Чертов билюкин

Последней художественной книжку я прочел в пятом классе. Это была повесть Тургенева «Му-Му». И, не помню, из нее или какой другой, запомнил фразу о людях, обладающих редким даром будить в окружающих худшие стороны характера.
Митя Билюкин, сотрудник нашего отдела, как раз и был из таких. Его очкастая физиономия с застывшей в блеклых глазах неясной тревогой и робкая щуплая фигура в мятом халате с первого взгляда рождала в умах начальства противоречивые чувства, главным из которых было гневное недоумение: «Что тут делает этот суетливый тип с бегающими глазами? Что скрывает?» Еще одной неприятной его чертой была постоянная нервозность и боязливость. Он вечно во всем сомневался, делился опасениями с остальными и оспаривал здоровый оптимизм, обычно проявляемый коллективом перед  лицом вызовов судьбы, вроде посылки на стройку или сокращения числа отгулов за дежурство в вытрезвителе. Не удивительно, что коллеги – молчуны легко обходили его по служебной лестнице, а он за десять лет так и не поднялся выше простого инженера.
В 89-м году, когда все, забросив дела, с умным видом слушали на работе трансляции со съезда депутатов, Билюкин взволнованно заявлял своим высоким резким голосом: «Плохо весь этот бардак кончится. Еще пара лет – и развалят страну к чертовой матери, а коммунистов разгонят!» Народ после таких слов дружно назвал его придурком, а партком  устроил крупные неприятности. Впоследствии Митя старался придерживать язык, но удавалось это ему не всегда.
Когда в следующем году на собрании трудового коллектива главный инженер Мерян, метивший в директора, обещал золотые горы, Билюкин возьми да ляпни: «Он же вор, на него дело заводили! Директором станет – институт по миру пустит!» Собственно говоря, такие подробности ни для кого не были секретом, но упоминать о них при всех было просто неприлично. Бузотера еле вытолкали из зала, а Мерян долго и напряженно шутил, пытаясь скрасить неприятное впечатление.
Другой бы после победного вступления оппонента в должность сразу скрылся в тумане, но не таков был Митя, который терпеливо сносил процесс загона за Мажай, сопровождавшийся обрезанием премий и оклада и даже успел прокаркать, что после акционирования кадры резко сократят. И ведь накаркал, зануда! В конце 93-го я начал теребить знакомых, подыскивая себе новое место. Билюкин к тому времени уже околачивался на бирже труда, о чем и сообщил, смущенно почесывая голову, во время случайной встречи возле офиса «Русского дома селенга».
«Да, Анатолий Матвеевич, хочу предупредить, не связывайтесь вы с этими хопрами, фондами, селенгами! Они все жулики», - сказал он на прощанье, еще более смутившись.
Я  кивнул, а про себя подумал: «Ну и дурак! Правильно тебя с работы турнули. Только и умеешь, что настроение портить. В «Селенге» хоть процент выше инфляции, видно, что люди деловые. По телевизору проходимцев не покажут.»
А весной 98-го, когда я уже был хоздиректором солидной фирмы, опять увидел Митю, таскавшего ящики у магазина. Выглядел он довольно необычно: вся левая сторона лица посинела и опухла, сломанная дужка стареньких очков была замотана изолентой. Он обрадовался и сразу спросил, нет ли у меня какой работы. Я соврал, что все места заняты. На самом деле такой невыносимый тип под боком был даром не нужен, да и злился я на него с того раза. Кинули меня в этой проклятой «Селенге» на 3000 баксов.
Митя увидел, как я присматриваюсь к его синякам, и нехотя пояснил:
- Отговаривал дворовых алкашей дешевую водку пить. Двое померло, а выжившие меня по
пьяни чуть не прикончили, гоняли по всему кварталу. Хорошо, наш местный бандит Бегемот отбил. Кстати, Матвеич, копи валюту, рубль скоро накроется, - добавил он, как всегда, невпопад, поправил треснутые очки и похромал обратно в подсобку.
