Ничто человеческое не чуждо

               


 
       К тому времени, о котором говорил в предыдущем рассказе, я практически уже забыл мое подлое предательство милой девушки Любы. За прошедшие несколько лет боль окончательно зарубцевалась. Во всяком случае, угрызений совести уже не испытывал. Жизнь пошла по проторенной колее. Об этой колее хорошо спел Владимир Семенович: «Отказа нет в еде – питье в уютной этой колее». Если помните, главным условием было: следуй обязательно строго по этой колее и не рыпайся выскочить. А я и не рыпался, следовал в светлое будущее в полное свое  удовольствие. Память моя уже не мучила меня ненужными воспоминаниями, потихоньку атрофировалась, я забыл все переживания и волнения, мне даже стало казаться, что адюльтер на стороне, неотъемлемое достоинство настоящего мужчины. Тем более, для меня, успешного «добра молодца», перспективного функционера от науки. И тем более, если со всех сторон только и слышишь слова похвалы. Поневоле голова закружится. Моя активность уже замечена руководством института и партийными органами. Я избран  членом партбюро факультета, облечен доверием, так сказать. Мне даже стали поручать деликатные дела, связанные с ревизорскими проверками института. 
    Что такое аудит, в то время никто и не знал, такой формы проверки деятельности социалистического предприятия просто не существовало. Главным, надзирающим от имени государства, был ревизор. Ревизорскую проверку можно сравнить с нынешними наездами налоговой инспекции. Но тогдашнего ревизора меньше всего волновала проблема уплаты налогов, он проверял совсем не это. Главное, проверка правильности расходования средств. Ведь все предприятия и учреждения содержались за счет бюджета, в том числе и наш вуз, конечно. Понятное дело, государство хотело контролировать собственные расходы и строго требовало соответствующей отчетности. Выделяемые из бюджета средства полагалось расходовать по определенным правилам и статьям. Даже деньги, которые ученые института зарабатывали, выполняя хозяйственные договора, расходовались не абы как, а в соответствии с правилами, утвержденными вышестоящими организациями. Так вот ревизоры как раз и проверяли, прежде всего, именно правильность этого расходования. Но это еще не всё. Учитывая, что вуз является одновременно и научной организацией, параллельно проверялась и тематика и исследований с точки зрения их актуальности и значимости.
     О приезде ревизоров всегда было известно заранее, я не помню случая, что бы кто то приезжал инкогнито, как у Гоголя. В бригаде обычно два человека, если больше, то это уже очень серьезно, по результатам проверки жди оргвыводов. Для институтского руководства ревизия из Москвы, всегда была серьезнейшим испытанием и ее проведение находилось под неусыпным надзором ректората. Перед ревизорами все буквально тряслись и исполняли любой их каприз.
      Но были ревизии и совсем другого порядка. Из Москвы под видом проверки приезжали просто для отдыха. Конечно, для соблюдения формальностей, они имели задание о проверке, но это была именно формальность, не более. Мы прекрасно знали, что такие поездки - ревизии для московских чиновников были своего рода поощрительными турами на бесплатный отдых. Визиты планировались обычно на летний, купальный сезон. Таких гостей мы, соответственно, встречали по особой программе. Утром, в день приезда я выезжал на вокзал встречать поезд из Москвы. Встретив приехавших, отвозил их  в гостиницу, организованную при одном из студенческих общежитий института, на улице Товарищеской. Там они приводили себя в порядок после дороги и затем я забирал их в институт. Здесь их ждали в своих кабинетах институтские руководители и в зависимости от ранга прибывшего гостя, принимали на том или ином уровне. Опять же, в зависимости от ранга, им за чашкой чая более или менее подробно рассказывали об институте, оговаривали минимальный график знакомства с подразделениями (факультетами, лабораториями). Все, конечно, понимали истинную цель приезда, но и соблюдать формальную процедуру было необходимо. Всегда мог найтись человек, способный донести правдивую информацию о проводимой «ревизии» до высоких кабинетов. А это могло быть чреватым. После чаепития членов комиссии отдавали в мое распоряжение. Улыбаясь во всю ширь своей физиономии, я предлагал им по настоящему отдохнуть после трудной дороги. (14часов, время в пути на поезде Москва – Казань, очень тяжелое испытание.) Конечно, они соглашались. (Для этого и ехали.) Часы к этому моменту показывали обед. Нужно кормить гостей. Вариантов несколько: В отдельном кабинете при студенческой столовой, в ресторане или демократично, на скорую руку, в общем зале со студентами, но очередь стоять не нужно, девочки сейчас принесут. Поели. Ну, а теперь, уважаемые, прошу на экскурсию, на Волгу, нашу матушку реку. У вас же в Москве такого нет.
