки. А гале¬рею устройте где-нибудь в центре, да хоть в Музее Ле-нина. Чего зданию пусто¬вать? Мы словечко замолвим.
И замминистра совершенно неожиданно длинно и грязно вымате-рился, добавив кое-что и на блатной музыке. Хотя Тарас не понял и поло-вины, но на душе у него вдруг полегчало и на сердце сделалось тепло. «Наш человек, - по¬думал он, вставая, - хоть и в галстуке. С таким сработа-емся, и к бабке не ходи».
А замминистра с умилением поглядел вслед ладной фигуре Тараса: «Слав¬ный мальчишка! Эх, где мои 35 лет? Мы бы с ним, пожалуй, нашли на досуге общий язык».    
Вскоре из новенькой «Ауди», подкатившей к Икшинской свалке, сте-пенно вылез Богдан в чесучовом костюме жемчужного цвета, с тросточ¬кой. Народ от¬пал, однако, войдя в курс дела, за полчаса дружно забил ку¬зов сопровождав¬шего легковушку «Камаза» под завязку. Гость бдительно следил, чтобы не под¬сунули какую-нибудь ерунду.
В Москве уже кипела работа. Двор дома – музея Аксакова, памят¬ника ар¬хитектуры 19 века, рабочие- таджики обносили забором из необ¬резной доски с чудовищными занозами. Музей Ленина, к сожалению, прямо из-под носа пере¬хватили бездуховные мормоны.
К концу квартала поперек Садового кольца висели огромные пере-тяжки, кричавшие об открытии Независимого музея- галереи народного неформаль¬ного концептуально- прикладного искусства. На шестиметровых рекламных щитах красовались задумчивые физиономии обнявшихся ком-паньонов в выши¬ванках и галстуках бабочкой. На голове Тараса было надето ржавое ведро, а у Богдана – венок из колючей прово¬локи. Тарас погрузил указа¬тельный палец правой руки до половины в ноз¬дрю Богдану, а тот далеко, как Эйнштейн, высунув покрытый желтоватым налетом язык, делал Тарасу шмазь. Подпись гласила: «Кацусикин и Хоку¬саев – художники, дипсоты, страдальцы. Мы проймем вас! Заторчим вме¬сте!»
На презентации через щели в заборе виднелась громадная куча экс-пона¬тов, придирчиво отобранных с лучших подмосковных свалок. Кое-что даже пришлось ввозить из-за границы. Тут были: ржавый холодильник «Морозко» без дверцы, набитый использованными предметами личной ги-гиены, два от¬стрелянных ручных гранатомета, чугунные гармошки батарей отопле¬ния, лысые по¬крышки, рваные камеры, стоптанный женский зимний сапог из искусственной кожи, треснувшие раковины и унитазы, жестянки из-под краски, разбитые цве¬точные горшки, пустая стеклотара всех разме¬ров и видов, ломаный шифер, об¬резки виниловой вагонки, рамы от детских велосипедов, облупленные эмалиро¬ванные кастрюли, детский пластмассо-вый самосвал без кузова и колес, засо¬хшие малярные кисти и валики, море мятых полиэтиленовых бутылок с проб¬ками и без, рваные тапки, грязные сумки со ржавыми кольцами, какие-то от¬бросы, очистки, ошметки, шкурки, кожура, шелуха, мезга, костра, полова, жмых и прочая гниющая дрянь, а также многое другое, что, на первый взгляд, могло представлять хоть какой-либо интерес для  прогрессивного человечества не ра¬нее, чем через пару тысячелетий.
В верхней точки инсталляции была воткнута лопата с государствен-ным флагом, прихотливо сшитым из обрезков китайских курток и рваной простыни. Над флагом висел плакатик с названием выставки «Россия- впе-ред!» Среди всего этого великолепия бродили, вороша мусор лыжными палками, с полдю¬жины пестро одетых бомжей, запущенных для перфор-манса. Изредка кто-ни¬будь с радостным воплем выхватывал что-то из-под ног и подносил ко рту. Ос¬тальные бросались к нему. Это Хокусаев для поддержания энтузиазма заранее спрятал в мусоре бутылки с пивом.
