Последний бой майора Комарова

                1

           Чеченская  война  была  в  самом разгаре, когда  командиру  мотострелковой  роты  майору  Комарову  прислали  подкрепление. Вместо  бойцов, выбитых  в  бессмысленных  атаках  под  Грозным,  ему  дали  только  что  принявших  присягу  салаг. На  улице  было  сыро, грязно  и  холодно. С  неба  падал  дождь  вперемешку  с   мокрым  снегом  и  в   наспех  вырытых  окопах,  под  ногами  хлюпала  мерзкая  жижа. Старшина  построил  пополнение  и  ротный  теперь  шел  и  рассматривал  этих  пацанов, проходя  мимо  строя  и  стараясь  посмотреть  на  каждого  из  них. В  душе  он  матерился  и  ругал  последними  словами  московских  генералов, правительство  и  телевидение, которое  только  и  делало, что  показывало  в  своих  передачах  бравых  десантников  и  спецназовцев, а  вместо  них  командование  гнало  на  эту  бойню  детей, одетых  в  мешковатую  форму  и  не  познавших  еще  в  этой  жизни  ничего: ни  тепла  женской  ласки, ни  боли  ударившей  пули, ни  холода  погибшего  друга, которому  ты  посмертно  закрываешь  глаза. Впрочем, все  это  было  делом  наживным, без  чего  еще  можно  было  здесь  обойтись, а  вот  неумение  стрелять, ползать  и  ожесточить  свое  сердце  приводило  всегда  к  одному  и  тому  же неумолимому  концу. Не  все  погибали. В  большинстве  своем  новобранцы  начинали  набираться  опыта  в  первом  же  бою, и  выходили  из  него  уже  не  теми  необстрелянными  новобранцами, но  это  были  только  те, кто  смог  в  нем  выжить.

           Внешне  Комаров  ничем  своего  внутреннего  состояния  не  выдавал, разве  что  иногда  веко  на  его  левом  глазу  его  часто  и  мелко  дергалось, но  заметить  это  смог  бы  только  тот, кто  его  хорошо  знал  последний  год,  но  таковых  почти  и  не  осталось  здесь  вовсе.

           Дойдя  до  конца  строя, майор  развернулся  и  произнес:
          - Ну  что ж, бойцы, будем  вместе  воевать. Старшина, пополнение  накормить, с  завтрашнего  дня  включить  в  караул. Да, и  определитесь  со  взводными…
          - Товарищ  майор, Вас  срочно  к  комбату, - перебивая  его,  закричал  из  окопа  подбегающий  вестовой.
          - А-а-а, мать  твою, - в  сердцах  ругнулся  Комаров, спрыгнул  в  окоп  и  захлюпал  сапогами  по  ходам  сообщения  за  вестовым. Срочное  свидание  с  комбатом  ничего  хорошего  не  предвещало.

           Командир  батальона подполковник Агеев, выглядевший  вполне  добродушно, то  ли  от  небольшого  роста, раннего  облысения  и  круглого  брюшка, то  ли  от  того,  что  находился  в  своем  блиндаже  без  кителя - в  майке  и  подтяжках, махнул  рукой  на  начавшего  доклад  Комарова  и  жестом  пригласил  его  к  карте, расстеленной  на  столе.
          - Сегодня  ночью  проводится  большая  войсковая  операция. Линия  контроля  над  территорией  завтра  должна  проходить  по  высотам  106, 108  и  113. Твоя  задача – силами  своей  роты  атаковать   высоту  113, выбить  боевиков  и  удерживать  высоту  до  подхода  наших  основных  сил, то  есть  до  завтрашнего  вечера. Начало  операции  в  20.00. Сигнал   к  атаке – две  зеленых  ракеты.

           - Но  товарищ  подполковник…, - Начал,  было,  Комаров.
           - Знаю, знаю,  что  хочешь  сказать, майор, – жестко  прервал  его  комбат. - Знаю, что  подкрепление  прибыло  только  сегодня,  и  что  необучены,  и  что  времени  на  подготовку  к  операции   нет. Знаю, все  знаю  и  понимаю. По-человечески. Но  мы  с  тобой  на  войне  и  это  приказ, а  приказы, как  ты  знаешь, не  обсуждаются. И  атаковать  в  лоб  высоту  113 – не  мое  личное  желание, а  очередная  гениальная  мысль  какого-нибудь  великого  стратега  из  дивизии, а  может  быть  и  из  армии. Так  что  давай  обсудим  положение.
           Агеев  как  фокусник  достал  из  стола  из  тумбочки  две  кружки  и  армейскую  фляжку, поставил  это  все  прямо  на  развернутую  карту  и  уже  мягче  добавил:
           - Ну-ка, присядь.
           Комаров   приземлился  на   обшарпанный  табурет, после  чего  комбат  полуразвернувшись  крикнул  в  сторону  выхода:
           - Королев.
           Через  несколько  секунд  на  пороге  вырос  тот  самый  вестовой, что  прибегал  за  Комаровым.
           - Закусить  сообрази. Мигом, – отрезал  Агеев.

           - Есть, – Королев  исчез  за  пологом  брезента  и  через  минуту  появился  вновь, неся  в  руках  небольшую  доску  вместо  подноса  на  которой  умещалось  несколько  кусков  аккуратно  нарезанного  хлеба, открытая  банка  тушенки, пара  луковиц  и  порезанное  на  тонкие  ломтики  розовое  сало. Доску  он  аккуратно  положил  на  стол, не  решившись, однако,  задеть  ею  карту. Тут  же  он  запустил  руку  в  карман  своей  гимнастерки  и   присовокупил  к  принесенному  еще  два  больших  красно-зеленых  яблока.
           - Вот  за  что  я  тебя  здесь  держу, так  это  за  то,  что ты  быстро  все  умеешь  делать, - одобрительно  хохотнул  Агеев. – Свободен.
           После  того, как  вестовой  вышел, Агеев  открутил  крышку  фляжки  и,  набулькав   по  полкружки   водки, сказал:
           - Ну, будем…

                2

           Атака   на  высоту  113  захлебнулась  уже  в  третий  раз.
           В  блиндаже  наскоро  перевязывал  раненных  санинструктор  Малышев  и  цвет  чистых  белых  бинтов  и  ярко-красной  крови  нарушал  привычную  цветовую  гамму  защитно-зеленых  красок  войны  и   дополнял  ее, вступая   в  диссонанс  с  всеобще  царящей  грязью. На  земляном  полу  лежал  замполит  роты, и  аккуратная  круглая  дырочка  на  его  переносице  подернулась  корочкой  застывшей  крови. Во  время последней  атаки  он  выпрыгнул  из  окопа  и  размахивая  пистолетом  поднял-таки  бойцов  в  атаку. Через несколько  мгновений  пуля  нашла  его  и  упокоила  навсегда.
           «Ах, пацан, ты, пацан. Только  ведь  недавно  после  училища. Отчаянный  был, да  что  толку. Еще  одна  такая  атака  и  у  меня  не  останется  ничего  от  личного  состава».