      А вчера, готовясь к приему гостей, я договорился с СКБ -1, то есть студенческим конструкторским бюро самолетостроительного факультета, о командировании их катера с водными лыжами на борту, в Голубой залив, где располагался наш институтский спортивно-оздоровительный лагерь «Икар». Вот туда мы и направляемся с гостями. Багажник нашей «Волги» под завязку забит несметным количеством спиртного. Закуской обеспечит столовая лагеря. Примерно через час езды мы на месте. Встречает начальник лагеря и провожает в гостевые апартаменты. Стол накрыт, как и положено, на Волге. Тройная уха томится на углях, осталось только влить в котел стаканчик водочки для остроты вкуса и можно подавать. Стерлядочка жареная и вяленая, сом, судак разложены по тарелочкам, свежепомытые овощи выглядят очень аппетитно. Водитель заносит в кладовку спиртное.  Садимся за стол и первый тост за встречу, а затем все, как и положено, по порядку. Приняв в меру на грудь, только для куражу, одеваем плавки и на пляж, на песочек, к волжской воде и нашему катеру. Слава Богу, ревизия благополучно началась. Два-три дня, редко четыре, пролетают, как один, под звон бокалов и рев мотора. Вечерняя и ночная жизнь все так же во хмелю, но уже, как правило, в компании прелестниц. Ведь на противоположном берегу, в Кызыл – Байраке, функционирует пионерский лагерь, а мы при транспорте и волжская ширь нам не преграда, а место ночных прогулок.
      Конечно,  каждый раз сценарий «ревизии» составлялся индивидуально и был не всегда похож на предыдущий, но основные моменты сохранялись. Отличия диктовались обстоятельствами: бывало, что проверяющий привозил из Москвы собственную жену и тогда все менялось в угоду мадам. А один раз помню, для очень дорогого гостя, мы устроили рыбалку на настоящем сейнере. В лагерь за нами пришел рыболовецкий сейнер, принадлежавший Казанскому филиалу АН СССР. Ректор института Р.Ш.Нигматуллин договорился, что бы они взяли нас на борт и устроили показательное траление на Волге. Этот сейнер «Академик Берг» имел такое право тралить в любом месте, якобы в научных целях. Для меня это было очень приятным событием, на сейнере я с радостью вспомнил свою рыбацкую молодость и с удовольствием наблюдал за дружной работой матросов. Тралили под селом Красновидово. Трал принес несколько сот килограммов разной рыбы. Такого я до сих пор не видел на своей любимой Волге. На палубе трепыхались с десяток сомов от полутора до двух метров длиной, рядом крупные лещи бронзово-красного цвета, огромные судаки и стерляди до полметра длиной каждая. На прочую мелочь и смотреть не хотелось. Матросы быстренько сварганили уху и в кают – компании мы очень хорошо приложились к рыбке с юшечкой и конечно к водочке. К вечеру нас отгрузили на борт подошедшего за нами катера, снабдив на дорожку всякого рода рыбой. Славный денек мы провели на нашей нелегкой работе.
      В последний день проводимой ревизии, мы, как правило, с утра выезжали в город. В гостинице наши гости опять приводили себя в порядок и мы отправлялись в институт. Я проводил экскурсию по заранее оговоренному маршруту, знакомил с «предметом» ревизии. Затем ехали к руководству, где подписывали заранее подготовленный акт ревизорской проверки и дружно отправлялись на прощальный обед – ужин. К восьми вечера мы отвозили гостей на ж.д. вокзал, сажали в вагон СВ и махали на прощание ручками. Все, слава Богу, ревизия закончилась, работа продолжается.
      О моих командировках в столицу нашей Родины можно написать несколько рассказов. Это просто отдельная песня, отдельный разговор. Ведь Москва в нашей стране была особым городом, который населяла особая нация – москвичи. Как ни странно, они разговаривали на русском языке и это обстоятельство еще позволяло их воспринимать, как неких сородичей по племени. Ничего другого, общего с провинциальным людом у них не было. Эта порода людей отличалась  от нас всем: особым циничным отношением к моральным ценностям, так почитаемым в глубинке, прагматизмом и меркантильностью в быту, нахальной снисходительностью богочеловеков к плебеям. Много еще можно неприятного сказать о москвичах и их чванстве. Я не собираюсь чернить их всех, мазать одной краской, среди их попадались и очень прекрасные люди. Я хочу лишь  сказать об атмосфере царящей среди министерских клерков, чиновного столичного люда. Именно с  этой человеческой породой я и работал. Но, как говорится: с кем поведешься, того и наберешься. Волей неволей я набирался негативного опыта, в отношении к жизни и   моральным устоям общества, в котором я жил и работал. Можно сказать, меня «понесло», я стал ощущать себя чуть ли не суперменом, которому многое дозволено, многое прощается. Дальнейшие события показали, как сильно я ошибался, как наивен я был.