Запуску проекта предшествовала огромная, не видимая миру работа. В результате кастинга среди более чем полутора тысяч бомжей обеих сто-лиц и столичных регионов были выявлены 25 лучших. Работа им пред-стояла вредная, в три смены, с постоянными гастролями. Требования были жесткими. Кандидат должен был не любить мыться, но, в то же время, и не валить с ног зрителей своим амбре. Должен был серьезно пить, но и не на-пиваться до состояния ин¬сталляции. Быть фотогеничным, но и не лезть по-чем зря в объектив своей опухшей рожей. В общем, ребята употели.
Сопровождал открытие сводный хор щирых запорожских казаков, с об¬ширнейшей программой от «Роспрягайте, хлопцы, коней» и попурри из песен советских композиторов до «Богемской рапсодии» «Queen», причем солист на¬столько вошел в образ, что, голый по пояс, в шароварах червон-ного атласа, от¬личался от приснопамятного Фреди Меркури только цветом пшеничных усов, оселедцем и сексуальной ориентацией.
Сообщали, что собралась практически вся московская элитная тусовка и бо¬гема, клюнувшие на фуршет, устроенный шеф-поваром корчмы «Тарас Бульба». Был и довольный замминистра, на этот раз в огромной, как у Эл-тона Джона, красно-зеленой кепке. Он уже получил подтверждение из банка о переводе и знал, что бюджетные деньги не пропали даром.
На входе зазевавшихся посетителей кусал за ноги голый мужик в ко-жа¬ном шипованом ошейнике, посаженный на цепь. Другой в том же виде с ис¬тошным криком раскачивался на крюке подъемного крана, пугая слабый пол давно не мытым телом. Это нанятые за 50 баксов молдаване изобра-жали из¬вестного художника Олега Кулика, заломившего втрое больше. Большинству нравилось, но некоторые снобы считали, что маэстро непод-ражаем, и такое по¬шлое эпигонство только профанирует идею.
- После Кулика я неделю хромала, а этот только колготки порвал. Да и снизу Кулик выглядит гораздо внушительней, тьфу! - жаловалась одна дама в бриллиантах, потягивая через соломинку первач, разливавшийся в одноразовые стаканчики тут же из громадного самогонного аппарата, внешним видом напо¬минавшего то ли макет парижского Центра Помпиду в масштабе 1:40, то ли газовый котел.
Надо сказать, что все придумал тот самый китоврасовец, которого, для создания творческой атмосферы, держали в подвале, поили пивом и кормили сушеными кальмарами и отрубями с расторопшей. Время от вре-мени к нему за¬ходил Тарас и пинал со словами: «Ты, кацапская морда, идеи да¬вай!» И кацапу ни¬чего не оставалось, как выдавать на гора сценарии пер-формансов и хэппенин¬гов, описания инсталляций и арт- объектов, строчить эстетические манифесты типа «Пощечина общественному вкусу» и «По¬шли вы все в …», а также мо¬читься, испражняться и блевать на холсты и выставоч¬ные стенды.
В продвинутых изданиях появились статьи с разбором эстетических дос¬тоинств творений Кацусикина- Хокусаева. «Огромный творческий по-сыл, ав¬торы жгут», - констатировал кандидат искусствоведения Гонорий Канценелен¬боген за 200 $ из журнала «Звезды и деньги». «Искренне, хотя и немного пла¬катно»,- отмечал обозреватель «Афиши» Лупанарий Муд¬жири за 150 баксов. «Слишком литературно, фигуративновато, хотя пер¬форманс цепляет», - кривил губы ведущий рубрики журнала «Ом» Уимбл¬донов - Гаргантюк за 125 евро.
В телеинтервью Тарас сетовал: «Времени не хватает катастрофиче¬ски, идеи так и прут. Не успеваем не то что все реализовать, но и толком осмыс-лить. Однако я рад, что мы востребованы как художники». И наме¬кал на заказ по оформлению Красной площади к следующему Дню Незави¬симости.
Скоро на месте деревянного Дома-музея Аксакова три экскаватора «JCB» дружно рыли котлован под фундамент, как гласила надпись на ог-раждении, «40-этажного бизнес- центра. Заказчик - ООО «Гваделупа».