           Комаров  отвел  глаза  от  мертвого  замполита  и  крикнул  в  ход  сообщения:
           - Арбузов!
           - Арбузов, к  командиру, - донеслось  до  него, на  несколько  голосов  размноженное, его  распоряжение.
           Через  пару  минут  в  блиндаж  ввалился  командир  второго  взвода  старший  лейтенант  Арбузов:
           - По  вашему  приказанию…
           - Потери? – прервал  его  Комаров.
           - У  меня  до  трети  состава, а  у  остальных  еще  хуже, особенно  молодняк  побило…
           - Значит  так, Саня, - не  дал  ему  закончить  майор. – Бери  своих   и  под  прикрытием  нашей  атаки  ползи  вон  туда, видишь.

           Он  показал  на  здоровенные  валуны  почти  у  самых  позиций  противника.
           - Постарайтесь  туда  просочиться, там, похоже,  мертвая  зона, вас  не  достанут, к  тому  же  она  кажется, не заминирована. Успевайте, долго  нам  здесь  не  прокорячиться,  да  и  к  тому  же, чем  дольше  будем  атаковать, тем  больше  людей   положим. Ну, а  через  тридцать  минут  после  нашего  отхода, начинаем  общую  атаку. Ваша  задача – во  время  общей  атаки  закидать их траншеи  и   самое  главное, пулеметные  гнезда,  гранатами  и  перейти  в  рукопашную. Понял?
           - Так  точно.
           - Ну, тогда, давай…

           Четвертая  атака  была  проведена, как  и  задумал  майор  Комаров, отвлекающей  и  арбузовский  взвод  проскочил  все-таки, прополз  ужом  к  самым  камням  и  застыл  в  ожидании  решающего  броска  за  ними.
           Перед  решающим  штурмом  Комаров  прошел  по  окопам  и  ходам  сообщения  посмотреть  на  людей, подбодрить  их, особенно  новеньких. Каждый  из  оставшихся  в  живых  вел  себя  по-своему, готовясь  к  очередной  атаке. Кто-то  сидел, нахохлившись, кто-то  смолил  дешевую  сигарету, кто-то  рассказывал  друг  другу  о  бое, кто-то  перевязывал  на  себе  легкие  раны, кто-то  набивал  в  магазины  патроны. Один  боец  из  числа  новоприбывших, прикрыв  глаза, что-то  негромко  и  старательно  напевал, прислонившись  спиной  к  стене  траншеи. Увидев  ротного, он  вскочил, но  Комаров  жестом  руки  усадил  его  обратно.

           - Что поешь? – улыбнулся  он.
           - Ария  Ленского  из  «Евгения  Онегина»
           - Чего, чего? – удивился  Комаров. – Вроде  и  не  ко  времени.
           - Да  нет, товарищ  майор, это  война  не  ко  времени, а  музыка, она  вечна.
           - И  что же, ты  на  «гражданке» музыкантом  был?
           - Не  совсем. Я  боксом  с  детства  занимался, в  институт  хотел  поступить, да  вот  не  прошел  по  конкурсу. А  музыка – это  увлечение, так  сказать  хобби.
           - Понятно. А  как  фамилия – то  твоя,  музыкант – боксер?
           - Лемешев.
           - Ты  гляди - ка, - еще  больше  удивился  Комаров. – Знатная  у  тебя,  однако, фамилия. И  в  самом  деле  музыкант  и  боксер…Страшно?

           Лемешев  улыбнулся  и  кивнул:
           - Страшно. Во  второй  раз  страшнее  всего  было. В  первый  и  не  понял  ничего, только  грохот  да стрельба. А  вы, наверное, уже  за  свою  жизнь  всего  повидали  и  не  боитесь?
           - Как  же, - усмехнулся  Комаров. – Ты, конечно  прав, повидал  я  на  своем  веку  уж  куда  поболее  твоего, но  страх, его  ведь  никуда  не  денешь. Не  боятся  только  дураки  безмозглые. Ну, да  в  том  стыда  нет, если  ты  свой  страх  в  узде  держишь. Главное, не  распускать  его  внутри  себя, иначе  трусом  станешь, а  это   уже  совсем  другая  категория  измерения.

                3

           Пятая  атака  на  высоту  113  стала  последней  для  майора  Комарова. После  ее  начала  арбузовские  ребята  закидали  позиции  противника  гранатами  и  кинулись  в  рукопашную. Остатки  роты  подскочили  на  подмогу  вовремя  и  «чехи», не  выдержав  натиска  и  потеряв  свое  былое  преимущество  в  господстве  над  высотой, отступили  с  позиций, беспорядочно, но плотно  отстреливаясь.

           Комаров  бежал  в  атаку  вместе  со всей  ротой, стрелял, уворачивался  от  ударов, бил  прикладом  автомата, и  в  сознании  его  все  это  происходило, как  не  зависящее  от  него  действо, будто  и  не  из  его  горла  шел  этот  страшный  хриплый  мат, будто  и  не  он  нажимал  на  курок   и  колол  штыком, и  не  он  чувствовал  себя  только  так, как  устройство, способное  убивать, что б  не  быть  убитым  самому.

           Разрыв  гранаты, брошенной  отходящими,  оказался  неожиданно  близко  от  него. Звук  взрыва  наполнил  его  вдруг, входя  в  него  с  болью  впивающихся  в  грудь осколков, ударом  взрывной  волны  и  грудой  земли, накрывшей  его  тело, после  того, как  оно  рухнуло на  подкосившихся  ногах  у  полузасыпанного  окопа.

           Первое, что  он  увидел, после  того, как  к  нему   начало  возвращаться  сознание, было  два  темных  пятна  над  его   головой  в  проеме  мутного  света. Постепенно  два  пятна  стали  приобретать  какие-то  очертания  и,  наконец,  приобрели  облик  санинструктора  Малышева  и  комбата  Агеева.

           - Очнулся, очнулся, товарищ  подполковник, - заорал  Малышев, увидев,  как  веки  Комарова  задрожали  и  стали  открываться.
           - Не  ори, вижу, - резко  оборвал   его  комбат  и, уже  обращаясь  к  Комарову, спросил. – Ну, как  ты, Олег?
           Комаров  открыл  рот  и  хотел  доложить, но  слова  почему-то  застревали  в  горле, не  шли  из  обессиленного  тела, и  только  хриплый  кашель  и  какое-то  бульканье  вырвалось  из  него.

           Агеев  осторожно  положил  свою  ладонь  на  грудь  Комарова  и  произнес:
           - Ну-ну, лежи, не  беспокойся. Высоту-то  вы  все-таки  взяли, хотя  по  всем  расчетам  и  не  должны  были. Но  орден  ты  все-таки  заработал.
           Он  заметил  недоуменный  взгляд  Комарова  и  добавил:
           - Это  был  отвлекающий  маневр, как  назвали  его  сейчас  в  штабе. Черт, сколько  пацанов  положили…Извини, брат, я  и  сам  не  знал…
           После  этих  слов  в  глазах  Комарова  все  начало  опять  расплываться, терять  свои  очертания, потом  потемнело, что-то  внутри  отключилось, и  он  снова  потерял  сознание.

                4

           Потом  был  госпиталь, и  лечение  Комарова  затянулось  почти  на  полгода, после  чего  военно-врачебная  комиссия  списала  его  из  войск  подчистую. Мысль  о  том, что  он, человек, привыкший  и  умевший  за  свою  жизнь  только  воевать, быть  всегда  на  острие  жизни  и  смерти, оказался  теперь  выкинутым  течением  жизни  с  дороги  на  обочину  никому  не  нужным  пенсионером, давила  на  него  больше  всего, даже, несмотря  на  все  увещевания  и  поддержку  друзей.