Я в душе чертыхнулся: «Горбатого только могила исправит!», но в дальнейшем стал внимательней следить за курсом. Рубли мои в то время лежали в надежном частном банке на срочном вкладе и не хотелось терять высокий процент. До лета ничего страшного не произошло, да и новый молодой динамичный премьер – реформатор внушал определенный оптимизм. Я с легким сердцем отправился в конце июля в круиз вокруг Европы, и дефолт застал меня уже на Кипре.
А через полтора года, приехав по делам в Москву, только вышел на площадь Курского вокзала, как прилично одетый грузин впереди меня, доставая из кармана сигареты, обронил тугую пачку зеленых бумажек и пошел себе дальше. Я инстинктивно нагнулся: это были сложенные стодолларовые купюры, перетянутые резинкой. Тут сбоку вынырнул парень в кожаной куртке с приятным открытым лицом и, схватив пачку, подмигнул мне: «Повезло нам, батя, у этого лоха капусты, видать, немеряно. Пошли, поделим по-братски».
Не успел я сунуть в карман 500 долларов, честно отсчитанных мне в ближайшей подворотне, как словно из-под земли вырос тот самый грузин и с криком схватил меня за грудки…
В себя я пришел только через минут 15, когда грузина с моим портмоне и дипломатом и след простыл, да и парень исчез. В милицию на вокзале пришлось тащиться одному. И когда я опять вылез на свежий воздух, сразу задумался, что теперь есть, где ночевать и на какие шиши ехать обратно. Скрепя сердце я подобрал старый полиэтиленовый пакет и отправился собирать пустые бутылки. Я нашел всего пару штук, как рядом притормозила новенькая «Ауди» с флажком на номере. Заднее боковое стекло у нее плавно опустилось и оттуда выглянул, кто бы вы думали? Митька Билюкин, собственной персоной.
- Анатолий Матвеич, какими судьбами в Москве? – его глаза приветливо блеснули за стеклами дорогих очков. Впервые я видел его в белой рубашке, пиджаке и галстуке.
- Вот, не успел сегодня приехать, как ограбили. Погоди, а ты чем сейчас занимаешься?
- Да в основном Бегемоту помогаю, он сейчас большой человек. Вот мои координаты, позвони вечером, что-нибудь придумаем, - он протянул свою визитку вместе с сотенной купюрой и продолжал, - ходи осторожней, здесь вокзальные бомжи лютуют.
Потом махнул рукой, стекло поднялось и машина плавно рванула дальше по Садовому кольцу.
Я пригляделся к карточке. На ней красовалась затейливая эмблема и надпись: «Пиар – агентство «Борджиа – Ц», ведущий политтехнолог Дмитрий В. Билюкин», указаны телефоны и емейл.  Я глубоко вздохнул: «Черт возьми, в конце концов все не так плохо», и бодро зашагал по переулку, но тут же буквально наткнулся на трех оборванцев ужасного вида. В грязных руках они держали пустые импортные бутылки замысловатой формы, из тех, что не принимают нигде и никогда.
- Значит это ты, сука, наш хлеб отбираешь? – прохрипел их вожак со всклокоченной, как у партизана с плаката «Наши силы неисчислимы», бородой, указывая на мой пакет.
Я в ужасе отшатнулся, а вся троица, гнусно матерясь, налетела на меня. «Сотню-то надо было в носок спрятать», - только и подумал я, падая на скользкую мостовую.
Шофер «Ауди» в это время спросил с улыбкой, не отрывая взгляда от дороги:
- И за что вам, Дмитрий Василич, такие деньги платят, что сотенными бросаетесь?
Билюкин потянулся, обнял за осиную талию юную брюнетку, сидевшую рядом, и ответил:
- За то, что мои прогнозы всегда сбываются.
Девушка удивленно округлила и без того огромные карие глаза на узком бледном лице и погладила Митю по галстуку:
- О, как интересно! Неужели ты экстрасенс? Как это тебе удается? - и хотя Билюкин отнюдь не тянул на Самсона, стала в этот момент очень похожа на Далилу.
- Да какой экстрасенс! Просто у нас обычно сбывается наихудший вариант развития событий, - он сдержанно зевнул, пощупал соседку и разочарованно протянул, - кожа да кости, подержаться не за что. Бросай ты свои французские диеты, а то станешь дистрофиком, как Кейт Мосс.