Охранник, коренастый мужичок в темно-зеленой униформе, за внеш-ней скромностью которого чувствовалось большое внутреннее достоин¬ство, прису¬щее отставным работникам органов, пояснял каким-то марги-налистого вида теткам из общества охраны памятников старины: «Сгорел домишко-то. Ввиду острой нехватки средств на противопожарную сигна-лизацию и  нелимитиро¬ванного проживания бомжей. Зато вот экспонаты народного искусства в Нью-Йорк отправляем, - он показал на четвертый экскаватор, загружающий знамени¬тую инсталляцию ковшом в контейнер с надписью «Maersk», рядом с которым суетились с камерами репортеры, - на выставку тысячелетия «США - четвертый рейх, пятому - не бывать!» Россию представлять будем, черт возьми! Потом в Германию, участвуем в годе русской культуры. А сюда еще чего-нибудь наве¬зут. Да не берите в голову, Аксаков уже отцепленный вагон, сейчас актуальны Донцова, Сорокин, Синие носы, наконец. Надо идти вперед!»
Но, как говорится, счастье долгим не бывает, грянула беда. Сидели как-то Богдан с Тарасом в конце трудового дня на каркасе будущего, как они говорили, хмарочеса и, как обычно, выпивали горилку. Слово за слово, заспорили, кто внес больший вклад в русскую культуру. Богдан обвинил партнера в отрыве от народа и стремлении отсидеться в башне из слоновой кости, сооруженной на чужие бабки. Тарас, настаивая на приоритете, не стерпел и бросился на него с пустой бутылкой, дабы проучить зарвав¬шуюся бездарь, да оступился и свалился прямо в экспозицию. Напрасно Богдан звал приятеля и протягивал обрывок та¬келажного троса. Тот, уда¬рившись головой о старую газовую плиту, уткнулся лицом в использован¬ные подгузники и уже через пять минут задохнулся, погре¬бенный в куль¬турном слое. Новость мгновенно облетела прессу, запестревшую заголов¬ками: «Современное искусство понесло тяжелую утрату», «Умер, как Рафа¬эль» и т.п.
Потом появился следователь и начал копать.
- А ведь это вы компаньона-то убрали, гражданин Химяк-Шкрибляк-Ка¬цусикин, - сказал он после ознакомления с финансовой стороной дела, - жад¬ность подавила в вас гуманизм, присущий, как известно, творцам пре-красного. Да… Напоили, дали по голове, да и удушили. Все просто. Если экспертиза еще обнаружит в подгузнике присутствие посторонних веществ вроде хлороформа или синильной кислоты, можете начинать сушить су¬ши. И, кстати, - следак в упор поглядел на пьющего четвертый день Бо¬гдана, - где вам дали такую жут¬кую кличку? Наверняка в зоне. Ты, часом, не в ав-торитете ли?
Богдан тупо молчал, мучительно соображая, чего от него хочет этот на¬стырный парень с короткой стрижкой, а муровец решил зайти с другого бока:
- Говорил Хокусаев что-нибудь перед смертью? Кого-нибудь упоми-нал?
Художник собрался и из последних сил, со слезами на глазах, соврал:
- Да… Он сказал: «Да здравствует мировая сексуальная революция!»
Однако со временем все утряслось, сошлись на версии самоубийства. Мол, Хокусаев в творческих исканиях сам бросился вниз, в тщетной по-пытке освоить бенд-джампинг без резиновых жгутов, предварительно вы¬дув полбу¬тылки горилки и оглушив себя тупым предметом. Конечно, смерть от СПИДа для творческого интеллигента предпочтительней, но и суицид был неплохим пиарским ходом. Перегоревшие лампочки с намале¬ванной буквой «Х» - авто¬графом покойного, разлетались как горячие пи¬рожки, по 10 баксов за штуку.
Как писали классики: «Смерть, где твое жало?» Скоро Кацусикин поста¬вил у входа в музей чучело напарника (в строгом соответствии с за-вещанием, составленным, правда, Богданом уже после смерти покойного), причем из пус¬того черепа, набитого перегноем, росла густая шелковистая трава, символизи¬руя яркой зеленью надежду на грядущее воскресение из мертвых, и с утроенной энергией отдался творчеству. Ничто не могло оста-новить процесс, идущий в полный рост. Замминистра стал вице-премье¬ром. МУП «Полигон», хозяин всех свалок Москвы и области, плавно во¬шел аффилированным членом в арт- хол¬динг «Гваделупа», уполномочен¬ный орган министерства культуры. Заключа¬лись эксклюзивные договора с отстойниками, полями аэрации и пунктами приема цветных и черных ме-таллов. Своей очереди ждали еще 86 субъектов Российской Федерации.
Народный концептуализм крепчал.