Ночной бубен

(Глава из романа «Полет обреченных» – первой книги приключенческой тетралогии «Попутчик»)

— Дружный приход весны в предгорья Кузнецкого Алатау почти
не чувствовался, чем ближе путники подходили к вершинам самого хребта. Во всяком случае, когда, обойдя стороной, белоголовый от шапки вечного снега, Большой Таскыл, они пошли поверху водораздела, им весьма пригодились голицы.
Это были обычные широкие и короткие охотничьи лыжи, только, как водится у теленгитов, не подбитые мехом.
Благоразумно прихваченные в доме у гостиприимного Гапонова, лыжи значительно облегчили путь, по которому вел своего спутника Степан Маркелович Кузьмин,
Лишь попервой, пока Сергей только привыкал идти по лыжне, проторенной кряжистым проводником, идти мешали частые остановки. Но потом уже не столь тяжелыми казались волокуши с грузом, что они тянули за собой.
- Как на горном курорте,- с чувством произнес Сергей на очередном привале, восхищенно оглядываясь по сторонам.
Всюду, куда ни глянь, простирался голубой таежный ковер, окутанный легкой дымкой испарений от весенних проталин. Ну а здесь снег еще лежал весьма уверенно, отсвечивая на солнце бликами причудливых кристаллов. Крупных, как будто соль на таежных солонцах, не тронутых до – поры, до времени зверьем.
 - Скоро пойдем вниз и кончится, выходит, твоя путевка. Курортник! - С легкой иронией ответил ему дед Степан, как всегда на привалах, занятый раскуриванием своей кривой костяной трубочки - носогрейки.
Экономя силы обоих, он, сколько мог, вел напарника вдоль безлесых скал. Не теряя при этом, лишней высоты. Вот только для ночлегов сходили к первым кедрачникам, чтобы добыть  топливо для костра. Ну а так, даже обедали в сухомятку – с ужина припасенным варевом. Им же кормили и щенка, названного Таскылом.
Ну а куропаток или, чаще всего зазевавшихся в линьке зайцев, удачливый в охоте старик брал одним – двумя выстрелами из ружья, не останавливая при этом, общее движение. Лишь после меткого выстрела подберет тушку со снега, бросит на волокушу и вновь «скрип», да «скрип» лыжами по жесткому снежному насту.
После очередного ночлега, когда Сергей вновь, было, начал приторачивать к меховым торбасам крепления лыж, Кузьмин остановил его словами:
 - Оставь лыжи. Дальше нам уходить со снегов вниз. Скоро будем у цели.
И добавил к сказанному:
 - Вон за тем распадком наше зимовье.
Кивок окладистой бороды означал для Сергея не больше, чем его же отсутствие. Потому как с их площадки, вчера вечером выбранной для последнего привала, открывалась исключительная бескрайность кедрачника. Будто морская гладь волнами – колыхалась тайга вздыбленными гористыми грядами. И можно было только догадываться - какую из них имел в виду дед Степан, указывая на конечную точку их долгого пути.
А тот, взяв у парня лыжи, уже связывал их вместе со своей парой короткими кусками бичевы.
Закончив дело и оставшись довольным надежностью узла, он примотал голицы стоймя к стволу разлапистого дерева, что минувшей ночью гостеприимно укрывало сенью своей кроны путников от ветра и редких зарядов снежной крупы.
Выбравшись на свет из тени колких веток, дед пояснил свои действия:
 - Будет время - пригодятся еще лыжи. Нам здесь, дай Бог не раз еще зимовать.
Очень скоро путники углубились в весеннюю тайгу.
Теперь Сергею стало не до любования окружающей природой. Будто заведенный, не зная усталости, шагал и шагал, увлекая Калугу вперед за собой, старый таежник. Безошибочно ориентируясь по, одному ему известным, приметам. Его молодому спутнику только и оставалось, что идти следом. То, преодолевая по - весеннему налившиеся жизнью упругие стены из ветвей кустарников, то проваливаясь по щиколотку в сырой ковер, давно вытаявшего из - под снега и, напитавшегося влагой, мха.
Всего этого добра кругом было вдоволь.
Целым ковром расстилались то коричневый мох, то короста лишайников у старых стволов елей и кряжестых, усыпанных у корней облетевшими спелыми шишками, кедров.
Чащеба серьезно сказалась на скорости передвижения маленького отряда. И Сергей не раз успел позавидовать недавнему лыжному пути «по – верху». Когда шли по горному отрогу, покрытому снежной шапкой плотного наста - естественной столбовой дороги, устроенной самой Матушкой - Природой.
Теперь же каждую складку местности приходилось преодолевать, прилагая к этому немалые усилия. Ведь поклажа с, оставленных наверху, волокуш перекочевала в заплечные мешки путников. Пригибая свинцом на каждом шаге.
Когда уже невыносимая усталость одолела неопытного таежника, и только желание не показать свою слабость перед проводником, сдерживала Сергея от падения на землю, послышались долгожданные слова:
 - Шабаш! Здесь строим дневку.