           - Да, ты  что, Олег, не  навоевался  еще? Мало  тебе  ангольской  лихорадки, афганской  контузии  и  этого  ранения? Брось, не  вешай  нос, жизнь  идет  вперед. Посмотри  кругом, кроме  войны  есть  еще  и  всякие  другие  прелести.

           Да, жизнь  действительно  шла  и  продвигалась  вперед. Появились  солидные  банки  и  роскошные  магазины   с  длинноногими  продавщицами. В  этих  магазинах, или  как  они  теперь  назывались «супермаркетах», продавалось  все: жратва  и  одежда, телевизоры  и  видеомагнитофоны, и  все  это  без  очередей, блата  и  прочих  ограничений. Только  вот  знал  Олег, что  не  умеет  он  в  этой  жизни  ровным  счетом  ничего, кроме  как  воевать  и  убивать, а  потому  и  не  знал, как  к  новой  жизни  приспособиться. В  бандиты  он  идти  не  хотел, слишком  уж  глупой  ему  казалась  сама  мысль  участвовать  и  погибнуть  на  разборках  за  какого-нибудь  бритоголового  братка  с  цепью  на  шее. На  войне, хоть  было  и  опасней  и  сытые  морды  отожравшихся  штабных  крыс  были  ничем  не  лучше  братков, но  зато  там  были  такие  понятия, как   Родина, долг, честь, а  здесь  что?

           В  первый  же  день  приезда  в  родной  город  Олег  решил  навестить    свою  бывшую  жену, с  которой  они  развелись  еще  лет  десять  назад. Не  захотела  она  тогда  его  дожидаться  из  этих  бесконечных  переездов  по  гарнизонам  и  командировок  по  горячим  точкам. Или  не  сумела. Да, впрочем, бог  ей  судья, чего  сейчас  прошлое  ворошить.

           Татьяна  дверь  открыла  не  сразу, видно  разглядывала  в  глазок, кто  пришел,  и  начала  открывать  только  после  того  как  узнала, и  подумала  еще  стоит  ли  открывать. Через  некоторое  время  дверь  все-таки  открылась,  и  Олег  первым  поздоровался  со  своей  бывшей  женой:
           - Здравствуй, Таня.
           Она  криво  ухмыльнулась  в  ответ:
           - Явился, не  запылился. Ну, здравствуй, коль  пришел.
           - Пройти-то  хоть  можно?
           - А  че  те  здесь  надо? – хрипло  и  резко  ответила  Татьяна. – Или  уже  надоело  шляться  по  казармам? Тебе  ведь  служба  всегда  была  милее, чем  жена  и  дом  родной, а?

           До  Олега  явственно  дошел  резкий  запах  алкоголя, и  он  понял  откуда  взялась  в  словах  Татьяны  эта  развязность  и  резкость.
           - Да  я  не  к  тебе, Машу  проведать…- начал  было он, но  Татьяна  его  снова  перебила:
           - Ах, на  Машку  захотел  посмотреть? Нету  ее. Уехала  в  Питер, учится  в  универе, домой  и  ноги  не  кажет, только  и  появляется  раз  в  году, вся  в  тебя…А  я, а  я…- и  она  вдруг  заплакала  крупными  слезами, которые  катились  по  вмиг  состарившемуся, а  когда-то  прелестному  лицу.

           Олег  молча  смотрел  на  нее, даже  не  пытаясь  ее  утешить. То  ли  он  стал  черстветь  за  годы  службы, то   ли  просто  не  хотел  утешать  эту  пьяную  бабу, бывшею  когда-то  его  женой.
           - Ну  ладно, я  пойду, - повернулся  он  к  лестнице  и  зашагал  вниз.
           - Постой, - вдруг  позвала  его  Татьяна.
           Он  остановился  на  середине  пролета  и  повернул  голову  в  ее  сторону.

           - А  ведь  я  любила  тебя, Олег. Любила, ждала  тебя  с  этих  проклятых  войн…Пока  могла, ждала. Я  ведь  тогда  неправду  сказала  на  разводе, что  тебя  не  люблю. У  меня  ведь  после  тебя  еще  три  мужа  было, а  так  вот  ни    кого  из  них  по  настоящему  и  не  полюбила. Так  вот  и  осталась  одна… А  ты, ты  все  воюешь?
           Олег  неопределенно  кивнул  головой  и  зашагал  вниз.
           Татьяна  выскочила  из  дверного  проема  на  лестничную  площадку, словно  собираясь  остановить  его  или  что-то  сказать  вдогонку, но, уняв  свой  бесполезный  порыв, только  вцепилась  руками  в  перила, потом, не  отпуская  их, села  на  верхнюю  ступеньку  лестницы  и  уронив  голову  на  колени, снова  заплакала.

                5

           После  такого  приема  бывшей  своей  супруги  Олег  устроился  на  временное  проживание  у  своего  бывшего  одноклассника  на  даче. Дача  была  старой, маленькой  и  была  явно  не  приспособлена  для  постоянного  проживания. К  тому  же  ночами  стало   холодно  и, хотя  с  вечера  Олег  топил  печку, к  утру  домик  успевал  выстывать  основательно.

           «Что  же  делать  дальше? Деньги  тают, жить  негде. Еще  немного  и  я  замерзну  в  этой  конуре  голодный  и  холодный. Надо  что-то  делать, куда-то  устраиваться  на  работу. Если  пенсии  моей  и  хватит  на  хлеб  и  воду, не  больше  того, то  с  жильем  вопрос  решать  все  равно  придется. Хоть  бы  угол  где  снять, опять  же  на  какие  шиши?»

           Загруженный  этими  мыслями  Комаров  подолгу  гулял  теперь  по  городу- от  газетных  киосков  до  столбов  с  наклеенными  объявлениями, обходил  одно  за  другим  агентства  по  трудоустройству, но  так  и  не  мог  никуда  приткнуться. То  ли  господин  Бог  не  хотел  ему  помогать, то  ли  эти  шустрые  ребята  во  главе  с  Горбачевым  и  Ельциным  так  основательно  развалили  страну, что  не  осталось  подходящей  работы, но  устроиться  он  никуда  не  мог. Везде  требовались  молодые, с  богатым  опытом  работы  и  непременно  высокой  квалификацией. Ничего  из  перечисленного  у  Олега  не  было.

           Однажды  днем, он  шел  по  набережной  и  напротив  здания  «Торгового  банка» ему  преградила  путь  охрана, прибывшего  как  раз  на  работу  банкира. Комаров  уже  собрался  пройти  мимо  строя  стоящих  охранников, когда  один  из  них  остановил  его  за  плечо:
           - Одну  минутку…
           Голос  показался  Олегу  чем-то  знакомым  и  он, остановившись, развернулся  и  взглянул  на  охранника.
           - Лемешев, - узнал  он  вдруг. – Музыкант  и  боксер…
           - Товарищ  майор…Олег  Петрович… - растерянно  произнес  обалдевший  от  неожиданной  встречи  Слава  Лемешев, но  тут  же  взял  себя  в  руки. – Извините, Олег  Петрович, я  сейчас  на  работе, давайте  встретимся  в  девять  вечера  в  «Континенте», поговорим. Ладно?
           Комаров  понимающе  улыбнулся  в  ответ, кивнул, пожал  протянутую  руку  и  пошел  дальше, а  обрадованный  Лемешев  радостно  крикнул  ему  вдогонку:
           - Только  обязательно  приходите, Олег  Петрович, я  буду  ждать.

