Дети войныДа не долги были радости

  Гулькевический район. Да "не долги были радости"
      
      Заметное улучшение жизни нашей семьи началось с назначением отца на должность управлящего совхозом в Гулькевическом районе Краснодарского края.

      Отцу полагался, как управляющему , какой-то особый улучшенный паёк, который он приносил домой вместо своего обеда в столовой, и нам такая еда (молоко, яичный порошок и пр.) после месяцев полуголодного существования казалась до невозможности вкусной. Мы жили на центральной усадьбе, которая находилась в 3 километрах от хутора Машенского, где находилась начальная школа и куда приходилось ходить мне каждое утро вместе с 3-мя или 4-мя.другими ребятами.

       Путь наш пролегал вдоль лесополосы шириной в 20–30 метров, прерываемой иногда углублениями, напоминающими полуразрушенные окопы. Такие лесополосы  похожие на рукотворные лесопосадки и протянувшиеся на многие километры мне приходилось встречать и во многих других местах во время частых переездов

       Очевидно, что они имели определённый практический смысл, например, для задержания снега на отдельных полях, может быть, создания или улучшения микроклимата в немного  защищённой от ветра полосе поля. В конце концов сажали эти посадки   не идиоты, не от нечего делать и не по приказу, а  руководствуясь многовековым опытом земледелия в конкретных климатических условиях.

       Но какому-то карьеристу–авантюристу пришла в шальную голову мысль (без всякого научного обоснования и проведения специального ограниченного эксперимента) перегородить подобными лесополосами, но гораздо более длинными (в сотни и тысячи километров) всю страну, назвав этот бред сивой кобылы  в конъюнктурных целях Сталинским планом преобразования природы.

      В школах, помню, висели специально изготовленные карты с изображением этих, кажется 10 полос, перечеркнувших карты “от южных гор до северных морей”. Эти полосы надо было заучивать наизусть, как 10 знаменитых сталинских ударов в Великой отечественной войне. Хорошо ещё, что дальше заучивания в школе и  восторгов по поводу гениальности этого плана дело не пошло.

       В связи с этим мне вспомнился отрывок из одного рассказа Марка Твена:…”Сэр Исаак Ньютон открыл, что яблоки падают на землю. Этакие пустяковые открытия делали до него миллионы людей, но у Ньютона были влиятельные родители, и они раздули этот банальный случай до размеров чрезвычайного происшествия”.

       Наша лесопосадка может быть и стала для кого-то  прообразом лесополос великого плана преобразования природы, но для нас она запомнилась преподнесенным нам сюрпризом: найденной в ней противотанковой гранатой, о чём я рассказывал в предыдущем рассказе.

      Сестра Оля тогда ходила в школу другой дорогой, ещё дальше, за 6 километров от того места, где мы жили, в станицу Гулькевичи. Однажды, возвращаясь из школы, она подобрала где-то бездомного кота, который был хотя и грязный, обшарпанный, но на удивление упитанный, знать промышлял полевых мышей и питался ими, а может имел и другие источники пополнения своих продовольственных запасов в голодной воюющей стране.

      А когда его вопреки его протестам отмыли, он вообще приобрёл важный, можно даже сказать, вальяжный вид, и мы стали звать его “господин Василий”. Но однажды незадолго до нового 1944 года он соблазнился сливками, отстоявшимися в стакане молока из отцовского пайка, за что и был отхлёстан сестрой.

      После этого у него пропал надменный вальяжный вид, а в повадках появились какая-то нерешительность и как бы неуверенность во всём. Сестра иногда шутила после этого: ”Был Василий господин, а стал Вася товарищ”. Пыталась много раз подластиться к нему, но он был непреклонен в своей затаённой обиде и вскоре от нас, неблагодарных, невоспитанных и грубых  сбежал на вольные хлеба. Надеялись, что он одумается и вернётся через какое-то время, но он нас не простил, не удостоил своим вниманием, и мы его больше никогда не видели.

     А Оля, уже будучи взрослой и живя в Краснодаре, всегда держала несколько котов и кошек, благо наличие  двора и сарая позволяли это делать, не причиняя особых неудобств себе. И всегда самого любимого кота она называла Васей в память о том Васе-господине-товарище.

     Так незаметно прошло время до нового 1944  года. Запомнилась встреча нового года тем, что отец принёс откуда-то взявшийся фильмоскоп с диапозитивами, наверно присланный по лендлизу союзниками, и мы рассматривали на сделанном из простыни экране волшебные картинки.

      Особенно впечатлили английские корабли, представлявшиеся настолько мощными, что казалось, стоит им подойти к германским берегам и войне будет конец. Их мощь подтверждалась и подписями под картинками, которые зачитывала сестра, так как я не успевал ещё их быстро прочесть. С тех пор мне долго казалось, что Великобритания более мощная страна, чем Америка, тем более она ближе к нам, и потому нам следует ожидать большей помощи от неё.

     От мамы мы иногда получали письма, и за неё с Алёшей не беспокоились. Эти несколько месяцев в Гулькевическом районе были для нас тихими, спокойными и относительно благополучными. Но это было, как оказалось чуть позднее, затишье перед бурей.

      Одновременно схожие с котом Василием метаморфозы происходили примерно в это же время и с нашим отцом. Приходя домой после работы, он не шутил, как бывало раньше, о чём-то задумывался как бы не решаясь сделать то, что задумал или хотел сделать. Я, конечно, не мыслил тогда такими словами и категориями, но видел, что отец чем-то расстроен и не договаривает, что его беспокоит.

      А вскоре и нашлось вероятное объяснение всему этому. Приезжала из Краснодара, из треста комиссия, нашла недостатки и упущения в работе, и отцу предложили уступить место управляющего более молодому и энергичному работнику, хотя и без высшего специального  сельскохозяйственного образования, но зато члену партии и фронтовику, демобилизованному по ранению.

      Сыграло определённую роль, наверно, и то обстоятельство, которое ёмко можно охарактеризовать пословицей: по одёжке встречают, по уму провожают. Вид у отца был неухоженный и, конечно, далеко не директорский: поношенный костюм, старые ботинки, обшарпанное пальто с потраченным молью воротником, такая же старая кожаная шапка с вытертым меховым козырьком.

      Да и характер у отца, по словам мамы, был неуживчивый, мог он нелицеприятное сказать прямо в лицо начальству. Всё вместе взятое и определило то, что отцу предложили должность с понижением в тресте, связанную с частыми командировками, и мы стали готовиться к отъезду из совхоза. Так недолго длилась наша спокойная и сытная жизнь, так "не долги были радости".