Поджидавший на краю широкой поляны Кузьмин, улыбнулся нечаянной радости, блеснувшей в глазах спутника:
 - Будет время перевести дух и отоспаться и тебе, и этому пострелу.
Звонкий лай уже доносился с теплого, прогретого солнцем пригорка, на который Калуга успел выпустить своего питомца.
Кузьмин и впрямь все понимал в здешних местах. Остановились на сухой и удобной поляне. Быстро развели костер, приготовили ужин. И еще до захода солнца легли спать у, неспешно пылавшей, «нодьи» - очага, устроенного из нескольких, закрепленных один на другом, сухих древесных стволов, суливших всю ночь давать и тепло и свет обитателям привала.
Сморенный, накопившейся за последний дни, усталостью, Сергей едва не проспал главное. Лишь чудом уследил тот миг, когда остался на поляне один. Старик ушел бы не сказавшись, но Калугу разбудил Таскыл, лизнув шершавым языком спящего прямо в обветренные губы.
Разбуженный, Сергей скорее не услышал, а почувствовал, как Степан Маркелович, мягко поднявшись со своей еловой подстилки, устроенной рядом, скользнул в сумрак, сгущавшийся с каждым шагом отдаления от костра.
Иначе Сергею было просто нельзя. Еще с вечера он утвердился в решимости раскрыть тайну Кузьмина. И особенно задумал проверить:
 - Верно - ли говорили про того в милиции?
Другим поводом к бдительности послужило необычное обращение к нему самого Степана Маркеловича перед тем, как они легли спать:
 - Завтра, Серега, вы тут вдвоем с Таскылом до полудня будете хозяйничать. Мне нужно будет ненадолго отлучиться по делу. Так что не скучайте.
 - А какое, вдруг, такое дело может срочно приключиться в глухой тайге, когда вокруг на десятки километров нет ни одной живой души?
И вот – чуть не проспал.
 - Молодец, песик, разбудил вовремя! - Похвалил Калуга щенка. Засунул его, как обычно, за пазуху и без оглядки отправился следом за подозрительным таежником.
Сразу за лагерем темнота совсем поглотила Степана Маркеловича. И лишь шелест, раздвигаемых им, еловых лап, доносящийся до Калуги, подсказал тому направление поиска.
В тайге сержант запаса действительно был пока «необстрелянным» новичком. Но - не в жизни. Не пропали даром годы войны, т особенно - служба в спецназе. Когда от простой оплошности можно было лишиться самого права на существование. Ну а теперь было даже проще чем в Афгане. В эту ночь ему на помощь пришел самый непредсказуемый, но и вернейший союзник – погода.
За ночные часы вокруг успел выпал мелкий снежок. До первого солнечного луча он припорошил деревья, приукрасил грязные «кружева» ягеля. И выдавал теперь каждый шаг старика.
Следуя по ним в небольшом отдалении, Калуга медленно, но верно сокращал расстояние до старика. Оставалось, только, самому не выдать себя чуткому следопыту.
Сергей сунул ладонь под теплый отворот куртки. Таскыл словно чувствовал обстоятельства и не издавал там ни одного звука.
Путь был не далек. Шли все время верх по небольшому ручью. Но, пройдя вдоль него, они словно оказались в ином мире. Смешанная тайга на, внезапно открывшейся, обширной поляне выглядела пришельцем из других мест. Еще за руслом неглубокой воды все также стояли вперемежку колючие исполины - кедры, ели, пихты. А здесь уже царствовал стройными белыми стволами березняк.
Горьковатый запах набухших березовых почек особенно отчетливо чувствовался на фоне сырой снежной свежести, источаемой, выпавшей ночью, порошей.
Даже рассвет, в этом уголке тайги, казалось, наступил на поляне раньше, чем где - либо. Во всяком случае, в ельнике, откуда, затаившись, Сергей наблюдал за стариком, еще стелился густой сумрак. А вот на поляне, березы словно излучали особый свет, замерев в сиянии берестяных нарядов.
Тут Сергей даже чертыхнулся от досады, поняв, что его предприятие не удалось. Дальше идти за стариком было рискованно. Теперь, когда негде было прятаться, Кузьмин, несомненно, не мог бы не заметить, идущего за ним, преследователя.
Однако и тут удача не оставила Калугу. Действия старика дали понять, что выходить на просматриваемое пространство Сергею вовсе и не понадобится.
Дед Степан остановился посреди поляны у пары самых стройных и высоких деревьев. И не случайно. Именно они выделялись среди других не только своей особой грациозностью, но и необычным нарядом.
Деревья связывал между собой тонкий белый волосяной шнур, с, развешанными на нем, выцветшими от времени, лентами, фигурками из материи и, даже, шкурками зайцев.
 - Здравствуйте, мать и отец племени! Снова пришел к вам в гости! - Звонким, явно помолодевшим от волнения, голосом произнес Кузьмин. - Не просто так явился, а с просьбой принять к себе чистые души усопших, еще двое ушли из нашей семьи.