           Комаров  оглянулся, махнул  рукой  и  зашагал  дальше. Задумчиво  глядя  ему  вслед, Лемешев  пояснил  своим  коллегам, вопросительно  смотревших  на  него:
           - Ротный  наш. Настоящий  мужик. Если  бы  не  он, не  стоять  бы  мне  сейчас  здесь. Да  и  не  мне  одному…

           Вечером  они  встретились  в  ресторане  «Континент». Комаров, как  человек  обязательный  и  пунктуальный, подошел  без  пяти  девять  к  главному  входу, подождал  пару  минут  и  зашел  в  вестибюль  ресторана. Пока  он  сдавал  свою  потрепанную  куртку  в  гардеробе, к  нему  уже  подошел, неведомо  откуда  возникший  метрдотель:
           - Олег  Петрович? Вас  ждут. Столик  номер  семь, сюда  налево, пожалуйста.
           За  накрытым  столиком  его  уже  ждал  Лемешев.
           - Присаживайтесь, товарищ  майор, - улыбнулся  он.
           - В  отставке, - добавил  Комаров.

           - Да, я  слышал, что  вас  здорово  приложило. Говорили  вначале  даже, что  вы  погибли. Меня  самого  на  той  высоте  контузило  здорово  во  время  последней  атаки, спасибо, ребята  вытащили. А  высотку-то  ту, говорят, на  следующий  день  обратно   чеченам  сдали. На  кой  черт  ее  вообще  надо  было  брать?
           Комаров  грустно  улыбнулся:
           - Уверяют, что  обманный  маневр…
           - А  по-вашему?
           - А  по-моему, это  раздолбайство  и  предательство. Слушай, так  тебя  тоже  после  той  контузии  комиссовали? Вас  же  только  после  присяги, вроде,  привезли.

           - Да  нет, Олег  Петрович. Я  ведь  к  вам  попал  уже  после  учебки. Я  в  ней  почти  весь  срок  отслужил, а  в  меня  там  дочь  начальника  штаба  втюрилась. Короче, он  узнал  и  от  греха  подальше  в  Чечню  и  отправил. Больше  я  ее  так  и  не  видел. Вы  лучше  мне, Олег  Петрович, расскажите  как  это  вы, бывший  спецназовец, в  пехоту  попали?

           - Ну,  это  после  Афгана. Приехал  я  орден  получать  в  Москву. Высокое  начальство, все  дела. И  вот  один  из  них, мы  с  ним  когда-то  вместе  служить  начинали, только  он  при  штабах  уже  полковником  стал, а  может  сейчас  и  генералом, и  говорит  мне, мол,  не  желаете  ли  продолжить  службу  при  штабе  округа. А  я  ему  и  говорю, что  староват  я  для  штабной  работы, спина  у  меня  болит. Ну, а  он  говорит, вот  мол, тем  более, а  я  ему – нет, говорю,  не  понял  ты  меня, прогибаться  ни  перед  кем  не  смогу, да  и  не  умею. Короче, скандал, перевод  в  пехоту-матушку, да, впрочем, чего  сейчас  вспоминать, в  отставке-то?
           - Значит  теперь  вы  в  отставке? Чем  же  вы  теперь  занимаетесь  на  заслуженном  отдыхе?

           Комаров  рассказал  ему  о  своих  скитаниях  по  госпиталям, потом  о  том,  как  он  навестил  бывшую  жену, как  искал  работу.
           Лемешев  внимательно  слушал, лишь  изредка  перебивая  его  для  того  чтобы  что-то  уточнить   или  опустошить  рюмки. Так  они  разговаривали, поминали  погибших  ребят, и  пили  за  тех  «кто  сейчас  там».

           - А  что  если  вам  к  нам  в  охрану, - спросил  в  конце  разговора  Лемешев. – На  хлеб  вы  заработали  пенсию, ну  а  заработка  охранника  вам  вполне  должно  хватить  на  масло. Контора  у  нас  солидная. Охраняем  и  магазины  и  банки. Как  вы  на  это  смотрите, Олег  Петрович?
           - Охранять  этих  толстосумов?
           - Да  какая  к  черту  разница, кого  охранять? Деньги  платят  исправно, не  обижают  на  этот  счет, работа  непыльная. Это  же  вам  не  в  окопах  сидеть. Ну,  так  как?
           - Я  подумаю.

           - А  тут  и  думать  нечего. Вот  смотрите, я  тут  взял  с  собой  все  необходимое. Вот  вам  направление  не  врачебную  комиссию, это  во  второй поликлинике. Только  постарайтесь  пройти  ее  побыстрее. Если  с  понедельника  начнете, то  думаю, за  неделю  управитесь. Я  тут  поговорил  с  нашим  шефом, есть  свободное  местечко, он  придержит  его  на  недельку. Так  что, поторапливайтесь, успевайте. Да, а  это  вам  направление  в  наше  общежитие. Это  на   углу  Ленина  и  Гоголя. Серое  такое  здание, знаете? Ну  и  отлично. Общага  нормальная, квартирного  типа, что-то  вроде  коммуналки. Остальные  жильцы – наши  работники. Завтра  можете  заселяться, там  о  вас  уже  знают. Покажете  там  это  направление  на  комиссию, а  это  отдадите. Да, они  там  сами  все  скажут, что  надо   делать  и  вам  объяснят. Вот  и  решение  всех  ваших  проблем.

           - Понял, - ответил  Комаров, чуть  задумавшись. А  что, и  в  самом  деле  получается, что  при  устройстве  на  работу  в   эту  Славкину  контору  все  проблемы  отпадают.
           - Ну,  что ж, ехать, так  ехать, как  сказала  канарейка, - поднял  свою  рюмку  Комаров.
           - Вы  это  о  чем? – удивленно  спросил  Лемешев.
           - Да  так, шучу, - рассмеялся  Комаров  и  выпил  до  дна.
   
                6

           На   следующий  день  как  всегда  гладко выбритый  Комаров  начал  свой  путь  по  поликлинике. Теперь  его  дни  были  наполнены  больничной  суетой, в  которую  ему  пришлось  окунуться  с  головой. Сдача  анализов  и  осмотры  врачей  сами  по  себе  занимали  времени  немного, но  как  убедился  на  своей  шкуре  Олег  Петрович, страшнее  всего  были  очереди.

           Очереди, как  страшный  пережиток  прошлого, были  везде: на  оформление  документов, за  посудой  на  анализы, на  прием  врача, на  кардиограмму  и  на  рентген. В-общем  очереди  в  поликлинике  создавали  один  большой  и  непреходящий  паралич. Очереди  в  коридоре  поликлиники  походили  на  огромного  спрута, щупальца  которого  вольготно  раскинулись  от  дверей  одних  кабинетов  до  других, причем, щупальца  эти  то  незначительно  сокращались, то  непомерно  росли  и  так  до  самого  вечера, до  наступления  которого  спрут  упорно  не  хотел  умирать. К  тому  же  работа  врачей  шла  по  определенному  графику  и  выяснилось, что  окулист  был  сегодня  до  обеда, а  завтра  у  него  выходной, а  послезавтра  он  будет  только  после  обеда, а  хирурга  возможно  вообще  не  будет  на  этой  неделе, потому  что  заболел, и  если  главврач  не  договорится  с  какой-то  Марией  Павловной, то  вообще  дело  плохо. К  тому  же, результаты  анализов  почему-то  оказывались  не  очень  хорошими,  и  приходилось  их  сдавать  повторно, а  время, значительную  часть  которого  и  так  съедали  ожидания  в  очередях, неумолимо  шло.

