Мы победим

     Когда-то давно в детстве я читал рассказ одного писателя, ни фамилии, ни имени которого я, к сожалению, не помню. Он писал про находчивого мальчика, который с помощью простого речного песка причинил отряду немцев непоправимый урон. Вспомнив этот рассказ, я постарался изложить про этот геройский поступок, как некогда Толстой переложил Пиноккио на Буратино.

     Война. А много ли в ней хорошего? Есть ли в ней вообще что-то хорошее? Есть ли в ней смысл? Задумываешься и понимаешь, что все войны бессмысленны. Вся вражда человеческая между людьми не приводит ни к чему хорошему. Но как это можно объяснить тем, кто нагнетает искусственно тяжелую обстановку недоверия между народами? Как дать почувствовать утрату, невосполнимую утрату, близких и родственников? Как дать понять, что собственные амбиции по сравнению с судьбой группы людей или всего человечества ничего не значат и никак не смогут утолить жажду кровопролития, возникающую по какой-либо прихоти в надежде расширить границы своего влияния? Увы… Было сказано одним из великих людей, что человек будет властвовать над человеком во вред ему.
      И так будет всегда, пока человек не поймет, что страх, заселяющий его душу, страх, что у кого-то лучше, будет царствовать над трезвой мыслью и здравым рассудком…
      Идут, собираются на праздник старички, повидавшие на своем веку и жизнь, и смерть. Но их остается с каждым годом все меньше и меньше, и некому будет рассказывать в своих воспоминаниях о той кровопролитной войне, которую они видели своими глазами. Некому будет передавать впечатления новым поколениям, чтобы последние учились на ошибках первых. И во что бы то ни стало нужно увековечивать как можно больше таких памятных событий, чтобы во всеуслышание, в память о прошлом, передавали без искажений слова очевидцев, проживших трудные времена лихолетий.
      «Было это под Стремневым, – рассказывал Николай Юрьевич. – Немцы тогда упорно подступали к Смоленску.
      Один отряд отстал на переправе через небольшую речушку, чтобы при случае прикрыть тыл своей дивизии от русских партизанских отрядов, если тем заблагорассудится напасть сзади.
      В то время я был несмышленым мальцом, которому стукнуло всего-то девять лет, и не все еще полностью понимал. Мой отец ушел воевать, мама – работать на танкостроительном заводе, а нас с Ванькой оставили на бабушку. В тот знаменательный в моей жизни день она напекла из остававшейся муки блинов с пирогами, собрала в лукошко яиц, плотно завязала крынку с молоком и стала нас собирать, напутствуя Ваньку, что ему необходимо делать, когда я буду отвлекать немцев, раздавая им бабушкины гостинцы. Ванька кивал головой и успокаивал расплакавшуюся бабушку.
      – Бабушка, мы вернемся, – говорил он. – Не переживай, обязательно вернемся.
      Надо было торопиться. До немецкого лагеря всего рукой подать – пять с лишним километров от нашей деревеньки. А русские разведчики, проходя мимо, говорили, что наши войска уже на подходе. Всю дорогу Ванька важно объяснял мне, что именно я должен делать и что говорить, чтобы немецкие солдаты ничего не заподозрили. Я это прекрасно понимал. До немецкого лагеря мы добрались довольно быстро, не смотря на наш тяжелый драгоценный груз. Честно скажу, было страшно, но задача, возложенная на нас, помогала перебороть страх перед немцами.
      Уже издали были слышны голоса купавшихся в реке немцев. Они уже третьи сутки стояли на одном месте, и им порядком надоела однообразная служба. Завидев нас, они даже не обратили никакого внимания на двух мальцов, продолжали веселиться. Лишь какой-то дежуривший немецкий офицер преградил нам дорогу, спросив на ломаном русском, откуда мы, куда и что несем. Но как только узнал, что у нас за ноша, на остальные вопросы нам отвечать не пришлось.
      Солдаты крайне обрадовались домашним пирожкам и блинам. «О! Яйки! Млеко!» – обрадовались они, неправильно выговаривая слова. Казенная пища до того им приелась, что они забыли всякую осторожность. Ванька рукой показал в сторону пушек, обращаясь к офицеру, понимая, что тот вряд ли поймет, что от него требуется, но он махнул рукой, мол, ступай, смотри. А я остался с ними наблюдать, как те уплетают бабушкину стряпню.
      Пока они радовались и веселились, мой старший брат успел осмотреть все до единой пушки, облазить все, что мог. Вскоре мы уже собрались уходить. Немцы улыбались, сверкая своими белыми зубами: «Приходите еще». Чтобы не идти домой старой дорогой, мы решили перейти вброд по реке и там, сделав крюк, вернуться в деревню. Но немного отойдя, Ванька сказал, что нужно посмотреть, что немцы будут делать дальше. Но они и дальше продолжали купаться и веселиться. Мы тем временем забрались по косогору вверх и затаились в кустах. Сверху был замечательный обзор: все было видно, как на ладони. Все пять пушек смотрели в сторону Смоленска, уставившись своими дулами в небо.
      Вдруг со стороны, где были немцы, что-то загрохотало. Немецкий офицер что-то закричал, все засуетились, начали вылезать из воды, одеваться. Стали спешно разворачивать орудия в ту сторону, откуда все чаще слышались взрывы. Радист отряда что-то отвечал старшему офицеру, слушая, что говорят по радио, и передавал какие-то данные. Командир отряда отдавал какие-то указания.
      Ванька сжал мою руку и сказал:
      – Мы победим, Колька! Вот увидишь, победим!
      Что тут сказать, мой старший брат оказался прав. Мы свято верили в нашу победу и ждали тот день, когда по всей стране объявят по радио о том, что война окончена. И хотя нам и было тогда девять и одиннадцать лет, мы понимали, что каждая помощь, даже маленького ребенка, способна повернуть ход всей войны в другую сторону.
      Сверху нам был виден не только немецкий отряд, приготовившийся отражать нападение, но и дорога, по которой мы с Ванькой пришли. На горизонте показались наши русские танки, приближавшиеся с приличной скоростью. Немецкий командир что-то прокричал на немецком, махнул рукой, и пять орудий дружно дали залп в сторону наших танков.
      Вы не представляете, что тут началось! Я и сам тогда не понял, что произошло. Дым, крики, несколько солдат упали замертво, остальные, оглушенные упятеренным взрывом из всех орудий, бегали и ничего не понимали.
      Когда дым понемногу рассеялся, я четко увидел своими зоркими глазами, как у каждой пушки вместо дула торчали уродливые куски развороченного металла. Уже позже я узнал, что даже безобидный речной песок способен обезоружить врага, если правильно его использовать.
      - Мы победим! - повторил Ванька и потащил меня прочь от этого места.»