Сказав, дед Степан развязал, скинутую на землю, котомку.
Достал из нее несколько новых лент, повязал на поминальном шнуре. Затем, действуя обстоятельно и неторопливо, приготовил дары предкам.
На чистой белой холстине оказались, принесенные им с собой, мясо, хлеб, конфеты. Тут ему пригодились и ветки сушняка, что старик собирал весь свой путь к священной поляне.
Разложив их на старом костровище, охотник чиркнул спичкой, разводя огонь.
 - Наверное, снова, за дровами пошел? – Подумал, внимательно наблюдавший за происходящим Калуга, когда на его глазах таежник, старавшийся все время выглядеть бодрым и моложавым, исчез на другой стороне поляны.
Теперь Калуге даже стало неудобно за свое недоверие и вот эту слежку:
 - Ну и что из того, что Кузьмин решил без него помянуть добрым словом усопших. Они стоили того: и мать, и сын.
Он уже поднялся, было из - за дерева, за которым лежал, собираясь идти в обратный путь, как вдруг изменил свое решение. Уж больно неожиданным оказалось то, что произошло дальше.
Оттуда, куда ушел Кузьмин, на поляну выскочил в ритуальном танце самый настоящий шаман.
Глухие удары колотушкой в бубен, дополняемые гортанным пением, сопровождал мелодичный звон железные подвесок. Дополнил нереальность происходящего, живописный кафтан - маньяк из шкуры марала, развивавшийся на колдуне.
-Не особо знающий толк в фольклористике, Калуга, однако, не мог не оценить древность одежды.
По спине маньяка вились белые ленты, к рукавам пришиты кожаные витые шнуры, изображавшие, по всей видимости, птичье оперение.
А сами - символические фигурки летящих птиц украшали шаманскую шапку - порук.
 - Вот это да! - Сергей оценил и, дополнявшие наряд, десятки жгутов из конопляной веревки, что как змеи висели на поясе. А ниже, на полях халата, в такт движениям камлающего шамана извивались шкурки горностая, дятла, суконные изображение лягушек. С заплечий свешивались, умело свитые, жгуты, изображающие и, совершенно диковинных, животных. На бедрах маньяк украшали многочисленные цветные платки, лапы беркута с когтями, медвежьи когти, по плечам шла оторочка из пучков красной материи.
Все это остолбеневший Сергей разглядывал, пытаясь понять: - Откуда здесь взялся этот отголосок далекого прошлого?
Пока с явным облегчением не узнал в бородатом шамане своего недавнего спутника - деда Степана.
Тот же, все исполнял ритуал, то кружась на месте, выкрикивая гортанные фразы, то впадал в транс, всем телом приникнув к земле, сырой от подтаявшего снега.
 - Вот так дед - сто лет!- Удивился Калуга. - Да для такой процедуры здоровье нужно отменное и тренировки.
Как бы чего не случилось?!
Теперь уходить он осознанно раздумал. Не без основания полагая, что может понадобиться его помощь.
Так и случилось.
Убедившись, что Кузьмин, в обличии шамана, слишком уж долго остается лежать на холодной земле, Сергей вышел из своего укрытия. Все убыстряя шаг, поспешил к старику.
Глаза того были широко открыты. Он не совсем не реагировал на появление Сергея. Лишь из груди вырывалось хриплое дыхание.
- Я сейчас! - Парень взял кружку, стоявшую прежде на жертвенной скатерти и сбегал с нею к ручью за водой. Вернувшись, брызнул ею на лицо, потерявшего сознание, старого охотника.
Помощь оказалась действенной. Тот вздрогнул, медленно приходя в себя.
 - А, Сережа, как ты тут оказался? - Устало спросил дед Степан. Он уже узнал в, склонившимся над ним, человеке своего спутника по таежному путешествию.
- Да вот, пошел прогуляться вокруг костра, но услышал бубен. Дай, думаю, узнаю, кто может в такой глуши шаманить.
 - Пожалуй, уже отшаманился! - Слабо улыбнулся в седую бороду старик.
Чувствуя за собою долю вины, что таился от Сергея, он с помощью парня попытался подняться на ноги:
 - Видишь, как скрутило. Но иначе было нельзя. Специально решил сделать крюк по тайге, чтобы прийти к этому месту.
 - А что оно означает? - Калуга еще раз обвел взглядом, так поразившую его, странную поляну. Сейчас, в полуденный час она выглядела еще более завораживающей, чем утром.
 - Бай - Кайын - священное дерево нашего рода, - пояснил, уже поправляющийся от сердечного приступа, старик. - А я здесь - последний шаман!
По удивленному выражению на лице Сергея, Кузьмин понял, что настала пора говорить всю правду.
Костер, разведенный у жертвенника, уже догорал. Потому, усадив рядом с кострищем, еще слишком слабого от всего пережитого, старика, парень сам сходил за сушняком.
Когда над углями вновь жадно занялось пламя костра, он сел рядом, готовый слушать то, о чем, впервые для кого – либо, хотел поведать ему старый таежник.