           Комаров, как  человек  искушенный  в  тактике  и  стратегии  ведения  войны,  пытался  решить  все  насущные  и  возникающие  вновь  проблемы  не  только  путем  атаки  в  лоб, но  и  в  обход. Результаты  его  анализов  резко  улучшились  после  того, как  на  столе  лаборанток  оказалась  коробка  шикарных  шоколадных  конфет, произведенных  славной  Бабаевской  кондитерской  фабрикой. Флюорография  была  незамедлительно  пройдена  на  неработающем  уже  не  первый  день  аппарате  за  бутылку  молдавского  коньяка. Труднее  всего  оказалось  сломить  сопротивление  пресловутой  Марии Павловны, которая  оказалась  пенсионеркой, работавшей  ранее  хирургом  в  этом  же  кабинете  и  в  данном  случае  приглашенная  на  подработку  взамен  заболевшего  хирурга  Корюшкина.

           Несмотря  на  возраст  и  слабое  зрение, она  разглядела  на  теле  Комарова  несколько  шрамов  от  ранений  и, тыкая  старым  морщинистым  пальцем  то  один, то  в  другой, спрашивала:
           - Это  что? А  это? Так, это  понятно, пулевое. А  это  откуда?
           Комаров  нес  какую-то  околесицу, врал  на  ходу, пытаясь  спастись, но  чувствовал  себя, как  нерадивый  студент  перед  строгим  экзаменатором:
           - Это  с  детства  еще, а  это  не  шрам, а  пигментное  пятно, а  это…

           Старушке,  наконец,  надоело  слушать  бессовестное  вранье,  и  она  сказала, обращаясь  к  сидящей  рядом  с  ней  молоденькой  медсестре:
           - Люся, у  нас  остались  бланки  направлений  на  рентген? Сходи, детка, принеси, молодого  человека  надо  хорошо  обследовать.
           Люся  неспешно  выскользнула  из-за  стола  в  коридор, продемонстрировав  при  этом  Комарову  легкую  улыбку  на  смазливом  личике  и  пару  прелестных  ножек. Однако Олегу  сейчас   было  не  до  них. Обращаясь  к  Марье  Павловне, он  недоуменно  спросил:
           - Какой  рентген, он  же  до  следующей  недели  не  работает?
           - А  вы  думаете,  он  будет  работать  на  следующей  неделе? – хитро  усмехнулась  Марья  Павловна.

           Долго  объяснять  Олегу  ничего  было  не  надо. Он  быстро  достал  из  кармана  крупную  купюру  и  положил  ее  на  бланк  своего  осмотра.
           - Давайте  обойдемся  без  рентгена, - предложил  он.
           - Ах, молодой  человек, не  все  покупается  и  продается, - задумчиво  начала  Марья  Павловна, но  убрала  деньги  в  стол  и  когда  голубоглазая  Люся  почти  тут  же  впорхнула  в  кабинет, добавила. – Поставь  ему  печать, детка. Молодой  человек  здоров.

           К  пятнице  он  получил  подписи  всех  врачей, кроме  кардиолога  и  заключения  главврача.
           Кардиологом  оказалась  молодая  женщина  лет  тридцати. Она  посмотрела  на  Комарова  строгими  серо-зелеными  глазами, и  он  почувствовал, что  безнадежно  тонет  в  их  глубине.
           Она  внимательно  осмотрела  Комарова, долго  слушала  в  стетоскоп  биение  его  сердца, заставляя  его   то  дышать, то  не  дышать, сгоняла  на  кардиограмму  и  «эхо», и  сидела,  нахмурившись, разглядывая  полученные  результаты.
           - Спортом  занимались?- как  бы  невзначай  спросила  она.
           - Нет, - сказал  Комаров. – То  есть  да, но  давно, еще  до  службы.
           - Вы  военнослужащий?
           - Был. Теперь  в  отставке. Майор  в  отставке.
           - И  хотите  дальше  работать  на  вольных  хлебах, в  этом, - она  перевернула  бланк  медосмотра  на  лицевую  сторону  и  прочла, - в  охранном  агентстве  «Арктур».
           - Да. Это  мой  единственный  шанс  на сегодняшний  день  и  если  я…
           - Я  не  могу  вам  этого  разрешить, - перебила  она  его, не  дослушав  до  конца. – Ведь  вы  же  знаете  о  своем  здоровье  все. Вас  и  отправили  в  отставку  скорее  всего  из-за  вот  этого  милого  шрамчика   на  левой  стороне  вашей  груди, не  так  ли?
           - Но  доктор…- попытался  было  робко  защищаться  Комаров.
           - Никаких  но, - жестко  пресекла  эту  попытку  она. – Я  врач, а  не  убийца, и  вы  должны  понимать, что  с  вашим  здоровьем  вам  нельзя  ни  напрягаться, ни  излишне  волноваться. Интересно, а  как  это  вы  прошли  хирурга?

           Она  бегло  взглянула  на  бланк  осмотра  и, слегка  усмехнувшись, произнесла:
           - Ах, да, там  сегодня  Марья  Петровна…
           Комаров, было, сунул  руку в  карман  рубашки  за  очередной  купюрой, но,  заметив  это, она  еще  жестче, чем  ранее  тут  же  на  это отреагировала:
           - Со  мной  этот  номер  не  пройдет. Хотите  купить  себе  смерть?
           - Послушайте, доктор, но  летал  же  Маресьев  на  самолете  без  ног, - начал  опять  Комаров  и  она  его  снова, правда  уже  мягче, оборвала:
           - Если  бы  у  вас  было  такое  же  сердце, как  у  Маресьева, я  бы  вам  и  слова  против  не  сказала. А  ведь  у  вас  осколок  возле  сердца  сидит, и  его  не  то  что  достать, а  даже  и  шевелить, да  что  шевелить – вообще  тревожить  нельзя. Вы  хоть  это  то  понимаете?
           - Значит,  нет?
           - Нет.

           Комаров  шумно  вздохнул, забрал  со  стола  свои  бумаги, тяжело  встал  и  вышел  из  кабинета.
           Несколько  минут  она  сидела  о  чем-то  размышляя, потом  нажала  кнопку  вызова  больных, точно  обрывая  свои  мысли  и  подводя  черту  под  прошедшим  разговором.

                7

           В  тот  же  день  Комаров  позвонил  Лемешеву.
           - Слава, эта  чертова  комиссия  меня  не пропускает. Проверяют, как  будто  в  космос  прошусь, -  он  вкратце  пересказал  Лемешеву  о  своих  мытарствах, выпуская  из  рассказа  некоторые  подробности. – Так  что, видно, не  судьба…
           - Жаль, очень  жаль, - медленно  в  раздумье  произнес  Лемешев. – Но  тут  уж  я  вам  ничем  помочь  не  смогу. Единственно, что  могу  сделать, это  продлить  на  несколько  дней  ваше  проживание  в  общежитии. Какие  у  вас  дальнейшие  планы?
           - Не  знаю. Наверное, пойду  снова  к  своей  бывшей  жене. Она, хоть  и  стерва, но  думаю, угол  мне  на  время  предоставит, ну, а  там  уж  как  бог  даст.

           - Понятно, - сказал  Лемешев. – Но  если  у  вас  что-то  не  получится  с  жильем  или  деньги  будут  нужны, звоните  мне. Телефон  вы  знаете. Или  заходите, можно  на   работу  или  домой. Я  вам  там  писал  адрес  на  визитке: улица  Кропоткина, дом  семнадцать, квартира  сорок  один. Договорились?
           - Да, конечно. Спасибо  тебе  за  все, Слава…- начал  было  Комаров, но  Лемешев  его  горячо  перебил.
           - Это  еще  не  все. Я  вам  все-таки  попробую  подыскать  что-нибудь  из  работы…- Лемешев  на  секунду  замялся, чуть  не  сказав «полегче», но  подумав, что  обидит  этим  Олега, после  секундной  заминки  добавил, – поприличнее.
           - Ну что ж, буду  очень  рад. До  свидания.
           - Всего  хорошего, Олег  Петрович.

           На  следующий  день  Олег снова  пошел  к  Татьяне. Она  почти  сразу  же  после  звонка  открыла  дверь, с  лицом,  слегка  опухшим  то  ли  от  слез, то  ли  от  закончившегося  запоя.
           - Здравствуй, Таня. Я  снова  к  тебе.
           - Здравствуй, - сегодня  она  была  кроткой  и  даже  отдаленно  напомнила  ему  ту  Таню, которая  осталась  в  его  памяти  в  те  дни, когда  они  еще  только  познакомились. – Проходи. Ты  надолго?
           - Не  знаю. Пока  не  выгонишь.
           - Ты  больше  не  воюешь?
           - Война  закончилась. Для  меня  закончилась. Я  вышел  в  отставку. Ищу  вот  работу, но  пока  не  получается.

           Татьяна  отступила  в  сторону:
           - Да  проходи  же  ты…
           Он   вошел  в  квартиру  и  неспеша  прошелся  по  комнатам. Мебель  была  уже  другой, обои  и  кафельная  плитка  тоже, но  что-то  осталось  в  этой  квартире  от  того  духа, что  царил  здесь  ранее. Может  быть, та  же  чистота  и  порядок, которые  были  в  квартире  по-прежнему,  может  быть  книги, стоящие  в  том  же  порядке  на  тех  же  полках, а  может  и  это  старенькое  пианино, которое  он  купил, когда  Машка  начала  учиться  в  музыкальной  школе.

           Он  сел  к  инструменту, открыл  крышку  и  несколько  раз  задумчиво  ткнул  указательным   пальцем  в  клавиши.
           - Хотела  продать, - сказала  Татьяна. – Да, думаю, Машка  приедет, вдруг  захочет  поиграть. Да  и  дорого  за  него  не  дадут, больше  возни, пусть  уж  стоит.
           Она  несколько  секунд  помолчала  и  спросила:
           - Значит  ты  насовсем?
           Олег  медленно  оторвал  взгляд  от  клавиш, посмотрел  на  нее  и  чуть  пожал  плечами:
           - Не  знаю  пока.

           - Оставайся, Олег. Может, я  чего  и  ляпнула  тебе  сгоряча, так  ведь  ты  сам  видел, какая  я  была. Только  я  больше  не  буду, честное  слово, не  буду. Оставайся, а? – попросила  она  с  надеждой. – А  ты  останешься,  и  Маша  будет  приезжать. Может, мы  с  тобой  и  заживем,  как  прежде, может, чего  и  склеится  у  нас? А  работу, работу  мы  тебе  найдем. Вон  у  нас  на  комбинате  и  дворники, и   грузчики  нужны, да  вроде  и  охранники  тоже. Тебя - то  точно  возьмут. У  нас  там  такие  дедки  работают, божьи  одуванчики. Ну, как,  Олег? Да, не  молчи  ты.
           - Посмотрим, - сказал  Комаров, медленно  встал  и  пошел  к  выходу.
           - Ты куда? – испуганно  спросила  Татьяна.
           - За  вещами,- ответил  ей  Олег.- Пора  переселяться  домой.

                8

           С  этого  дня  Комаров  стал  жить  в  своей  бывшей  квартире  со  своей  бывшей  женой. В  ожидании, пока  Лемешев  подыщет  какую-нибудь  работенку  поприличнее, он  устроился  на  временную  работу  охранником  на  комбинат, на  котором  работала  и  Татьяна. Справка  о  здоровье  требовалась  и здесь, но  заводской  врач  только  и  спросил:
           - Жалобы  есть? Нет, хорошо, - и  быстро, словно  боясь, что  Комаров  передумает  и  начнет  высказывать  ему  свои  жалобы, шлепнул  на  справку  штамп. На  том  осмотр  и  закончился.

           Работа  охранником, хотя  ему  и  не  понравилась, но  он  терпеливо  отсиживал  положенные  часы  и   даже  вначале  еще  пытался  честно  выполнять  свои  обязанности,  проверяя, что  несут  с  работы  рабочие, но  после одного  случая, он  плюнул  на  это все. А  случай  был  вот  какой.

           В  один  из  дней  к  нему  в  пропускную  будку  зашел  заместитель  генерального  директора по  безопасности  Кишкин, не  спеша  расписался  в  журнале  проверок  и,  отозвав  Комарова  в  сторону, тихо  сказал:
           - Сегодня  выйдет  КАМАЗ  с  нашей  продукцией, выпустишь  без  пропуска. Водитель  наш – Артемьев, знаешь  его? Ну, вот  и  все. Вопросы?
           - А  как  же  пропуск, Виталий  Георгиевич?
           - А  никак. Ты  что, не  понял, что  я  тебе  сказал? Выпустишь  без  пропуска. И  держи  язык  за  зубами, Комаров, если хочешь  здесь  работать, -           Кишкин  резко  развернулся  и   вышел  из  будки.

           Когда  в  конце  смены  подъехал  очередной  КАМАЗ, Комаров  подошел  к  машине  и  привычно  сказал:
           - Пропуск.
           Из  окна  высунулся  молодой  водила  Коля  Артемьев  и  недоуменно ответил:
           - Так  это  для  Кишкина.
           - А, ну  да, - вспомнил  Комаров  о  разговоре и  открыл  ворота.

           Через  несколько  дней  Олег  случайно  встретился  с  Артемьевым  в  пивной  недалеко  от  завода. Комаров  взял  кружку  пива  и,  не найдя  другого  свободного  места,  присел  рядом  с  уже  порядочно  набравшимся  по  случаю  получки  Артемьевым.
           - О, Олег, привет, а  я  тут  зависаю  сегодня, - язык  Николая  немного уже  заплетался,  но  тем  не  мене  он  продолжал  отхлебывать  пиво, разбавленное  изрядной  порцией  водки. – А  тебя  на  чем  Кишкин  зацепил?
           - В  смысле? – не  понял  Олег.
           - Ну, вот  я, например, работаю  на  него, потому  что  влетел. Досок  хотел  вывезти  из  разобранной  тары, а  кто-то  из  своих  и  стуканул. Подъезжаю  я  к  пропуску  груженый, а  там  меня  уже  пасут – три  охранника  вместо  одного  и  этот  тип  с  отдела  безопасности,  с  рыбьими  глазами  такой, Паршуков  кажется. Ну, акт  составили, наутро  Егорыч  к  себе  вызвал, орал  долго, грозил  посадить, потом  сказал, что  замнет  это  дело, если  я  честно  отработаю. Вот  и  отрабатываю. А  ты  как?

           Комаров  неопределенно, то  ли  от   услышанного, то  ли  оттого, что не  хотел  ничего  рассказывать  пьяному   Артемьеву, хмыкнул  и  повел  плечами.
           - Не  хочешь  говорить? Хрен  с  тобой, твое  дело, - понял  его  Николай.
           Они  некоторое  время  молча  пили  пиво, пока  Олег  не  нарушил  молчания:
           - Слушай, Коля, а  как  это  Егорыч  не  боится  ни  генерального, ни  зама  по  производству?
           - Да  ты  че, с  луны,  что ль  упал? – Артемьев  чуть  не  поперхнулся  пивом  и,  проглотив  еще  пару  глотков, продолжил. – Кишкин  же  попросту  отстегивает  долю  Сомову   и   Ковалеву, а  им  только  этого  и  надо. В  благодарность  они   делают  вид, что  не  при  делах, и  всегда  могут  откреститься   от всего. Генеральный, Сомов, уже  почти  на  пенсии, и  левые  денежки  перед  уходом  ему  нелишние, к  тому  же  говорят, он  строит  коттедж  на  двоих  опять  же  с  тем  же  Кишкиным. А  Ковалеву, ему  вообще  на  все  наплевать, хватало  бы  денег  на  кабаки  и  баб, а  там  хоть  трава  не  расти. Кстати, все  то,  что  вы  изымаете  у  работяг  у  себя  на  пропуске,  тоже  идет  довеском  в  их  котел.

           - Слушай, а  откуда  ты  все  это  знаешь? – недоверчиво  спросил  его Олег.
           - Да  это  многие  знают. Только…- поморщился  пьяный  Артемьев, - никто  связываться  с  Кишкиным не  хочет. Прости  за  каламбур, кишка  тонка. У  Егорыча  связи  везде – и  в  милиции, и  в  прокуратуре  и,  говорят,  даже  в  ФСБ. А  против  лома  нет  приема…Ладно, пойду  я, пожалуй. Или  еще  по  одной  накатим?

           После  этого  случая, а  точнее  сказать, после  того, как  Комаров  узнал, какой  размах   приобрело  воровство  руководства, ему  стало  стыдно  проверять  сумки  рабочих,  и  теперь  он  упорно  не  замечал  ни  оттопыренных  фуфаек, ни  небольших  свертков, ни  того, что  выносили  в сумках  под  обеденными  термосами  и  банками  люди, которые  получали  за  свой поистине  рабский  труд  гроши,  из  которых  при  этом  начальство  ухитрялось  еще  вычитать  что-то  в  виде  штрафов, а то  немногое, что  оставалось, месяцами  задерживать  в  выплате.
 
           Домашняя  его  жизнь  была  таковой, словно  он  был  квартирантом  в  этой  квартире  и,  несмотря  на  все  Татьянины  старания, не  проявлял  уже  к  ней  интереса, как  к  женщине. И  хотя  он  давал  ей  деньги  на  покупку  еды, оплату  квартиры, и  был  благодарен  ей  за  то,  что  она  стирает  ему  и  варит, но  прежней  семьи  уже  не  получилось, да  и  не  могло  быть. Спали  они  в  разных комнатах, разговаривали  между  собой  мало, к  тому  же  часто  их  смены  не  совпадали  и  они  не  видели  друг  друга  по  нескольку  дней. Да, впрочем,  это  ли  главное?

                9

           «А  ларчик  просто  открывался».
           Все  дело  было  в  том, что  Комаров  безнадежно  влюбился  в  чудного  врача – кардиолога. Сначала  он  гнал  ее  образ  от  себя, но  глаза, эти  серо – зеленые  глаза, смотрели  на  него, где  бы  он  ни  был, что  бы  он  ни  делал, и  он  понял, что  сойдет  с  ума, если  не  увидит  их  вновь.

           В  один  из  свободных  от  дежурства  дней  он  зашел  в  поликлинику  и  подошел  к  регистратуре.
           - Скажите, а  можно  на  прием  к  кардиологу? – спросил  он  у  медсестры, которая  сидела  за  перегородкой  и  читала  какой-то  женский  роман  в  мягком  переплете.
           - Сегодня  не  работает, - как  автомат  ответила  та, не  отрываясь  от  чтения.
           - А  когда?
           - Расписание  на  стене, - так  же  методично  ответила  медсестра  и  так  же  методично  ткнула  указательным  пальцем  куда-то  в  сторону.

           Олег  проследил  глазами  за  направлением  ее  пальца  и  увидел  на  смежной  стене  табло, сверху  которого  было  крупными  буквами  написано: «Расписание  работы  и  время  приема  специалистов  поликлиники». Он  подошел  поближе, нашел  то, что  искал  и  прочел: «Кардиолог – Крючкова  Галина  Михайловна». Тут  же  перечислялись  дни  работы  и  часы  приема.

           «Значит, ее  зовут  Галиной. А  вдруг  это  не  она?». Он  снова  подошел  к  окошечку  регистратуры.
           - Извините, а  у  вас  в  поликлинике  кардиолог  один?
           На  сей  раз,  невозмутимая  медсестра  оторвала  взгляд  от  книги  и  метнула  на  Комарова  колкий  и  неприятный  взгляд, после  чего  изрекла:
           - А  те  сколь  надо? Одного  что ль  мало? – она  замолчала, думая, чего  бы  еще  такого  добавить  в  ответ  этому  умнику, который  приперся  сюда  не  в  самое  подходящее  время  и  оторвал-таки  ее  от  чтения, но  Комаров  уже  поспешно  ретировался, направляясь  к  выходу, поэтому  она  только  и  смогла  успеть  нарочито  громко  прокудахтать  из-за  стойки:
           - Ходють  тут, работать  мешают, бу-бу-бу…- и  тут  же  снова  переключилась  на  книжку.

           Расписание  работы  Комаров  выучил  наизусть  и  знал  теперь, когда  работает  обладательница  чудных  серо-зеленых  глаз.
           В  первый  же  вечер, свободный  от  дежурства, он  направился  к  поликлинике, сел  на  лавочку  в  тени   сквера  и  стал  ждать. Через  полчаса  после  окончания  работы  Галина  Крючкова  вышла  из  здания  поликлиники  и, не  обратив  никакого  внимания, что  за  ней  кто-то  наблюдает, двинулась  по  улице. Комаров, счастливый, как  ребенок, которому  показали  любимую  игрушку, выждал  некоторое  время  и  зашагал  за  ней  следом. В  душе  Олега  Петровича  все бурлило  от  переполнявших  его  чувств, но  всех  больше  была  радость  оттого, что  он  ее,  наконец,  все-таки  увидел.

           «Может  быть,  догнать  ее, окликнуть, объясниться. Да  нет, она  примет  меня  за  маньяка   или  сумасшедшего. Или  все-таки  догнать? Нет,  не  стоит. Такие женщины, как  она, уже  обычно  замужем  и  живут  спокойной  семейной  размеренной  жизнью. Интересно, есть  ли  у  нее  на  руке  кольцо? Вот  балбес, не  посмотрел  на  ее  руки  во  время  приема. Да, впрочем, что  его  вспоминать, этот  прием, я  из  него  одни  глаза  и  запомнил. К  тому  же  она  может  просто  не  носить  кольца, потерять  его, или  быть  замужем  гражданским  браком. Нет, подходить, пожалуй, пока  не  стоит».

           Между  тем  Галина, не  замечая, что  за  ней  кто-то  наблюдает  и  идет  вслед, уже  подошла  к  своему  дому  и  зашла  в  подъезд.
           «Так, - подумал  Комаров, - кажись,  пришли. Что  это  за  улица? Ба, да  это  же  Кропоткинская, а  дом…дом  вот  на  углу, ага,  семнадцать. Так  ведь  в  этом  доме  Славка  Лемешев  живет, только, судя  по  номеру  квартиры  в  другом  подъезде. Мир  действительно  тесен».

           После  этого  дня  он  еще  два  раза  проводил,  таким  образом,  Галину  с  работы. Через  словоохотливых  бабок, которые  днем каждый  день  перебирали  сплетни  у  подъезда, он  выяснил, что  Галина  замужем, но  живет  одна, потому  что  муж  уже  три  года  живет  в  другом  городе, приезжает  сюда  редко, но  они  не  разведены, есть  собака, пудель  Барон, а  детей  нет. Короче  говоря, он  узнал  то, что  хотел, и  то  что  ему  было  совсем  не  нужно  и  наконец  все-таки  решился  подойти  к  Галине  и  объясниться.
           «Все, пора  с  этим  заканчивать. Либо  я  к  ней  сегодня  подойду  и  все  скажу, либо  я  больше  никогда  сюда  больше  не  приду. Хватит».

           В  этот  день  Галина  работала  до  вечера  и  когда  вышла  на  улицу,  уже  опустились  осенние  сумерки, и  стало  темнеть. Комаров  шел  по  обыкновению  незаметно  сзади  нее  метрах  в  пятидесяти, размышляя, с  чего  бы  ему  начать  разговор. Когда  Галина  уже  почти  подошла  к  своему  дому, он  добавил  шаг, все-таки  решившись  на  разговор. Расстояние  от  Олега  до  Галины  быстро  сокращалось. И  вдруг  откуда-то  из-за  кустов  прямо  перед  Галиной  вынырнуло  трое  каких-то  мужиков.
           - А, ну-ка  стой-ка, цыпа, - слащаво  произнес  один  из  них, невысокий  и  худощавый  тип  лет  тридцати. – Не  спеши, милая, развлечемся.

           Он  ощерился  в  оскале, показав  несколько  оставшихся  зубов  среди  множества  фикс  из  нержавейки. Галина  задохнулась  вначале  от  подобных  слов, но  тут  же  взяла  себя  в  руки.
           - Пошел  вон, - резко  произнесла  она  и  попыталась  обойти  троицу  стороной.
           - Степа, она  нас  не  любит, - сказал  худощавый  высокому  верзиле  с  лицом  олигофрена  и  многочисленными  татуировками  на  кистях  рук. – Она  еще  не  знает, какие  мы  хорошие.

           Фиксатый  быстро  и  больно  ухватил  ее  за  предплечье:
           - Тащи  ее  на  стройку, Степа, там  разберемся.
           Степа  тут  же  обхватил  Галину  своими  огромными  ручищами, как  стальными  клещами  и  пережал  горло. В  нос  ей  ударил  смрадный  запах  из  его  рта – дурной пищи, винного  перегара  и  чеснока.

           Третий, невысокий, но  плотно  сбитый  малый  с наголо  бритым  черепом по  кличке  Бык, в  это  время  уже  рвал  из  рук  Галины  сумочку.
           Комаров, которого  никто  не  увидел, потому  что  он  шел  в  тени, понял, что  дело  принимает  скверный  характер, и прибавил  скорости. Разбежавшись,  и  не  снижая  ее, он  в  прыжке  врезал  ногой  Степе  в  район  поясницы. Что-то  оторвалось  в  Степином  позвоночнике, он  тут  же  отпустил  руки  от  Галины,  и  удивленно  обернувшись  в  сторону  Олега, начал  оседать  и  заваливаться  на  асфальт.
           - Шкет…- только  и  смог  просипеть  он, обращаясь  к  худощавому.
           У  Шкета, который стоял  в  это  время  чуть  поодаль  у  кустов, в  руках  моментально  появился  нож.
           - А  ну-ка, отведай  перышка…- начал  он, но  не  успел  закончить, потому  что  рука  его  вместе  с  ножом  провалилась  куда-то  вперед, тут  же  в  ней  что-то  больно  хрустнуло  и  Шкет  от  боли  потерял  сознание.

           Разбираясь  со Шкетом  и  Степой, Олег  ни  на  миг  не  забывал, что  сбоку  и  чуть  сзади  него  стоит  третий  бандит. А  Бык  в  это время  обалдело  смотрел  на  все  происходящее, но  как  только  этот  неизвестно  откуда  взявшийся  тип  сломал  руку  Шкету, то,  не  выпуская  из  рук  сумочки,  бросился  бежать.

           - Стой, гад, - закричал  Комаров  и, резко  развернувшись, побежал  за  ним. Вначале  он  начал  его  быстро  нагонять, но   уже  метров  через  двадцать  ему  стало  не  хватать  воздуха, он  начал  задыхаться  и  падать  на  землю.
           «Уйдет», - подумал  он, и  серая  пелена   стала  закрывать  его  глаза.
           Он  не  видел, как  наперерез  Быку  уже  бежал  Славка  Лемешев, как  раз  возвращавшийся  домой  после  работы  и  ставший  свидетелем  этой  драки, не  видел, как  Славка  подсек  Быка, вырубил  его  ударом  в  челюсть  и  как  подбежал  к  нему.

           - Олег  Петрович, Олег, ты  что, Олег…Девушка, скорую  вызовите  быстрей…
           Галина, мигом  вышедшая  их  оцепенения, тут  же  бросилась  на  помощь.
           - Я  сама  врач, разрешите…
           Она  схватила  руку Комарова, пытаясь  нащупать  пульс, потом  торопливо  расстегнула на  Комарове  рубашку  и,  приложив  ухо  к  груди  Олега,  с  надеждой  пыталась   уловить  биение  его  сердца.

           - Скорая  уже  не  поможет, - глухо  сказала  она  Лемешеву, поднимая  голову,  и  задумчиво  провела  рукой  по  шраму  у  сердца  на  груди  уже  мертвого  Олега  Петровича  Комарова.

           Его  хоронили  через  три  дня  на  городском  кладбище. Народу  было  немного: Татьяна, Машка, несколько  друзей-однополчан, соседи  по  дому  и  конечно  Славка  Лемешев, который  хотя  и  хлопотал  больше  всех  и  помогал, сидел  у  поминального  стола  незаметно  с  края. А  рядом  с  ним  сидела  вся  в  черном, молчаливая  и  только  ему  известная  красивая  женщина  с  печальными  серо-зелеными  глазами.

11.11.2007